Словно собираясь с мыслями, Федорович потер виски, лоб, затем поднял голову, глянул на ребят.

— Вот что, хлопцы: время позднее, пора расходиться. Сюда скопом больше не заявляться. Если кто понадобится — вызовем. А ты, — он остановил взгляд на Саше, — и ты, — Федорович обернулся к Гордиенко, — останетесь, есть разговор.

Когда ребята разошлись, Федорович пригласил Чикова и Гордиенко наверх.

— Пистолеты в порядке? — спросил он. — Что ж, отлично. Сейчас отправимся на задание. Надо уничтожить предателя.

Ребята переглянулись. Наконец-то Федорович поручает им настоящее дело. А они ругали Старика, подозревали его бог знает в чем…

Полковник Ионеску метал громы и молнии.

— За безопасность Ангела отвечали вы! Лично! — кричал он, бегая вокруг Харитона. — Проморгать такого перспективного агента. Не найдете убийц — фронт вам обеспечен, Все, можете быть свободны.

Харитон, щелкнув каблуками, покинул кабинет шефа. В коридоре к нему подошел локатинент Друмеш.

— Есть новости. Дворник дома, где жил Ангел, видел, кто заходил к Садовому перед его смертью…

Примерно к полуночи, счастливо миновав многочисленные вражеские засады, Яша добрался до злополучной воронки, от одного воспоминания о которой у него пробегали по спине мурашки.

Ночь была глухая, морозная. Яша плотнее закутался в маскхалат, удобно устроился в небольшой снежной ложбинке и затаил дыхание. Не послышатся ли голоса жандармов, не звякнет ли оружие? Прошла минута, другая, третья… По-прежнему было тихо. И эта тишина вызывала в нем неясную тревогу. Неужели фашисты сняли пост? Вряд ли. Скорее всего он перенесен куда-нибудь ближе к балке. Но куда? Где затаился враг?

От лаза Яшу отделяло метров шестьдесят-семьдесят. В другое время он пробежал бы их за десять секунд. Сейчас же он вынужден был лежать, «прощупывать» тишину и обдумывать каждый свой шаг, каждое движение…

Яша достал карманные часы, щелкнул крышкой. «Эта штука специально для таких полуночников, как ты», — вспомнил он слова Бадаева, глядя на фосфорическое свечение стрелок. Стрелки показывали без четверти двенадцать.

Яша еще раз прислушался. Тихо. Лишь иногда набегал, шурша поземкой, ветер с моря. Осторожно работая локтями и разгребая снег, Яша пополз вперед. Воронка? Он остановился, перевел дыхание. Никого. Можно продвигаться дальше. Еще два-три мгновения — и еще один рубеж был преодолен.

Через каждые пять-шесть метров Яша припадал к земле, озирался, хотя увидеть что-либо в шаге от себя было невозможно…

До балки оставалось метров пять, как он снова чуть не свалился в воронку. Из-под локтей, осыпаясь, зашелестел сухой снег. Покатились комья мерзлой земли. Посмотрел вниз: воронка глубокая, вероятно, от фугасной бомбы.

— Вас ист дас? — раздался со дна воронки встревоженный голос.

Фашисты! Полицаев и жандармов сменили немцы. Вот куда перенесен пост! В страхе Яша попятился, стараясь спрятать голову за бугром, но сделал это поспешно, неосторожно.

— Хальт! — вверх метнулся луч света.

— Хальт! — скомандовал Яша в свою очередь, направив вниз свет своего фонарика.

На дне воронки в маскхалатах сидели двое немецких солдат. Увидев над собой занесенную руку с гранатой, солдаты оторопели, бросились лицом вниз. К их удивлению, взрыва не последовало…

Когда они, ругаясь, выбрались из воронки, которая чуть было не стала их могилой, наверху никого не было. Однако не померещилось же им! Они явственно видели фонарик, руку, готовую швырнуть вниз гранату, и даже запомнили, что граната была их, немецкая, с длинной деревянной ручкой!

Солдаты пошарили фонариками и увидели на снегу следы. Следы вели в балку…

Воспользовавшись испугом и замешательством солдат, Яша прыгнул в сторону от воронки — и, словно в бездонную пропасть, полетел куда-то вниз, натыкаясь на кусты и камни.

«Склон балки!» — мелькнула у него радостная догадка, и в то же мгновение, ударившись грудью о что-то твердое, похожее на чугунную тумбу, он едва не потерял сознание, почувствовав во рту жестковатый привкус крови… Молниеносно вскочив на ноги, он чуть не взвыл от новой боли — в лицо вонзились какие-то иглы. Мигнув фонариком, хотя это и было опасно, он мгновенно забыл о всех своих болях. «Чугунной тумбой» оказался припорошенный снегом выступ подземной скалы, глыба камня-ракушечника, а ужалившие иглы — колючками шиповника.

Удача! Ему повезло. Он у трещины. Глыба ракушечника и куст шиповника — заветные ориентиры. Вот она, «барсучья нора».

Яша разгреб снег под глыбой, приподнял нижние ветки куста, закрывавшие трещину, сдвинул камень и нырнул вниз, не забыв, однако, замаскировать за собой отверстие. Еще несколько метров по наклонной вниз, затем поворот вправо, зигзаг влево — и там, в глубине скалы, как за надежным щитом, ой будет в полной безопасности.

Добравшись до поворота, он остановился. Прислушался. Наверху застрочили автоматы. «Опомнились!»

После зигзага щель поползла круто вверх, юркнула вниз, метров двадцать шла строго по прямой, резко метнулась вправо, еще раз вправо, вильнула влево и затем, как удав, проглотивший кролика, немного вспучилась и зазмеилась дальше, вглубь, откуда веяло могильной сыростью.

Вскоре Яша оказался в просторной пещере. Он зажег огарок стеариновой свечи — фонарик и целую свечу решил беречь, — и мрак, зловещий, холодный, разжал свои щупальца, на несколько шагов отполз.

Только теперь, оказавшись в полной безопасности, если можно было считать безопасностью одинокое пребывание в катакомбах, где каждый неосторожный шаг мог стоить жизни, Яша почувствовал, как он устал и как нестерпимо ноют ушибленные места. Он вытер запекшиеся губы, потер грудь и, смахнув кубанкой со лба известняковую пыль, прислонился спиной к сырым холодным камням.

Отдохнув, Яша миновал пещеру и снова нырнул в узкий тоннель. Воздух здесь был еще более затхлым. Дышать становилось все тяжелее — сказывался недостаток кислорода. Язычок свечи уменьшился.

Через несколько десятков шагов тоннель начал сужаться. Вскоре Яша уже передвигался на четвереньках и, наконец, вынужден был лечь и поползти. Тут было самое неприятное место — знаменитое «горлышко», в котором когда-то застрял Леша Хорошенко. «Горлышко» тянется метра полтора-два и затем переходит в большой коридор.

Немного передохнув, Яша углубился в «горлышко» и заметил, что с каждом движением все туже и туже входит в узкое отверстие прохода, прочно закупоривая его своим телом. «Нечистая сила», — процедил он сквозь зубы, начиная злиться. Ворочаться в проходе становилось все труднее. «Неужели осел потолок? Похоже, что так…» Щуплый и ловкий, он всегда, как угорь, свободно проскальзывал это дьявольское место.

Посветив свечой, Яша ужаснулся: по «потолку» бежали ломаные линии трещин. Из них с тихим шорохом сочились песчинки. Яша сделал еще несколько осторожных движений и застрял окончательно. «Спокойно, без паники! Надо беречь силы», — приказал он себе.

Он был один-одинешенек, замурован в этом склепе. Звать на помощь было бесполезно. Больше того — опасно! Крик мог вызвать колебания воздуха, а это, в свою очередь, могло привести к обвалу. В катакомбах в опасных местах на стенах партизаны так и писали: «Громко не разговаривать! Осторожно, возможен обвал».

Яша лежал неподвижно и лихорадочно думал о том, как высвободиться из каменных тисков. В вытянутой руке слабо колыхался куцый язычок свечи, высвечивая конец «горлышка» и начало коридора. Поставив свечу так, чтобы она не мешала, Яша пальцами уцепился за шершавые, как наждак, ноздреватые камни ракушечника и напряг мышцы, стараясь подтянуть себя вперед хотя бы на сантиметр-полтора. Тщетно! Каменные тиски держали его мертвой хваткой. Тогда, разозлившись, теряя самообладание, он начал упорно хвататься за камни, пытаясь сдвинуться с места. Но вскоре истер пальцы до крови и бессильно уронил голову на землю, чувствуя, что к горлу подкатился тяжелый и душный ком…