Утром я проснулся от жуткой головной боли. Распухший язык не помещался во рту, а набрякшие веки пришлось поднимать пальцами. К жизни меня вернуло содержимое пузатого кувшина на тумбочке возле кровати. Нестерпимая жажда не оставляла выбора и я не раздумывая влил в пылающую глотку прохладный огуречный рассол.

Солоноватая терпкая влага остудила внутренний жар, и слегка прояснилась голову. Вспомнив, что в моем распоряжении имеется столь редкое тут достижение цивилизации, как душ, я долго стоял под прохладной струей, смывая похмелье и вяло удивляясь, как удалось обойтись без братания с особой гордостью владельца имения – белоснежным фаянсовым унитазом. Со слов Прохорова, такая сантехника, кроме его дома, имелась лишь в Зимнем дворце. А здесь же ее устанавливали под личным присмотром изобретателя – морского инженера Блинова.

Хорошенько отмокнув, я побрился, оделся и направился в столовую, где и столкнулся с Прохоровым. Холодно ответив на приветствие коротким кивком, хозяин щелкнул пальцами, и стоявший за его спиной официант поднес мне граненую, грамм на сто рюмку, полную водки, но я брезгливым жестом отправил его обратно.

Прохоров удивленно приподнял бровь:

– Отчего же вы оказываетесь поправить голову?

В ответ я криво усмехнулся:

– Народная мудрость, Александр Юрьевич, гласит – плохое похмелье ведет к длительному запою. Посему, от греха, никогда не похмеляюсь.

Однако, судя по недовольно поджатым губам, собеседник не особо поверил в мою искренность, и поэтому, спасая престиж, пришлось на него поднажать. Откинувшись на высокую спинку стула, я гордо развернул плечи, напыщенно вскинул подбородок и сам себе поражаясь, выспренно выдал:

– Хотите, верьте, ваше высокопревосходительство, хотите, нет, но зеленому змию никогда не удастся меня полонить. А давешний случай – издержки ремесла. К цели, бывает, приходиться пробиваться и с помощью нетрадиционных методов.

– Хороши же ваши методы. И какая же, позвольте спросить, польза от попойки с шалопутом Селиверстовым? – брезгливо скривился Прохоров.

Я закатил глаза в потолок и тяжело вздохнув, попытался донести до него очевидные для меня истины:

– Александр Юрьевич, поймите, с людьми из той категории, к которой принадлежит околоточный, легче всего найти общий язык через совместное застолье.

Но, никак не желая униматься, Прохоров съязвил:

– Бражничал Селиверстов, само собой, за ваш счет?

– Конечно, – не удержавшись, хохотнул я. – Он же полицейский.

Сановник возмущенно фыркнул:

– Дорогой мой, возьмите, наконец, в толк, что стоит мне шевельнуть мизинцем, и этот плебей вылежит вам сапоги. А вы удостаиваете его застольем. К чему?

Я на секунду смутился, однако все же решился ломить до конца, и проникновенно, но твердо, для верности слегка пристукнув кулаком по столу, изрек:

– Ни на йоту не сомневаясь в ваших возможностях, все же, ваше высокопревосходительство, позвольте заметить, что в лице околоточного надзирателя Селиверстова мне нужен не холуй, облизывающий хозяйские сапоги, а добровольный помощник, работающий не за страх, а за совесть, – и, не давая Прохорову вставить слово, торопливо продолжил: – Тем более, хотите вы этого, или нет, а Селиверстов с первого дня занимается поиском мерзавца, погубившего вашего сына и обладает весьма ценными сведениями.

– С трудом вериться, что сей прохвост, на что-то вообще способен, – недовольно покачал головой Прохоров. – Однако дело поручено вам, потому поступайте, как знаете. Спрос же будет не с околоточного, верно? – и он уколол меня взглядом из-под сурово насупленных бровей.

Не найдясь, что ответить, я опустил глаза в тарелку, а мой наниматель сварливо продолжил:

– Мы, собственно, еще не обсудили самое главное. Какой гонорар за ваши услуги вы считаете справедливым?

Внутренне сжавшись, как перед прыжком в ледяную воду, и не надеясь на успех, я отчаянной скороговоркой выпалил:

– Жалование не менее ста рублей в неделю, плюс полтинник на оплату осведомителей. В итоге получается сто пятьдесят рублей с еженедельной выплатой в любое удобное для вас время.

Подперев ладонью щеку Прохоров долго молча сверлил меня взглядом, а я с оборвавшимся сердцем представлял, как он вызывает дюжих молодцев из дворни, которые выталкивают меня взашей из имения. Но в итоге, результат превзошел самые смелые мои ожидания. Вельможа, с отчетливым стуком отставив в сторону чашку с остывшим чаем, подытожил:

– Я согласен платить сто пятьдесят рублей в неделю. И еще сверх того на непредвиденные расходы сто без отчета, а свыше ста, с объяснением причин. Жить и столоваться будете здесь. Отчет о проделанной работе – по субботам в десять утра. Тогда же и все финансовые расчеты.

Не веря своим ушам, я только и смог уточнить:

– Отчитываться прикажете устно, или в письменном виде?

– А? – переспросил уже задумавшийся о своем Прохоров, и когда я повторил вопрос, утомленно отмахнулся:

– Конечно устно. Нечего здесь канцелярию разводить, – и тяжело поднялся из-за стола, бросив лакея покрывавшую грудь салфетку.

Соблюдая приличия, я тоже подхватился, но сановник жестом усадил меня на место:

– Доедайте, не торопитесь. Это мне пора. Увы, мои заботы не могут ждать, – и, по стариковски подволакивая ноги, направился к выходу.

Я же, вспомнив, что давно хотел спросить, крикнул ему в спину:

– Александр Юрьевич, а когда будут хоронить Николая?

Задержавшись в дверях, он не оборачиваясь, глухо ответил:

– Завтра, на монастырском кладбище, что в пяти верстах от имения...

Глава 4. Искушение.

Заместитель директора департамента сыскной полиции, полковник Сергей Владимирович Подосинский, сорока двух лет от роду, при росте нижнего среднего, весил более центнера. У него была крупная голова с выпуклым лбом, а по бледной, ноздреватой коже лица с грубыми чертами рассыпалось множество звездочек лопнувших капилляров, изобличающих в Сергее Владимировиче любителя сладко поесть и крепко выпить.

Однако в последнее время у Подосинского кусок не лез в горло. Подспудно тлеющий конфликт с шефом – генералом Бибаевым, в любой момент мог полыхнуть открытым огнем. Сергей Владимирович одно время даже всерьез задумывался оставить службу, но в последний момент все же отказался от этой мысли. Тем более что Бибаев, не рискнув остаться без чиновника, волокущего на себе всю повседневную работу в управлении, ослабил давление на заместителя.

Подосинский же не торопился покидать департамент по одной простой причине – ему было очень жаль терять доход от годами создаваемой системы мздоимства.

До Бибаева, само собой, доходили слухи о незаконных заработках заместителя, но реальных доказательств он добыть так и не смог. Получив первый анонимный донос сразу после вступления в должность, директор устроил заместителю безобразную сцену. Не стесняясь в выражениях, он орал на Подосинского, обвиняя во всех смертных грехах. Сергей Владимирович тогда благоразумно смолчал, но дал себе зарок найти и предметно наказать копающего под него негодяя. Однако после этого случая директор больше вопроса о взятках не поднимал.

А сегодня, впервые за долгие месяцы у Подосинского целый день было приподнятое настроение. На него вышел очень интересный клиент. Пустяковая работа обещала солидный денежный гонорар, что было весьма кстати, так как Сергей Владимирович давно задумал перестройку загородного дома.

Накануне вечером надежный посредник доставил Подосинскому на дом письмо без подписи. В послании всего-навсего предлагалось скомпрометировать и посадить в тюрьму по обвинению в убийстве лицо, данные которого будут предоставлены при личной встрече. В случае удачного проведения операции, помимо пятидесяти тысяч рублей, Сергею Владимировичу были обещаны убедительные доказательства неблаговидной деятельности генерала Бибаева, вполне достаточные для снятия его с должности директора департамента сыскной полиции.