Околоточный, шустро расправившись с филейчиками из куропаток с трюфелями и приступив к крему баварскому с мараскином, сыто отдуваясь, заметил:

– Да уж, поварам Палыча далеко до здешних. Хорошо устроился, их высокопревосходительство.

Я улыбнулся, умиляясь его провинциальной непосредственности, щелкнул изящной гильотинкой, отрезая кончик сигары, прикурил и поинтересовался:

– А что, Петр Аполлонович, удалось кого-нибудь из моих обидчиков захватить?

Селиверстов скривился, словно у него внезапно заболел зуб. Выдержал паузу, вытирая усы салфеткой.

– Увы, Дмитрич, увы. Только два трупа нам и достались. Их на опознание эскулапы из департамента забрали. Деду одноногому и еще одному сбежать удалось. Я как в будку заскочил, то с ходу рукояткой по затылку рубанул тому, что тебя держал. Он когда валиться начал, громила рядом финку выхватил. Вот в него палить пришлось. А этот гад старый в это время в тебя выстрелил. Но попал в своего.

– В Козыря, – я непроизвольно провел языком по зубам.

– Ну, раз кличку одного знаем, – радостно потер руки околоточный, – значит и остальных в картотеке раскопаем. Они явно все бывалые острожники, через каторгу прошедшие. У убитых запястья кандалами чуть не до костей стерты.

– А как же старик умудрился свалить? На одной ноге упрыгал? – этот момент у меня в голове не укладывался.

– Стало быть, упрыгал, – Селиверстов вытянул сигару из ящичка, откусил кончик и сплюнул его на пол. – Прыткий дед. В будке за занавеской еще один выход оказался. Мне-то недосуг было людей расставлять, и так еле-еле успели. Вот они туда и шмыгнули. А в темноте ищи-свищи. Мало того, что в двух шагах ни черта не видно, так у них еще и оружие. Постреляли бы нас как куропаток и весь сказ.

Околоточный сжал коробок со спичками в кулаке и сокрушенно пристукнул им по столу:

– Если бы собаки были, или снег на худой конец выпал. Так бы хоть по следам можно было погоню организовать. Но, видать не судьба. Досадно.

– Вот уж не говори, – я глубоко затянулся ароматной сигарой. – Ну да ладно, что было, то было, назад не воротишь. Меня сейчас больше другое занимает – кому же так покоя эти уголовные дела не дают? Ведь все вокруг них вертится.

Полицейский молча пожал плечами, сосредоточенно раскуривая сигару.

– Ты мне вот что, Петя, скажи – ты же на все последние убийства выезжал? – я подался вперед, напряженно ожидая ответа.

Селиверстов, продолжавший сражаться с сигарой, кивнул без тени сомнения.

– И следов убийцы ни разу не нашел?

Околоточный поднял глаза к потолку, задумался, но вынужден был признаться:

– Ничего, за что бы можно было зацепиться.

– Вот, – задрал я вверх указательный палец. – Мне тоже на месте последнего убийства следов человека, который мог совершить преступление, найти не удалось. Но… – Я сделал многозначительную паузу. – Но, теперь, Петя, напрягись и вспомни, а может, ты уже видел следы животного, подобные тем, что были на месте гибели несчастного Казановы?

На этот раз Селиверстов надолго застыл, прикрыв глаза. Затем как-то странно взглянул на меня:

– И опять ты, Степан Дмитрич, прав. Один раз было. И знаешь где?.. Никогда не догадаешься… Неподалеку от того места, где Колю Прохорова убили. Там они тоже по мокрой земле шли, вдоль ручья.

– Что и требовалось доказать, – я удовлетворенно откинулся на спинку стула. – Больше тебе скажу. Эти следы на месте гибели младшего Прохорова ты нашел, потому как знал, что с тебя начальство с живого не слезет. Вот и рыл землю носом, за соломинку цеплялся. Вот если бы столь же тщательно на остальных убийствах работал, то уверяю, что-нибудь подобное точно нашел.

Околоточный удивленно вылупился на меня, начиная понимать, к чему я клоню.

– Ты хочешь сказать, что мне зверя искать нужно?

– Людей, Петр Аполлонович, людей, – постучал я указательным пальцем себе по лбу. – Тех, кто этим зверем управляет. Зверь-то существо безмозглое, выборочно убивать не будет. А за убийствами система стоит. Вот когда ты ее поймешь, поймать убийц, подчеркиваю, убийц, потому что одному человеку провернуть подобное не под силу, будет пара пустяков… А сейчас, раз уж ты в этом доме теперь желанный гость, поднимемся ко мне, кое-чего покажу.

Выходя первым из столовой, я с такой силой распахнул дверь, что чуть не прибил старого лакея, который в свое время доставлял мне письмо от Селиверстова и известил о пожаре в полицейской части, но не придал этому эпизоду никакого значения, только в сердцах ругнул деда за неповоротливость.

На лестнице мы столкнулись с другим слугой, здоровенным, недалеким, но исполнительным молодым парнем. Я, починяясь внезапному порыву, остановил его, на ходу ухватив за рукав и приказал охранять вход в комнату, пока мы с околоточным не покинем ее, строго-настрого запретив кого-либо даже близко подпускать, кроме, само собой, хозяина дома.

Убедившись, что за нами никто не может подсмотреть, я открыл околоточному секрет тайника. Тот оттопырил большой палец и одобрительно зацокал языком.

– Молодец, Степа, здорово придумал.

Не подавая вида, что польщен похвалой, я, хитренько улыбаясь, спросил:

– В случае чего, сумел бы найти?

Селиверстов прищурился, вздохнул и решил все же ответить откровенно:

– Найти бы, скорее всего, нашел. Но не сразу. Пока весь двор не перерыл, сюда бы не сунулся.

– О чем и речь, – я вновь замаскировал тайник, – Когда меня урки прихватили, все время одна мысль мучила – если выкрутиться не получится, сумеет ли Петя сейф найти?

На самом деле, конечно, я лукавил. В той будке про тайник я ни разу не вспомнил и сообразил показать его околоточному только за завтраком. Но ему об этом знать не стоило.

– Думаю, Петр Аполлонович, – я выглянул из-за занавески в окно, – тебя нет нужды лишний раз предупреждать о сохранении тайны. Хотя бы потому, что даже здесь сейф уже кто-то искал.

Полицейский понимающе кинул:

– Наслышан. У их превосходительства, когда речь об этом заходит, до сих пор яд с клыков капает. Все грозиться дворню напрочь запороть.

Я покачал головой:

– Еле-еле от экзекуции отговорил. Смысла никакого, только народ злобить. Вот когда банду прихватим, тогда и казачек засланный сам найдется.

Селиверстов выдернул за цепочку часы из жилетного кармана, откинул крышку и озабочено протянул:

– У-у-уууу. Однако засиделся я в гостях. Пора мне, Степан Дмитриевич, служба зовет.

Уговаривать его я не стал, так как и сам уже утомился, до конца еще не восстановившись после вчерашних приключений. Провожая околоточного, я отпустил с поста лакея, предварительно поинтересовавшись, не хотел ли кто за время беседы с полицейским подойти к комнате.

Парень, наморщив лоб, долго безмолвно шевелил губами, затем выдал:

– Да не, барин, никого не было… Разве что Ерофеич подходил. Забыл где-то метелку, вот и бродит по всему дому, – он захихикал, покрутив пальцем у виска. – Совсем старый из ума выжил.

– Ерофеич, Ерофеич, – повторил я вслух. – Что-то часто мне этот Ерофеич последнее время на пути попадается, а, Петя?

Но Селиверстов непонимающе глянул на меня.

– Ничего, не бери в голову. С эти вопросом сам разберусь, – я успокаивающе похлопал его по плечу и слегка подтолкнул к выходу.

…Сергей Владимирович Подосинский неожиданно для всех тяжело заболел. А ведь накануне он блестяще организовал задержание налетчиков, несколько недель терроризирующих именитых купцов по всей столице. В результате были пойманы не только грабители, но и найдено практически все похищенное.

Такого успеха у городской полиции давно не случалось. Однако на следующий день после своего триумфа Подосинский прислал Бибаеву записку, в которой извещал о внезапной болезни. Личный врач Сергея Владимировича сообщил в департамент, что тот будет отсутствовать не менее недели.

Подосинский же сидел в наглухо зашторенном кабинете, прислушивался к шагам за дверью и трясся от страха, как нашкодивший школьник в ожидании неминуемого наказания.