11

Джоанна лежала ничком, ее пальцы все еще сжимали бесполезную винтовку, словно она пыталась стрелять даже после смерти. Скорее всего, она была убита сразу, и даже не успела осознать свою гибель. Фатиме выпала худшая участь: ее винтовка была отброшена в сторону, а по скрюченным пальцам, закрывавшим искаженное предсмертной мукой лицо, было видно, что она тщетно пыталась укрыться от надвигающейся смерти.

Гнев, который Уайльд так долго сдерживал, пронзил все его существо, как удар тока. Гнев на самого себя, на избранный им способ действия, который он избрал только потому, что отчаянно желал верить, что где-то в мире могла найтись группа людей, отказавшихся от насилия и посвятивших себя миру. Миру, который должен был навсегда отторгнуть таких людей, как Джонас Уайльд.

Он выпрямился и мрачно оглядел на линию деревьев, взглянул через плечо на травяные хижины, прислушался к мычанию коров, тяжелому шуму дождя. Впервые за эти дни падавшая с неба вода показалась ему холодной.

Фодио стоял позади него на расстоянии не более двадцати ярдов, держа в руках пулемет.

— Бросьте оружие, мистер Уайльд! — приказал он.

Но этим двум женщинам он не предлагал сдаться. Уайльд резко обернулся, ствол винтовки молниеносно взлетел вверх, и Фодио понял, что его блеф не удался. Отшвырнув разряженный пулемет куда-то в сторону, он прыгнул вправо и откатился в сторону. Уайльд выстрелил, заранее зная, что промахнется, и кинулся вперед.

У него за спиной чавкнула мокрая глина, и он обеими руками вскинул ружье, отбивая мощный удар руки. Канем зарычал, они упали вместе, но Канем оказался наверху. Серия тяжелых ударов выбила винтовку из рук Уайльда, а сам он покатился в грязь рядом с мертвыми женщинами.

Он быстро сел и потряс головой. Канем футах в шести шарил в темноте по земле, пытаясь нащупать выпавшую винтовку. Фодио уже встал на ноги и двинулся к нему. Это были двое очень крупных, очень сильных, очень здоровых молодых людей, а Уайльд не видел ничего, что мог бы противопоставить им. Кроме, пожалуй, Серены. Но Серены здесь еще не было.

Он встал и бросился вперед. Канем отскочил в сторону, взмахнул винтовкой и, ударив Уайльда в плечо, швырнул его на Фодио. Оба покатились по земле. Фодио крепко обхватил Уайльда руками, а Канем, упершись коленом ему в спину, обрушил град ударов на голову. К счастью, он не знал, куда нужно бить. В голове у Уайльда зазвенело, но одновременно он как бы вчуже осознал, что за долгие годы навязанной мирной, слишком мирной, жизни у этих парней развилось жадное стремление разрушать и ощущать разрушение. А теперь они попались ему в руки. Возможно. Если бы его руки были здоровы, а его тело не было бы истощенно десятидневным странствием по пустыне, озеру и лесу…

Нагнув голову, он изо всех сил вонзил зубы в плечо Фодио. Тот закричал и на мгновение расслабил захват, но этого мгновения Уайльду хватило для того, чтобы освободить руку и нащупать пальцами мошонку Фодио. Крик сменился воем, и Уайльд вскочил, резко наклонился и передернул плечами. Канем, наносивший очередной удар, по инерции перелетел через противника и рухнул на своего брата.

Уайльд утвердился на ногах. Голова кружилась после ударов Канема, дыхание сбивалось, но теперь бушующий гнев покинул его, сменившись яростным стремлением к убийству, которое он столько тренировал, прежде, чем научился использовать.

Двое молодых людей, Канем, снова поднявшийся на ноги, и Фодио, стоявший на коленях, массируя пах, тоже поняли. Они уже знали, что пробудили нечто, незнакомое им, и не знали, как с этим справиться. И все же они не убегали. Они знали, но не могли поверить. Их было двое против одного, и их мозги, лишенные первобытного понимания, подсказывали, что инстинкты, вероятно, ошибаются.

Фодио встал, сказал что-то брату и шагнул вправо. Канем двинулся вперед, слегка изогнувшись в талии. Уайльд коротким взглядом выверил расстояние, повернулся к Фодио, и замер. В ночи раздался истошный вопль, казалось, что его можно было увидеть, что он прорезал предутреннюю тьму подобно лучу прожектора, и закончился душераздирающим рыданием. Он донесся из леса, рядом с которым они находились. Кричала женщина.

Несколько мгновений мужчины пристально глядели друг на друга, а затем Уайльд метнулся к Фодио, сжав правый кулак, нацеленный в живот канембу, и развернул противника, чтобы нанести смертоносный удар. Но Фодио был заблаговременно предупрежден Ингой. Поэтому, вместо того, чтобы выпрямиться, он упал, обхватив Уайльда обеими руками за бедра, подтянул его к себе, и вонзил зубы в самое уязвимое место своего врага, стремясь отомстить за недавний удар. Уайльд взревел от боли и гнева, схватил было Фодио обеими руками за шею, но сам получил сильный удар сзади и упал; Фодио все еще висел на нем. Оба африканца опять накинулись на Уайльда, как пара диких псов на сильную и опасную добычу. Они не лучше, чем псы, понимали, как можно расправиться с человека, если не просто забить его насмерть. Удары обрушивались на голову и спину Уайльда, пальцы и зубы Фодио терзали его пах. Превозмогая боль, Уайльд перевернулся на спину, благо тело стало таким скользким от непрерывного дождя, пота и крови, что противники не могли удержать его в одном положении. Он лежал на земле рядом с Фодио, а Канем став коленом ему на живот, размахнулся, чтобы нанести сокрушительный удар. Один удар Уайльду удалось блокировать, следующий, обрушившийся на щеку, словно обух топора, он пропустил, но зато ему удалось пальцами правой руки ударить Канема в глаз.

Канем взмахнув руками, вцепился обеими ладонями в запястье Уайльда, а тот, задыхаясь от пульсирующей боли в гениталиях, но стараясь не обращать на нее внимания, вонзил пальцы еще глубже, а левой рукой нашел горло африканца. Безжалостные железные пальцы вторглись в мир невероятной мягкости. Молодой человек издал болезненный булькающий звук, и Уайльд почувствовал, что руки Канема ослабли.

Канем упал, прижимая обе руки к ослепленному глазу. Фодио откатился в сторону от Уайльда, вскочил на ноги, и в ужасе уставился на брата. Уайльд стоял на его коленах; из его паха, отдаваясь в ноги, исходили волны боли, по сравнению с которой ощущения в разбитом лице значили не больше, чем укус москита. Он подполз к Канему и еще раз схватился за незащищенное горло. Фодио ринулся было вперед, и Уайльд отшвырнул его в сторону одним коротким ударом правой руки, не разжимая левой, пальцы которой смяли трахею. Тело Канема дернулось и вытянулось во всю длину.

Фодио шел по кругу, обходя этих двоих — живого и мертвого. Он искал оружие. Ночь качалась перед глазами Уайльда. Каждая капля дождя, упавшая на голову, отдавалась как удар дубинки. Земля у него под ногами вдруг встала дыбом, перевалилась с боку на бок и снова опустилась на место. Его вырвало, но он не выпускал горла противника. В отдалении он снова услышал ужасный предсмертный крик; краем глаза он, не отдавая себе отчета, следил за движениями Фодио, который сначала шарил в траве, а теперь всматривался в мокрую глину. Но Канем был мертв. Канем был мертв уже несколько секунд.

Фодио выпрямился; в руках у него была винтовка. Которая из винтовок? Это не имело значения. Жизнь и смерть так долго были лотереей. Кто-то с кем-то сражался, и кто-то убивал, а кто-то погибал, и никого особенно не заботило, кого какая участь постигла. Только жить означало продолжение проблем, страданий, и физической боли, тогда как смерть подразумевала всего-навсего забвение. Уайльд повернулся к черному глазку дула. Фодио, раздувая ноздри, не сводил с него глаз. Дуло поднялось, потом опустилось, но целью оставалось тело Уайльда. От груди к ногам, от ног вновь к груди. Фодио собрался, вдохнул… выдохнул. Уайльд ждал, также пытаясь восстановить дыхание. Смерть или жизнь, жизнь или смерть… Шансы три к одному.

Фодио нажал спусковой крючок. Металлический щелчок показался обоим громче раската грома. Африканец взглянул на бесполезное оружие, бросил его в Уайльда, и метнулся в сторону деревьев.