«Как грек, так и восточный рабочий в служебное время долго сидели на скамейке, и как вы, так и оба вышеупомянутых на протяжении длительного времени не работали. Нашему взгляду на жизнь противоречит тот факт, что вы братаетесь с этими людьми».

«Плоды нашей работы дают всходы», — удовлетворенно отметил Крафт.

Подпольная коммунистическая ячейка Крафта завязала хорошо налаженные и законспирированные связи с подпольным штабом узников кацет-филиала Маутхаузена. Здесь же, на шахте, товарищи Крафта оказывали узникам посильную помощь продовольствием и медикаментами. Два русских военнопленных, Петр и Иван, стали надежной опорой Крафта. С их помощью Крафт переправлял в кадет антифашистские листовки и короткие радиоперехваты из Москвы, информировавшие о положении на фронтах великой битвы, с германским фашизмом.

Передачи делали с величайшей осторожностью: эсэсовская охрана дважды поголовно обыскивала всех узников, доставляемых на шахту из концентрационного лагеря — перед началом работы и в конце смены, когда «восточные рабочие» поднимались из шахты. Но риск оправдывался сторицей: добрые вести с родины поднимали дух узников, придавали истощенным людям силы выдержать муки фашистского ада и вступить в неравный поединок с нацистской властью.

Крафт настрого запретил подпольщикам общаться с узниками кацет где-либо, помимо шахтных забоев. Под землей легче было обмануть ревностных ищеек гестапо и администрации; иное дело — на территории шахты наверху. Там каждый метр находился под неусыпным наблюдением. Новое распоряжение директора хотя и адресовано одному шахтеру, но угрожало карающими последствиями всем горнякам Грюнбаха и, розданное шахтерам, было предостерегающим подтверждением этой гестаповской слежки.

«…Строжайше запрещается любая попытка товарищеского сближения с иностранными рабочими, — торопливо дочитывал распоряжение Крафт. — Вы, как немец, — внушал директор шахты Ламберу, — должны показывать своим поведением вышеупомянутым нациям, что мы являемся ведущей и господствующей нацией. Своим поведением вы же нанесли удар в спину сражающимся на фронте немецким войскам. Настоящим я предупреждаю вас самым строжайшим образом.

Хайль Гитлер!»

Крафта поразило не само предупреждение нацистского начальства, а то, как оно было доведено до сведения шахтеров. Подобного типа приказы издавались и раньше. Но обычно они вывешивались на видных местах. Теперь же их почему-то вложили в конверты и персонально, под расписку, вручили каждому шахтеру.

Тревога все больше охватывала Крафта. Он интуитивно чувствовал, как, пока неведомая, опасность шла по следам подпольщиков. «Внезапная инспекция из Берлина. Столь же неожиданная проверка всего рабочего состава шахты. Конверты с угрозой…» — Крафт лихорадочно искал взаимосвязь между всеми этими событиями и осуществленной подпольщиками диверсией на железной дороге.

Как назло, ему не удалось прочитать записку, вложенную в окурок. Сделать это незаметно для других можно было, только спустившись в забой. Но, быть может, записка была экстренным сигналом, предостережением?

…Решетчатая дверь закрылась за первой партией шахтеров, и клеть начала стремительно проваливаться в глубину шахты.

Крафта со всех сторон стиснули спины и плечи товарищей по смене. Роберта рядом не было. Он должен был спуститься в забой часом позже.

«Что в записке?» Мысль о ней неотступно преследовала Крафта. Как только он добрался до забоя, сразу же укрылся за вагонеткой и быстро разломал окурок.

«С бригаденфюрером приехал известный тебе Вольт», — прочел Крафт записку. Ее незаметно положила в ящик там, в шахтерской раздевалке, Эрна, сестра электрика Стефана Гротта. Сам Гротт стал правой рукой Крафта в подпольной ячейке. Брат Гротта служил в лесничестве в горах Штирии, где начала действовать группа австрийских партизан, и Стефан наладил через брата связь с этой группой Сопротивления.

Семнадцатилетняя Эрна Гротт работала уборщицей в дирекции шахты. Ей часто приходилось убирать подносы с выпитыми чашками кофе из кабинета самого директора, наводить чистоту и блеск во всех служебных помещениях, мыть и натирать покрытые линолеумом полы, выбрасывать из корзин для бумаг накопившийся за день мусор, вытряхивать окурки из пепельниц.

Крафт сразу прикинул, каким ценным источником информации для подпольщиков может стать эта скромная, худенькая девчушка с большими, чуть недоуменными глазами, словно Эрна впервые видела все то, с чем она сталкивалась каждый день. Он переговорил с Гроттом, и Эрна была включена в их подпольную работу.

«Фрейлейн Эрна» — так обычно звали ее чиновники конторы — нравилась всем своим прилежанием, вежливостью и самоотверженной готовностью с утра до поздней ночи убирать, чистить, мыть посуду, мебель, стекла, полы. Ее появление и присутствие в помещениях дирекции стало привычным. Как само собой разумеющееся служащие воспринимали безукоризненную чистоту и образцовый порядок, царивший в их комнатах, на их письменных столах. И незаметно для себя аппарат дирекции поставил знак равенства между служебным рвением фрейлейн Эрны и ее лояльностью нацистскому рейху и фюреру.

Эрна передавала через брата Крафту извлеченные из корзин вместе с мусором скомканные копирки, обрывки телеграмм, конверты со служебными адресами. Чуткий слух Эрны ловил целые фразы из разговоров чиновников. Те часто не стеснялись ее присутствия — вернее, просто не замечали, когда Эрна приносила им на подносе кофе. Их руки жадно тянулись к дымящимся чашкам и, сказав привычно «данке шен», чиновники продолжали прерванные было при ее появлении служебные разговоры, даже не всегда подождав, пока за Эрной закроется дверь.

Из этих отрывочных сведений и реплик, кропотливо и тщательно собранных Эрной, постепенно складывались важные детали и целые фрагменты общей картины добычи каменного угля не только на шахте в Грюнбахе, но и на остальных шахтах концерна в Австрии. Подпольщики могли точнее представить себе военные усилия этой отрасли нацистской индустрии в Альпах. Это помогало более целенаправленно и эффективно организовывать акты саботажа.

«Вольт… Да, я как-то рассказывал Гротту об этом фашистском оборотне. Он сделал в рейхе головокружительную карьеру — от штрейкбрехера и фаумана[6] до штурмбаннфюрера СС. Мы с ним были «знакомы» еще в Руре; и тогда я сумел уйти от него, но для этого должен был уехать в Вену. А сейчас он там, наверху, готовится захлопнуть крышку ловушки», — с тревогой подумал Крафт.

Мысль Крафта металась в поисках выхода из западни. Первой мыслью была мысль о побеге. Но если он убежит, подозрение тут же падет на всех, с кем он вместе работал, — на Дубовского, Ивана, Петра… Гестапо арестует их по одному подозрению, даже без доказательства вины. А арест — это значит допросы, пытки…

Он знал: его самого даже самые зверские пытки не заставят выдать ни одного имени. Но выдержит ли Роберт? Крафт не сомневался в стойкости юноши. Но, ему было мучительно больно сознавать, что, быть может, скоро гестапо оборвет молодую жизнь его верного товарища.

Крафт вытянул из кармана часы и посветил фонарем. Роберт должен был давно уже спуститься в забой.

— Плохо подают воздух! — сквозь грохот отбойных молотков прокричал мастеру, наблюдавшему за работой узников из кацет. — Пойду посмотрю — может быть, течь в шланге.

— Хорошо, только быстрее, — недовольно ответил мастер.

Он подозрительно взглянул на согнутую фигуру забойщика, быстро удалявшегося к центральному стволу шахты.

Теперь Крафту стало ясно, зачем штурмбаннфюрер Вольт устроил всю эту комедию с вызовом шахтеров в канцелярию и конвертами под расписку. Старая полицейская лиса хотела увидеть в лицо каждого шахтера, оставаясь незамеченной. Он вспомнил, как почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

Крафт остановился и присел возле рельсов, делая вид, будто обнаружил разрез в шланге, по которому подавался сжатый воздух к отбойным молоткам. В этом месте, за сваей, в углублении, закрытом куском антрацита, находился «почтовый ящик» подпольщиков. Его Крафт устроил специально для экстренных случаев. О существовании тайника знали только двое — Роберт и брат Эрны.