— Сейчас выедет опергруппа! — слышен энергичный голос за одной из дверей.

У открытого окна стоят и курят два работника милиции. Они горячо обсуждают какую-то шахматную партию. Арестованный, которого проводят два милиционера, кидает жадный взгляд на дымящиеся папиросы.

Возле третьей двери сидит на скамейке девушка и плачет. Громадная овчарка, которую ведет чернявый сержант, проходит мимо нее. Девушка даже не пошевелилась.

Вдруг дверь открывается.

— Тебя отпустили! — Девушка, не веря себе от счастья, вскакивает навстречу вышедшему.

Парень кивает головой. На его лице отражается и сознание своей виновности, и радость, и твердая решимость.

— Я сказал, что больше никогда в жизни… Они мне поверили…

Открывается другая дверь. Из нее выходит низенький подвижной старичок — профессор Ландовский, директор фармацевтического института. Его сопровождает полковник милиции.

— Пожалуйста, прошу сюда! — вежливо указывает он профессору, который уже засеменил в другую сторону.

— Нет, но вы понимаете!.. — возбужденно жестикулирует профессор.

— Можете не волноваться! — успокаивает его полковник. — Министр здравоохранения звонил мне.

— Нет, вы ничего не понимаете, — взволнованно продолжает профессор. — «Витафан»…

— Ну, ладно, — говорит Григаст, когда Мара заканчивает свой рассказ. — Вы отломили голову Будде, но своя-то у вас, надеюсь, осталась на плечах?.. — Он протягивает руку. — Где папироса, которую вы там заметили?

— Ее сразу затоптали… Но это ведь был обыкновенный «Беломор» — совершенно точно!

— Вот видите, — разводит руками Григаст. — А вы хотите, чтобы вам доверили это дело. Не знай я вашего отца с тех пор, когда он был комиссаром моего батальона, и не будь я уверен, что из его дочки может выйти толк, сегодня же прогнал бы вас в архив… А пока что… — Он отворачивается, чтобы не видеть умоляющий взгляд Мары. — Одним словом, терпение! Когда я буду уверен, что подобные ошибки больше не повторятся…

Появляются полковник с профессором, и Григаст обрывает фразу на полуслове. Он встает.

— Майор Григаст, вашему отделу — ответственное задание. Мобилизуйте все силы. Профессор Ландовский расскажет вам обстоятельства подробнее. Если возникнет необходимость, свяжитесь с Комитетом госбезопасности, — говорит полковник и уходит.

— Сегодня ночью у нас в институте украли лекарственный препарат «Витафан»! — без всякого вступления начинает профессор. — Вы понимаете, что это значит?!

— Рассказывайте! Только с самого начала и во всех подробностях.

— Вначале возникла проблема органической базы. — Профессор достает из кармана блокнот и почему-то принимается испещрять его формулами органической химии.

— Насколько я понимаю, это лекарство?

— Сейчас вам поясню. Как я уже сказал, это было лишь начало.

— Значит, это новинка? — снова перебивает его Григаст.

— Еще бы! Взгляните, что мне пишет по этому поводу профессор Ланвен из Парижа! — Ландовский бросает на стол письмо. — Он считает, что радиоактивные изотопы…

Григаст вдруг становится рассеян — он увидел почтовую марку и машинально лезет в карман за ножничками.

— Ясно, — бормочет майор. — Простите, вы ведь не филателист? — Но тут он замечает, что из-за его плеча глядит Мара, и говорит:

— Так что у нас там?

— «В связи с кражей автомашины 24–25 ЛАГ явиться к майору Григасту…» — читает Мара вслух.

Григаст бросает взгляд на покорно склоненную голову Мары, и на его лице проскальзывает некое подобие улыбки.

— Видите, опять ошибка! Майор Григаст теперь займется «Витафаном»… Пишите: «К лейтенанту Маре Лейя». Точка. С начальником я этот вопрос согласую.

Лапдовский вырывает из блокнота листок и показывает майору.

— Эта структура…

— Спасибо! — Обрадованная Мара встает и быстро выходит из кабинета.

…Более двух часов продолжается беседа в кабинете Григаста. Сам он уже окончательно выдохся, слушая научные комментарии и рассуждения профессора Ландовского. Майор вытирает лоб большим клетчатым платком и выпивает стакан воды.

— Товарищ профессор, одну секундочку! — В голосе Григаста мольба. — Время дорого. Позвольте мне зачитать протокол нашего разговора.

Профессор умолкает.

— «В ночь на восьмое октября через окно первого этажа неизвестные преступники проникли в фармацевтический институт и похитили две тысячи семьсот ампул «Витафана» — экспериментального препарата, предназначенного для клинической проверки. «Витафан» изготовляется из редких растений и активируется в особой камере. Теперь испытание медикамента возобновится не ранее, чем через семь-восемь месяцев. Можно предполагать, что в этой краже заинтересована иностранная фармацевтическая фирма…» Скажите, а разве недостаточно нескольких ампул, чтобы определить состав? Или, скажем, одних формул?

— Абсолютно исключено! Видите ли… — Профессор снова тянется за блокнотом с авторучкой.

Майор дружеским движением останавливает руку профессора.

— Ясно. И потому украли все ампулы. Какова их стоимость?

— На медицинском конгрессе в Вене одна австрийская фирма предлагала за патент два миллиона.

— Скажите, товарищ профессор, а еще кто-нибудь знал об этом предложении?

Профессор встает, подходит к окну и с минуту задумчиво молчит. Наконец он оборачивается.

— Не припомню… то ли присутствовал при этом доктор Эрберт, то ли нет… Просто не могу вспомнить.

Разумеется, можно послать с дежурным милиционером повестку и спокойно ждать, когда Пурвит явится. Номер машины и внешние признаки известны, посты автоинспекции оповещены. Рано или поздно воры будут пойманы. Но Маре вовсе не хочется сидеть сложа руки.

Нет, нельзя терять ни минуты. Надо сейчас же идти в таксопарк, еще раз допросить шофера похищенной машины, собрать сведения о нем, лично познакомиться с обстановкой. Заранее обдумывая вопросы, которые она задаст Пурвиту и его товарищам, Мара спешит домой.

Прийти в таксопарк в форме нельзя — это ясно. Значит, надо что-то другое, более подходящее к случаю. Аккуратно прибранная матерью комната через несколько минут преображается. Одно за другим на тахту летят «забракованные» платья, блузки, кофточки. Наконец этот шторм стихает — Мара остановила свой выбор на темной юбке и светлой блузке, вырез которой скромно прикрыли концы ярко-алой косынки. Мара осматривает себя в зеркале. Настроение у нее поднимается, она даже начинает насвистывать.

Что ж, можно идти!

Таксопарк расположен на тихой окраинной улочке. Небольшие деревянные домики разделены заборами, на которых сушится белье. Когда появляется Мара, электрические часы над воротами гаража показывают без четверти двенадцать. Стараясь запечатлеть в памяти каждую мелочь (не зря Григаст на каждом шагу напоминает, что личные наблюдения ценнее любой фотографии), Мара идет по забитому машинами двору. Транспаранты «Осторожно, туман!», «Осторожно, гололед!» не освещены. Сегодня чудесный, ясный денек ранней осени, солнечные лучи играют на лакированных боках таксомоторов, образуют маленькие яркие радуги в тучах брызг вокруг моечной эстакады. Словно перекликаясь со сверкающими струями воды, в черном проеме открытой двери мастерской рассыпаются искры электросварки.

В ожидании начала смены шоферы разговаривают, балагурят, иные уже сели за руль и курят, дожевывают бутерброды. В укромном уголке двора, который невидим из окна конторы, сидят четверо и режутся в карты на пустой бочке из-под горючего.

Появление Мары вызывает всеобщий интерес.

Луриньш — все на нем, включая и галстук, словно куплено в комиссионном магазине — прищелкивает языком.

— Ого!..

Другой шофер, высунув голову из-под капота мотора, восхищенно поднимает большой палец.

Луриньш уже нашел новую мишень для зубоскальства.

— Не так надо, Мурьян, грудью! — кричит он. — Разве не знаешь, как детей кормят?!

Это относится к молодому шоферу, который дает девочке лет пяти бутылку молока. У обоих белокурые волосы, одинаковые голубые глаза. Сразу видно, что дочка удалась в отца.