Федор двумя пальцами погладил прямой тонкий нос:

— Интуиция, что ли?

— А черт его знает. По науке там нет ничего — вулканогенные рядом. В них на Чукотке золота пока никто не видал…

— А знаки? Объясни.

— Федь! Я не гений. Знаки там только в осадочных. Откуда они взялись? Откуда их вынесло? Может, проглядел что?

— Не должно… Давай еще раз. Я схожу.

— Время нас подпирает.

— Да.

— Сентябрь. Шесть канав не добито. Два ручья это пусто, не пусто — шлихи нужны. Неделю клади. Заметет скоро. Эх, сезончик выдался… — Анатолий вздохнул, побарабанил длинными пальцами по столу. — За Кружевной с нас никто не спросит, шлихи с него есть. Ну — знаки. Вулканогенные рядом. Заведомо пусты. Откуда знаки? А, Федь?

— Я ж говорил: объясни.

— А я говорил, что не гений.

— Осталось одно: сходить.

— Пожалуй. Но, кроме завхоза Сергея, я тебе никого не дам. И то — если согласится. Он сейчас на канавах, понес ребятам сахар и хлеб. Вечером должен вернуться. Ты его можешь перехватить у Ясного — дорога одна. Чтобы к пятнадцатому сентября был на базе — нашу партию снимают второй. А ручейки эти сам отработаю, у меня там как раз два последних маршрута. На канавах пока дела идут… Все…

Понятно поведение начальника партии. Недоделки эти, поганое лето… Только середина августа побаловала сухой погодой, да вот сейчас несколько дней. Хоть район в общем и отработан, но нервы у всех на пределе… Ну что ж, пора вниз, через час будет темно.

Сумерки загустели, когда Федор спустился с перевала к Ясному, прошел по течению и на высокой терраске над ручьем сбросил, рюкзак с привязанными к нему спальным мешком и маршрутной палаткой. Распаковав вещи, Федор быстро поставил палатку, прикрепив углы к упругим ветвям ивняка, и сполз к ручью. На берегу в изобилии напутался плавник, и Федор натаскал к палатке несколько охапок выбеленных солнцем и ветром сучьев.

Костер отсюда будет виден далеко, и завхоз, конечно, не пройдет мимо.

Сергей, действительно, появился скоро, еще не успела закипеть вода для чая.

— А я думаю, кто это у нас объявился, — он осторожно установил в развилке куста ружье. — Здравствуйте, Федор Васильевич.

— Здорово, Сергей. Садись, сейчас чайку, потом ужин.

— Чайку — это хорошо. А куда вы собрались, на канавы?

— Да нет, на Кружевной.

— Вы же там в июле были.

— Еще разок надо. Со мной пойдешь?

— С вами? Что я там буду делать?

— Поможешь. Один не успею.

— А как же база? Начальник ругаться будет.

— С ним договорились. Специально тебя на полдороге встретил, чтобы время не терять.

— Если так, я с удовольствием. Тоже все лето на базе просидел, надоело. Одна забота — шурфовщикам еду таскать. Пойду… А спать в чем?

— Я спальный мешок самый большой выбрал, на двоих хватит. И таскать легче один.

— А надолго мы туда, Федор Васильевич?

— На неделю, не больше. Кружка есть с собой?

— Есть. Кто же в тундру без кружки ходит?

— Усек первое правило? Доставай.

После чая они покурили, дожидаясь, пока сварится пакетный борщ, заправленный банкой тушенки, потом снова пили чай и легли спать уже в двенадцатом часу. Один спальный мешок для двоих был немного тесноват, но с таким недостатком можно мириться. Главное — тепло и сухо. Спальный мешок из оленьих шкур обладает по сравнению с другими неоценимым достоинством: в нем можно спать под открытым небом на снегу и чувствовать себя при этом, как в хорошо натопленной избе, на нарах, устланных мехами. Страшна ему только вода — начинает подпревать. Поэтому в плохую погоду так тщательно закатывают его в маршрутные палатки.

Федор проснулся, когда сквозь полог палатки засочился серый свет. Поворочавшись несколько минут, он осторожно встал, оделся и, расстегнув полог, выполз наружу.

Тени под натиском рождающегося дня уходили в долину. За ручьем, напротив палатки, тянулся на северо-восток широкий распадок. Небо в его выемке и сам пологий склон были залиты желтым светом. Постепенно желтизна рассеивалась, светлела и через какой-то неуловимый для глаза барьер набирала розовый оттенок. Прозрачные лучи скользнули слева, поджигая склон, пламя охватило его, и из-за края сопки высунулся блестящий край солнца…

— Рай, — сказал, вылезая из палатки, Сергей. — Раньше я сомневался, есть ли он, а теперь вижу своими глазами.

— Дай бог, — в тон ему ответил Федор. — Нам бы недельку этого рая.

Быстро позавтракав, они разложили продукты и вещи по двум рюкзакам.

Федор посмотрел по сторонам: ничего не забыли?

— Дом забрали и пошли! — пропел Сергей.

Вниз по течению долина Ясного постепенно сузилась, по сторонам ее начали громоздиться серые, коричневые, грязно-белые осыпи. Было первобытно тихо. Изредка ухо ловило журчание воды на перекатах да легкое позванивание ветерка в скалах. В небе скользили чайки-мартыны. Распластав длинные белые крылья, они кружили над ручьем, выискивая стремительных фиолетовых хариусов.

— Я ведь, кроме как на шурфы и канавы, никуда не ходил, — вздохнул Сергей. — А лето прошло. Год, как приехал, ничего еще не видел. Дома говорили: куда едешь, там снег, да лед, да белый медведь. А тут…

Часа через два долина стала расширяться, осыпи сменились невысокими увалами, и, наконец, за одним из них открылась ровная тундра. Неисчислимое множество озерков сверкало в лучах солнца, словно какой-то щедрый человек рассыпал по желто-красной скатерти горсти драгоценных камней. Далеко над тундрой, чуть влево, торчала темным пузырем одинокая сопка. Древний мастер, создававший этот уголок планеты, наверняка знал живительную силу асимметрии.

В распадках этой сопки брал начало Кружевной и уходил влево, огибая горный кряж, у края которого стояли сейчас Федор и Сергей. Ясный здесь тоже поворачивал и вдоль отрогов кряжа добирался до Кружевного.

— Еще километров пятнадцать, — сказал Федор. — К вечеру доберемся.

— Только перекурить минут десять не мешает, — дернув плечом, сказал Сергей.

— И чаек пятиминутный сообразим, — согласился Федор.

Дальше они опять шли по берегу Ясного и на месте его впадения в Кружевной оказались перед сумерками.

— Как олени, — Сергей повалился на чисто отмытую береговую гальку. — Многовато с непривычки за один день. Километров пятьдесят отмахали.

— Тридцать пять, — сказал Федор.

— Ух… Палатку ставить, Федор Васильевич?

— Ставь, а я пройдусь по ручью, пока не стемнело.

Прихватив лоток и лопату, Федор медленно пошел вверх по Кружевному. На ровной тундре ручей делал невероятные петли. Оттого Кружевным и назвали.

Нагнувшись, Федор набросал в лоток песка, зашел в ручей и отмыл пробу, потом снял бинокль, перевернул его и приблизил окуляр к шлиху. Шлих почти целиком состоял из железистых соединений, Федор долго разглядывал его. Стальным блеском отливали четырехгранные пирамидки арсенопирита, искрились ярко-желтые зерна халькопирита, красные, малиновые, красно-желтые гранаты. Железистые соединения, спутники золота… А вот и оно само. В ложбинке лотка тускло поблескивало несколько еле видных чешуек…

За спиной грохнул выстрел, и следом за ним раздался восторженный рев Сергея:

— Э-ге-гей!

Не промазал… Да… Вот так же и прошлый раз: вели, вели эти блестки, а потом хлоп — и нет их; Корова языком слизнула…

Когда Федор вернулся к палатке, над костром уже шипела крупная тушка серой тундровой утки.

— Ловко я ее срезал, — похвалился Сергей, — Влет. Так в землю и саданула — все кругом задрожало. Через пять минут будет готова.

— Раздобреешь ты в тундре, как кот, — усмехнулся Федор. — И так толстоват был, а на этих харчах…

— А что? — Сергей, согнув короткие руки, похлопал себя по бокам. — Не поеду я на материк, там в магазин ходить надо. И вообще…