Для устройства подворья изъ двора Лыкова былъ отдѣленъ его уголъ, прилегавшій къ Никольскимъ воротамъ и къ наугольной Собакиной башнѣ, на пространствѣ по улицѣ въ 15 или 20 саж. Для подворья тутъ же существовала и упомянутая Лыковская церковь Всемилостиваго Спаса.
Это подворье примѣчательно тѣмъ обстоятельствомъ, что сюда былъ привезенъ въ декабрѣ 1666 г. судимый тогда на соборѣ патріархъ Никонъ. Тогдашній пріѣздъ его въ Москву и пребываніе на подворьѣ описываетъ его келейникъ, Иванъ Шушера, слѣдующимъ образомъ:
Патріарху повелѣно было прибыть въ Москву въ ночь 1-го декабря 1666 г. за 3 или за 4 часа до свѣта съ небольшими людьми. Онъ и пріѣхалъ въ ночь часа за 4 до свѣта на субботу на 1-е декабря.
«И везоша насъ (изъ Воскресенскаго монастыря) на Ваганково (за Прѣсней), потомъ въ Смоленскія ворота (Арбатскія), на Каменный мостъ (у Троицкихъ воротъ Кремля); въ воротахъ Каменнаго моста многіе фонари поставлены, осматривали, кто и сколько людей ѣдетъ. Съ патріархомъ было 30 чел. и больше. И пріидоша къ Архангельскому подворью, что было въ Кремлѣ у воротъ Никольскихъ. Тѣ ворота тотчасъ затворили. Патріархъ прибылъ во уготовленный ему дворъ, существуетъ тотъ дворъ во градѣ Кремлѣ у Николаевскихъ воротъ въ углѣграда, что именуется Лыковъ дворъ[105]. Въ храминахъ были уготовлены возженныя многія свѣчи. Время было уже къ разсвѣту. Когда всѣ пріѣхавшіе собрались во дворѣ, то къ воротамъ и окрестъ двора поставлены были крѣпкія и великія стражи, чтобы отнюдь никто не могъ не только во дворъ войдти или изъ двора выйдти, но даже никому и мимо идти не было возможно, при чемъ и Николаевскія ворота затворили крѣпко, дабы не было тѣмъ путемъ проходу, и самый мостъ при воротахъ внѣ Кремля, черезъ ровъ, разобрали».
Все такъ устроивалось по повелѣнію царя въ видахъ предупрежденія смуты въ Московскомъ народѣ, который принималъ живое участіе въ этомъ церковномъ замѣшательствѣ. Привезенные Никономъ съѣстные запасы для прокормленія своихъ людей, по случаю строгаго надсмотра за нимъ, были всѣ отправлены на его подворье Воскресенское, находившееся въ Китай-городѣ, такъ что на всю братію осталась случайно сохраненная только четвертина хлѣба. Люди цѣлыя сутки голодали. Четвертина была раздѣлена и съѣдена. Оставалось умирать съ голоду. Тогда самъ патріархъ вышелъ на высшую храмину двора и возгласилъ къ сторожевымъ стрѣлецкимъ сотникамъ (а стражи стрѣлецкой было до 1000 человѣкъ), чтобы извѣстили государю, что патріархъ Никонъ и протчіе съ нимъ помираютъ отъ голода. Одинъ изъ сотниковъ пошелъ и доложилъ объ этомъ боярамъ; дошелъ слухъ о томъ и до самого государя, повелѣвшаго отпустить изъ дворца ѣствы и питіе. Немедленно подьячіе съ Кормоваго и Сытнаго дворцовъ привезли цѣлые возы всякаго корму и питія. Однако Никонъ не принялъ этого царскаго угощенія, сказавши, что лучше зеліе ѣсть (травы) съ любовію, нежели тельца упитаннаго со враждою. Онъ просилъ у государя дать людямъ свободу входить и выходить со двора невозбранно. Царь разгнѣвался, но разрѣшилъ зто только однимъ людямъ патріарха, которые тогда же и перевезли свои запасы съ Воскресенскаго подворья.
12 декабря Судъ Вселенскихъ патріарховъ постановилъ патріарха Никона отставить съ патріаршества и сослать его въ Ферапонтовъ монастырь. Въ народѣ это событіе произвело большое волненіе, и когда по царскому повелѣнію назначенъ былъ отъѣздъ Никона (рано утромъ на другой день, т.-е. 13 декабря). то весь Кремль наполнился множествомъ народа, желавшаго видѣть осужденнаго и проводить бывшаго своего архипастыря. Не было только извѣстно, въ какія ворота Кремля онъ будетъ вывезенъ. По царскому указу стрѣльцы, не яко съ яростію, но тихо выпроводили народъ въ Спасскія ворота, увѣряя толпу, что осужденный патріархъ пойдетъ въ эти ворота и потомъ по Срѣтенской улицѣ. Между тѣмъ, когда Кремль опустѣлъ отъ народной толпы, Никона увезли по прежнему пути въ Троицкія ворота по Арбатской или Смоленской улицѣ.
12 дней жилъ патріархъ на дворѣ Лыкова и на Архангельскомъ подворьѣ, и описатель его житія Иванъ Шушера разсказываетъ, что чуть не каждую ночь и даже днемъ патріархъ принужденъ былъ слышать стоны и вопли, происходившіе близко за стѣною Кремля на Земскомъ дворѣ (гдѣ нынѣ зданіе Историческаго музея), отъ великихъ пытокъ, которымъ подвергались тамъ судимые по разнымъ преступленіямъ, какъ бы для того, чтобы устрашать патріарха и его людей, при чемъ въ послѣднюю ночь проносилось слово (молва), что это мучатъ Ивана Шушеру, преданнаго патріарху его келейника.
За выдѣломъ мѣстности на Архангельское подворье отъ двора Лыкова оставалось еще значительное пространство шириною по стѣнѣ Кремля на 28 (30), а по улицѣ на 25 (241/2) сажень, и въ длину между стѣною и улицею на 37 (38) саж. со стороны подворья и на 35 (33) саж. со стороны сосѣдняго Шереметевскаго двора. Въ стоявшихъ посреди двора хоромахъ боярина были впослѣдствіи помѣщены Иноземскій и Рейтарскій Приказы и тутъ же находился такъ называемый Опасный дворъ, особая стоянка стрѣльцовъ для сторожбы и для полицейскихъ розыскныхъ надобностей. Въ 1675 г. съ этого двора были отправлены 50 человѣкъ стрѣльцовъ для уголовныхъ розысковъ въ Тверской уѣздъ.
Въ 1677 г. часть Лыкова двора была отдѣлена для помѣщенія переведеннаго сюда Симоновскаго подворья. Въ государевомъ дворцѣ въ это время поднимались происки со стороны партіи царевны Софьи противъ царицы Натальи Кирилловны и ея малолѣтняго сына Петра съ коварною цѣлью выселить ихъ изъ отцовскаго дома подальше кудалибо. Налицо оказался свободнымъ прилегавшій къ дворцовымъ строеніямъ дворъ боярина Семена Лукьяновича Стрѣшнева, бывшій Бѣльскаго и Голицына, на межѣ съ подворьемъ Симонова монастыря, почему для большаго пространства понадобилось присоединить ко двору Стрѣшнева и это подворье, которое и было переведено на дворъ Лыкова съ отдѣленіемъ для него земли мѣра въ мѣру, сколько оно занимало на своемъ старомъ мѣстѣ. Пространство его земли заключало въ себѣ 35 саж. въ длину и 12 саж. въ ширину. То самое число сажень и было отдѣлено возлѣ Архангельскаго подворья по улицѣ 12 саж., а вглубь двора къ городовой стѣнѣ 35 саж.; въ томъ числѣ было занято и мѣсто упомянутыхъ Приказовъ.
Въ томъ же году иноки на новую землю перевезли и построили кельи и всякое дворовое строеніе.
Въ 1678 г. имъ была выдана и жалованная грамота владѣть новымъ подворьемъ вѣчно и впредь неподвижно.
Однако, какъ увидимъ, эта вѣчность продолжалась не долго. Но и дворецъ для царицы Натальи Кирилловны на томъ мѣстѣ, которое и было для него приготовлено, не былъ выстроенъ, и все мѣсто поступило подъ новый дворцовый Запасный дворъ (см. статью о дворѣ Бѣльскаго и Голицына), который со всѣхъ сторонъ былъ обнесенъ каменною оградою.
Въ 1688 г. генваря 8 послѣдовалъ указъ царей, т.-е. царевны Софьи, чтобы подворья Симонова и Донскаго монастырей, устроившіяся на Лыковомъ дворѣ, были переведены на прежнія мѣста, чтобы хоромное и всякое дворовое строеніе было снесено и дворъ былъ бы очищенъ (быть можетъ для того, чтобы помѣстить здѣсь большой стрѣлецкій караулъ).
Подворье Донскаго монастыря прежде находилось въ бывшемъ дворѣ С. Л. Стрѣшнева, гдѣ потомъ былъ дворцовый плотничный дворъ и поварни. На томъ мѣстѣ для подворья теперь было отведено земли возлѣ Симоновскаго подворья, въ длину 22 саж., въ противоположномъ концѣ по переулку 18 1/2 саж., поперекъ 12 саж., въ другомъ концѣ, опять возлѣ Симоновскаго подворья, 19 саж., на что была выдана крѣпостная даная [106].
Неизвѣстно, оставался ли рядомъ съ подворьями и Опасный стрѣлецкій дворъ, для котораго свободнаго мѣста оставалось еще слишкомъ 12 саж.
Необходимо также упомянуть, что на мѣстѣ, отведенномъ для новаго Симоновскаго подворья и дальше на всемъ пространствѣ двора, повидимому, назначалась постройка Житницъ, планъ которыхъ изображенъ въ изданіи «Планы города Москвы ХVІІ в.», стр. 11. Были ли построены такія Житницы, — неизвѣстно.