Изменить стиль страницы

Глава 18

Вторник. Штурм, центр

Ещё до рассвета по лагерю швейцарцев разнеслась весть, что милостию Божией уровень воды в реке упал и её теперь можно перейти вброд.

Сваи моста, в отличие от настила, никуда не делись. Брошенные в реку целые деревья застряли между свай, а потом уже за деревья зацепились ветки, брёвна, доски и мешки с землёй, сброшенные в реку. Получилась плотина вроде бобровой, только побольше.

Армия выстроилась на своем берегу в три колонны.

— Ваше преподобие, Вы сейчас самый популярный человек на земле и на небе! Ведите нас!

Под аккомпанемент длинных швейцарских труб войско начало переправу через реку. Одни солдаты, по-видимому, праведники, легко перепрыгивали через текущий по центру ручей, другие, наверное, грешники, судя по тому, что переход через чудесную переправу они сопровождали упоминанием чёрта и прочим сквернословием, переходили вброд, мочили ноги и вечером непременно принялись бы чихать и кашлять, если бы, конечно, дожили.

На первом этапе атака удалась. Имеющейся у обороняющихся артиллерией плотину все равно было бы не разбить, а народа, чтобы выставить три соответствующих силе атаки заслона на берегу, не хватило. Защитники, как и ожидалось, отступили в город, на заранее подготовленные позиции.

Резиденция швейцарского командования переехала на городской берег. Полпаттон через час уличных боев отозвал отряд, штурмующий южный склон, и перевел его в центр. Против Йорга и его стрелков на всякий случай остались двадцать арбалетчиков, ведущих прицельный огонь из укрытий.

Колонна на северную улицу ушла сразу, но атака на главном направлении началась только через полчаса. Ни солдаты, ни командиры не двинулись с места, пока не разломали в щепки дом, на стене которого Йорг и Марио нарисовали свою карикатуру.

Но и после начала настоящего наступления, колонна устремившаяся в главную улицу (от моста к ратуше), застряла во вражеской обороне. Улица перекрыта вагенбургом, с крыш стреляют, до вагенбурга насыпана всякая гадость, мешающая ходить. Зато у «входа» в улицу со стороны атакующих, как специально, был сложен штабель дров, стояла телега, даже валялось несколько павез. На северной улице была та же картина. Там быстро сделали что-то вроде передвижной баррикады и медленно, но с минимальными потерями двинулись вперед.

Но на Ратхаусштрассе строительство закончилось, едва успев начаться. В первые ряды вылез Безумный Патер с алебардой и без доспеха.

— Что вы делаете? Хотите спрятаться за эти богомерзкие доски и сидеть тут до второго пришествия?

На крыше один стрелок толкнул другого, указывая на фигуру в сутане.

— Смотри, миротворец.

Действительно, разглагольствующая перед строем фигура в черном выглядела весьма мирно. В завершение речи священник схватил чью-то аркебузу и разломал её о булыжную мостовую.

— Ого! — удивленно ответил другой ландскнехт, — что-то ему за это сейчас будет.

На самом деле, проповедь была вовсе не миротворческой. В частности, аркебуза была разбита после реплики «Порох придумали трусы!».

— За мной, грешники, во имя Господа, сволочи вашу мать! — завершил речь Патер, поднял над головой свою алебарду и бросился вперед по улице, не оглядываясь, как будто его не волновало, последует ли за ним кто-нибудь.

Швейцарцы сломя голову рванулись в атаку, забыв про все препятствия, не слушая командиров и не обращая внимания на падающих рядом убитых и раненых. У Патера на ногах деревянные патены, у остальных — тапочки на кожаной подошве. Там, где Патер пробегал без проблем, остальные протыкали подошвы «чесноком» и падали, по ним тут же бежали другие. Самое опасное место — во главе колонны рядом с Патером. Знаменосцы не выживали и пяти минут после того, как подхватывали знамя из рук убитого предшественника. Но обстрел не сильно снизил темп перемещения колонны. Перезарядка арбалета или аркебузы занимает полторы-две минуты, за это время можно пробежать немало.

Одновременно часть нападающих повела наступление через городскую застройку между изгибами улицы. Там, где на карте, нарисованной Гертрудой для герцога, через несколько дворов от берега начиналась улица, ведущая вверх. Этот путь короче, но намного более сложный. А с учетом того, что никакой улицы там на самом деле не было, атака через плотную городскую застройку привела к существенным потерям среди наступающих. Тем более, что, двери домов были заблокированы изнутри, окна закрыты плотными ставнями, а узкие проходы между заборами и хозяйственными постройками во дворах простреливались с крыш ничуть не хуже, чем улицы. Отряд, атакующий напрямую, возглавлял тот самый упитанный булочник по прозвищу Бык в рыцарской кирасе с чужого плеча, о которую плющатся пули и ломаются стрелы. Уличные бои для него не в новинку. Под его руководством молодые швейцарцы, вооруженные частично арбалетами, частично мечами и павезами, заодно и его младший сын с арбалетом, грамотно прикрывали друг друга и с минимальными потерями продвигались вперед. Но скорость продвижения оставляла желать много лучшего по причине плотности застройки, сквозные проходы через которую никогда не планировались.

В обороне для всех желающих найдется уютное местечко, откуда можно со всем удовольствием пострелять в живых людей. Марта ещё вчера выбрала крыши на Ратхаусштрассе. На крыше жарко, да и везде жарко и душно. Такая жара обычно бывает перед дождём.

Насыпать порох, забить пыж, забить пулю, снова пыж, подсыпать порох на полку, прицелиться, выстрелить. Прочистить ствол шомполом. Повторить. Швейцарцы — скучные мишени, куда ни выстрелишь в толпе, в кого-нибудь да попадешь. В кого ни попадешь, не зря потратишь пулю. Пари «кто больше врагов настреляет» сводится к «кто быстрее перезаряжает». Солнышко припекает, черепичная крыша раскалилась так, что через подошвы чувствуется. Ствол аркебузы еще горячее. Выстрелить — зарядить — выстрелить. Выстрелить — зарядить — выстрелить.

— Аааа! Марта случайно схватила оружие за раскаленный ствол и схватилась за обожженную руку. Аркебуза упала на крышу, прокатилась до карниза и соскользнула вниз.

— Чёрт побери! И что мне теперь делать? — выругалась Марта, не обращаясь ни к кому персонально.

— Если тебе делать нечего, спустись, пожалуйста, в дом. Может там попить найдется, — это, конечно же, сержант. Всем дело найдет.

— Как я тебе с крыши полезу? По карнизам?

— По карнизам я бы сам полез, а у тебя за спиной открытый вход на чердак.

Что бы ни делать, лишь бы не оказаться без дела, тогда будет страшно. Марта спустилась на второй, а потом на первый этаж. Вот кухня, где-то должна быть вода. Вдруг задняя дверь упала на пол, и в дом ворвались двое швейцарцев, один с фальшионом, другой с арбалетом. Марта быстро сорвала с плеч выдающее её характерное платье кампфрау (точнее, то, что получилось из старого платья бургомистерши, в нужных местах расширенного с помощью кусков ткани другого цвета), прижалась к стене и жалобно крикнула:

— Только не убивайте!

Швейцарцы переглянулись, но чувство долга оказалось сильнее чем желание уделить несколько минут местной красавице. Хотя, может быть, каждый из них не настолько доверял другому, чтобы предложить сделать перерыв между боевыми действиями. Солдаты не отвлекаясь на какую-то, как им показалось, горожанку, окинули взглядом комнату и бросились к лестнице. Марта, как только второй солдат проскочил мимо нее, выхватила кинжал и ударила его справа под спинную пластину кирасы. Кинжал с завидной точностью поразил почку, арбалетчик упал замертво. Тут же хитрая женщина перехватила у него арбалет и выстрелила почти в упор в бок оглянувшемуся первому. Швейцарец оказался достаточно силен, чтобы со стрелой в боку развернуться и поднять фальшион, но на замахе силы оставили его и он тяжело опустился на ступеньки.

За спиной хлопнула дверь. Марта обернулась и обнаружила, что вошел ещё один швейцарец, невысокий толстячок с большим мечом, в котором читатель легко узнал бы дядюшку Быка. Обратно наверх убежать не получится, крутую узкую лестницу перегораживали тела тех двоих солдат. Марта схватила стул и с визгом прыгнула в окно, выбивая стулом оконный переплет. Бык выбежал за ней.