Селиверстов промолчал, только посмотрел на меня с сомнением и надеждой…

Всю обратную дорогу до имения, куда я добрался в девятом часу утра, мне было не по себе, томило нехорошее предчувствие. Выпрыгнув на ходу из экипажа, я со всех ног рванул наверх.

Дверь в мою комнату была распахнута настежь, а внутри все перевернуто вверх дном. Я осторожно шагнул через порог, с замиранием сердца осмотрелся и облегченно перевел дух. Тайник с сейфом остался в неприкосновенности.

На внушительную нишу вентиляционного хода за камином я совершенно случайно наткнулся в первый же вечер проживания в доме. В глаза бросилась парусившая на сквозняке ткань, которой вместо обоев были обиты стены. Тогда, кроме толстого слоя пыли и десятка дохлых пауков, я больше ничего в ней не обнаружил и до поры забыл про находку.

Зато когда мне понадобилось куда-нибудь пристроить сейф, то лучше места не нашлось. А после восстановления первоначального вида покрытия стены и дополнительной маскировки журнальным столом, обнаружить тайник стало возможным только с применением металлоискателя.

Теперь я стоял посреди разгрома и тихо радовался своей предусмотрительности. А то, что искали копии уголовных дел, сомнений не оставалось, потому как открыто лежавшие деньги остались в неприкосновенности.

Собравшись вызвать прислугу для наведения порядка, в дверях я столкнулся с Прохоровым. Одетый в домашний халат хозяин дома, поджав губы, неодобрительно разглядывал бардак, царивший внутри комнаты.

– Позвольте полюбопытствовать, Степан Дмитриевич, а что здесь произошло? – сквозь зубы, недовольно процедил он.

– Доброе утро, Александр Юрьевич, – не обращая внимания на его тон, почти весело приветствовал я Прохорова. – Полагаю, кто-то, воспользовавшись моим отсутствием, навел порядок сообразно своим представления.

– То есть, вы хотите сказать, что комнату обокрали?! – не принимая моей игривости, вскипел вельможа.

– Не то, чтобы обокрали, – я всем видом демонстрировал невозмутимость, – Скорее обыскали… Кто-то в этом доме слишком много знает. И при этом он очень, я бы даже сказал, слишком, шустрый.

Лицо Прохорова покраснело и было видно, что он сдерживается из последних сил. Меча молнии из-под насупленных бровей, он прошипел:

– Подобного в этом доме не случалось никогда… Если понадобиться, засеку всю прислугу, но дознаюсь, чьих это рук дело.

Конечно, на первый взгляд, подобный способ дознания являлся самым эффективным. Но, только на первый взгляд. Никто не мог дать гарантии, что кто-нибудь из дворни под розгами не возьмет вину на себя, лишь бы прекратить страдания. А мне была нужна на сто процентов достоверная информация, добывать которую теперь придется иными способами. Поэтому я поспешил успокоить Прохорова.

Лишь получив с меня заверения, что виновный в любом случае будет найден и наказан, он, скрепя сердце, отменил экзекуцию и пригласил составить компанию за завтраком.

За едой мы перекинулись всего несколькими общими фразами. Когда же прислуга убрала тарелки и подала кофе с коньяком и сигары, Прохоров, окутавшись ароматным облаком, наконец, спросил:

– Так все же, Степан Дмитриевич, вы раскроете мне, что у вас искал злоумышленник?

– Конечно, Александр Юрьевич. От вас у меня секретов нет и быть не может, – я осторожно отпил глоток обжигающей черной жидкости. – Найти пытались копии уголовных дел, возбужденных по последним убийствам, в том числе и по убийству вашего сына. Я их очень удачно выпросил у Селиверстова прямо перед пожаром. Но в полицейской части об этом никто не знал, поэтому она и сгорела. А оригиналы, если вы не в курсе, исчезли еще раньше. Их похитили у погибшего курьера.

– В курсе я, в курсе, – мрачно перебил меня Прохоров.

Выдержав паузу и убедившись, что он больше ничего не хочет сказать, я продолжил:

– Часть-то полицейскую злодеи спалили, в полной уверенности, что копии там. А вот кто узнал про мой маленький секрет, вопрос? И этот вопрос не дает мне покоя. Выходит, преступники имеют в доме своего человека, и тот осведомлен гораздо лучше, чем хотелось бы… Далее, напрашивается еще один неутешительный вывод – убивал и убивает не маньяк-одиночка, а организованная банда, что с одной стороны усложняет, но с другой, значительно упрощает дело.

– Последний посыл не понял? – приподнял бровь собеседник, – В каком смысле упрощает-усложняет?

– Все элементарно, – я с удовольствием затянулся сигарой. – Усложняет тем, что придется вычислять соглядатая среди дворни. Но это гораздо проще, чем искать иголку в стоге сена, то есть маньяка. Когда работает организация, как бы она не маскировалась, следы все равно остаются. Людям-то свойственно ошибаться. И чем больше их в организации, в нашем случае в банде, тем больше вероятность ошибки, – Прохоров внимательно слушал, а я, тем временем, продолжал развивать мысль. – Таким образом, шпион неизбежно где-нибудь, да промахнется. Вернее, он уже дал маху, столь явно обнаружив свое присутствие. Теперь его поимка – вопрос времени… А вот с маньяком-одиночкой было бы гораздо сложнее. Просчитать его действия крайне сложно, а вернее, практически невозможно. Если же, как зачастую бывает, он, почувствовав опасность, заляжет на дно, тогда все, его в принципе не уже найти.

– Так вы считаете, что Николай погиб не случайно? – Прохоров с силой раздавил окурок сигары в пепельнице и одним махом допил коньяк из рюмки.

– Однозначно, – я отодвинул пустую кофейную чашку, – и в этой связи у меня у вам, Александр Юрьевич, две просьбы.

– Чем могу, – он благосклонно посмотрел на меня.

– Первая – попросить Бибаева, чтобы не случилось, не трогать Селиверстова хотя бы месяц.

Прохоров недовольно скривился, а я с жаром продолжил:

– Александр Юрьевич, я вас уверяю, это пойдет на пользу дела! Сейчас мне крайне необходим околоточный!

– Хорошо, – он обреченно махнул рукой, – Какая вторая?

– Вторая еще более дерзкая, – усмехнулся я, – У меня накопилось очень много вопросов, касающихся отношений внутри вашей семьи. Если я не получу откровенных ответов, то выполнение поставленной вами же задачи будет весьма затруднено.

Прохоров долго сидел, уставившись невидящим взглядом в окно. Потом очнулся, прихлопнул ладонью по столу и заявил:

– Согласен. Вы получите ответы на все свои вопросы. Но не сегодня.

Я понимающе усмехнулся, но не удержался от комментария:

– Только долго не тяните, Александр Юрьевич. Время работает против нас.

Он странно посмотрел на меня и до чрезвычайности серьезно добавил:

– Погодите, ждать осталось совсем немного. Еще раз повторяю, вы получите исчерпывающие ответы, – затем порывисто поднялся и неожиданно сухо откланялся. – А сейчас прошу простить, срочные дела государственной важности…

Глава 7. А помирать нам рановато…

Подосинский словно раненый тигр по клетке, метался по кабинету, раскидывая по сторонам попадавшиеся под руку стулья. У него никак не могло уложиться в голове, по какой причине, столь славно, точно по нотам развивавшаяся комбинация, так бездарно рассыпалась в финале?

Мало того, что уже списанный со счетов провинциальный околоточный надзиратель умудрился усидеть на своем стуле, так еще остался открытым вопрос с треклятыми копиями уголовных дел, которые этот паразит за каким-то чертом наделал. А теперь непонятно, то ли они сгорели вместе с полицейской частью, то ли где-то спрятаны, чтобы всплыть в самый неподходящий момент.

Оригиналы же Сергей Владимирович давно схоронил в надежном месте. А в их утрате громогласно обвинил обреченного, как он считал, околоточного.

Однако Бибаев не только проигнорировал все доклады заместителя, хотя и за меньшие провинности мог отправить подчиненного не только в отставку, а даже под суд, но и резко оборвал его, язвительно посоветовав не соваться не в свое дело.

Теперь Подосинский судорожно пытаясь понять, что он сделал не так? Где, на каком этапе совершил ошибку?