В двери кабины появился европеец — мускулистый молодой человек с лицом таким же красным, как и пыль вокруг, одетый в классический тропический костюм цвета хаки: свободную куртку, шорты, на ногах гольфы, а на голове широкополая шляпа, сдвинутая на затылок. Большие темные очки были подняты на лоб. Он приветливо прищурил голубые глаза.

— Позвольте предложить вам руку, мисс Борэйн.

— Это мой пилот, капитан Андерсон, — представил его Укуба.

— Из Южно-Африканской республики?

— Родезии, мистер Уайльд. Некоторые из его соотечественников посетили Нигерию во время недавних волнений на юге, знаете ли, летали на самолетах. И некоторые решили остаться. Но вы весьма любознательны.

Уайльд вслед за Синтией Борэйн и Ломаном сошел на землю и повернулся спиной к жесткому опаляющему ветру.

— Укуба, тысяча фунтов это большие деньги для меня. У меня такое чувство, что сделал инвестицию в этот ваш проект.

Пророк улыбнулся.

— Проект? Какой странный путь для помещения капитала. — Он отвернулся от вертолета и поднял руки к небу. — Бог благ.

Из хижин и из рощи тем временем сбежалось человек сорок, они опустились на колени и поклонились, ткнувшись лбами в пыль Было невозможно сразу определить ни их пол, ни национальность, поскольку все были все одеты, как Укуба и Серена, в грубые белые туники и широкие штаны, а сверху их почти полностью закрывали хайки. И несмотря на сильную жару — было, пожалуй, около

ста градусов по Фаренгейту[20] — одежды были шерстяными. Уайльд почувствовал спазм в желудке: Инга могла в этот момент быть в нескольких футах от него.

— Ваши друзья? — поинтересовалась Синтия Борэйн.

— Это Внутренний круг Последователей Бога, — ответил Укуба. — Во всяком случае большая часть из них. Здесь у нас есть и несколько новичков Он хлопнул в ладоши и головы поднялись.

— Зобейр!

Высокий человек поднялся и подошел к прибывшим. Как и вождь, он был без бороды, что со всей определенностью указывало на то, что он отверг мусульманскую веру. По остальным видимым признакам это был типичный египтянин, с большим крючковатым носом, хмурым взглядом и худощавым телосложением.

— Вы вероятно помните, что предводителем Раббаха после Махди, и даже его приемным отцом был Зобейр Паша, — сказал Укуба. — Основатель рода Зобейров был самым отвратительным работорговцем во всей истории человечества, мистер Уайльд. Даже более мерзким, чем ваш собственный Джон Хоукинс.[21] Мой Зобейр — его потомок. Он мой помощник, моя правая рука.

Зобейр поклонился.

— Добро пожаловать в Центр Вселенной.

— С удовольствием, — откликнулась Синтия Борэйн, но тут же во всеуслышание добавила: — Надеюсь.

Уайльд смотрел, как Последователи Бога рассеиваются, направляясь в лес, в поле, в свои хижины. Есть ли у них какое-нибудь оружие? — спросил он себя. Но с какой стати? Конечно, его здесь не может быть. Но Эме Боске оказалась убита.

— Это мисс Синтия Борэйн, — тем временем Укуба говорил Зобейру. — И ее секретарь, мистер Конрад Ломан. Ты конечно помнишь, Зобейр, мы их ожидали.

— О, конечно, мой Бог. А кто этот джентльмен?

— Это мистер Джонас Уайльд. Он появился без предупреждения. Кажется, его прислала Эме Боске.

Уайльд не меняя заинтересованного выражения лица молча проклял борбор: он все еще был не в состоянии точно определить, действительно ли глаза Зобейра сверкнули, или ему показалось.

— Вы что-то говорили о том, что мы сможем поесть, когда прибудем на место, — вмешался Ломан.

— Зобейр позаботится о вас, — ответил Укуба.

— А вы не будете есть? — удивилась Синтия Борэйн.

— Увы, дитя мое, в моем возрасте приходится отказываться от столь многих телесных удовольствий. Приходится выбирать то, что позволяет сохранить силу для более важных задач. Я буду есть в одиночестве. Но скоро вновь присоединюсь к вам.

— Пойдемте, — Зобейр повел их прочь от вертолета по спекшейся грязи к самой большой из травяных хижин, видимо служившей местом собраний, потому что около двери там висел массивный железный треугольник. После полуденного солнца всем показалось, что они вошли в абсолютно темное помещение, этот контраст, вкупе с умолкнувшим свистом ветра и спертым воздухом в помещении оказал прямо-таки поразительное действие. К тому же на вошедших немедленно навалилась целая туча москитов, которые принялись жестоко язвить их. Когда глаза немного привыкли к полумраку, стало видно, что в хижине не было никакой мебели, если не считать груды одеял в углу. Зато помещение оказалось больше, чем Уайльд предположил, глядя снаружи, и задняя стена скрывалась в темноте.

— И что же, — возмутилась Синтия Борэйн, — вот за это я заплатила тысячу фунтов?

— Здесь, в Центре Вселенной, — ответил Зобейр — нас волнует состояние сознания, а не тела. Но мы знаем, что тело должно быть достаточно сильным, чтобы питать сознание. Садитесь, прошу вас.

— Что, прямо на землю?

Зобейр решил показать пример, и уселся, скрестив ноги.

— Земля — источник всего сущего, всего добра и всего зла в этом мире.

— Что ж, мы и так уже зашли достаточно далеко… — Синтия Борэйн опустилась на землю и хлопнула себя по щеке, размазав кровь по бледной коже.

— Вы уверены, что нас должны сожрать в первый же момент? Вот что я скажу вам, мистер Зобейр. Я не имею ничего против ночевки под открытым небом, но будя я проклята, если позволю этим ненасытным тварям растерзать себя!

— Они скоро привыкнут к вашему вкусу и будут меньше липнуть, а вы привыкнете к укусам и перестанете замечать их. — Зобейр хлопнул в ладоши, и в хижине появились двое Последователей, несущих большое глубокое глиняное блюдо. Уайльд решил, что это были женщины, и скорее всего африканки, а вот третья фигура, вероятно девушка, шедшая следом, держа в руках кувшин, окинула его пристальным взглядом голубых глаз. Блюдо поставили перед Зобейром, кувшин рядом с ним, и три женщины вышли, мягко ступая в пыли.

— Они забыли тарелки, — возмутился неугомонный Ломан.

— Мы едим пальцами.

— Вы хотите сказать, что мы все будем рыться в одно блюде? — разорался Ломан. — Даже не помыв рук? У вас, наверно и так мало мозгов, да и те окончательно усохли!

— А что же мы будем есть? — спросила Синтия Борэйн.

— Это кускус[22] из гвинейского зерна с овощами. Но, поскольку мы не имеем ограничений, установленных устаревшими религиями, главный компонент здесь говядина, хотя обычно, как известно, с ним подается ягненок. Здесь, в Чаде, у нас есть собственная порода рогатого скота. Очень вкусного. — Он взял тремя пальцами кусок тушеного мяса и положил его в рот. — Если не хотите есть, дело ваше. Увы, мы не можем предложить ничего другого. Кроме этого вина. — Он передал кувшин Уайльду. — Попробуйте. Уверен, что вам понравится. Это меррисе, его делают из фиников. Есть еще простокваша.

— Я попробую вина, — ответил Уайльд.

Содержимое кувшина напоминало невыдержанное мюскаде,[23] смешанное пополам с шотландским виски. После хорошего глотка боль от укусов москитов почти сразу же ослабела.

— Дайте-ка мне немного. — Синтия Борэйн вытерла край кувшина рукавом и сделала длинный глоток. — Боже мой, ведь я же трезвенница! По крайней мере я так считала. — Она вручила кувшин Ломану, подняла глаза к небесам и запустила пальцы в горшок. — Совсем не плохо. Хотя, возможно, я просто слишком голодна. Ладно, мистер Зобейр, я перехожу на прием. Расскажите мне, что будет дальше.

— О, вам не будет скучно, мисс Борэйн. Здесь очень много дел. Каждому из Последователей Бога в Центре Вселенной отведена своя персональная роль; это может быть уход за скотом или обработка земли. Много времени мы проводим в обсуждениях. Они занимают наши вечера.

— Никаких медитаций? — поинтересовался Уайльд.