Военный совет, созванный Вилльнёвом перед выходом из Кадикса, объявил то же мнение, что и морской министр. Адмиралы: Гравина, Алава, Эсканьйо и Сизнерос, коммодоры: Макдонель и Галиано были в этом совете представителями испанской эскадры. Со стороны французов присутствовали контр-адмиралы Дюмануар и Магон, капитаны Космао, Местраль, Вилльгри и Приньи. Они единогласно объявили, "что корабли обеих наций бoльшей частью дурно вооружены, что многие из этих кораблей не имели случая обучить экипажи свои в море, и что трехдечные корабли: "Санта - Анна", "Райо" и 74-пушечный "Сан-Жусто", вооруженные на скорую руку и только что вышедшие из гавани, хотя и могут, в крайности, сняться с якоря вместе с флотом, однако не в состоянии принести в бою ту пользу, какой можно было бы от них ожидать, если бы они были снаряжены должным образом". Такова была при всем том преданность этих великодушных людей, что несмотря на печальные предчувствия, они все преклонились, как некогда храбрые капитаны Турвилля, перед этим не допускающим возражений аргументом: "Повеление короля - атаковать". Но Турвилль имел перед неприятелем славную невыгоду малочисленности; Вилльнёв, напротив, имел в этом отношении бесплодное превосходство.
"У англичан, - говорил император, - очень поубавится спеси, когда во Франции найдется два или три адмирала, которые желают умереть". Никто более Вилльнёва не был готов на такую жертву; он был бы счастлив, если бы этой ценой мог купить надежду сохранить свой флот. "Но выйти из Кадикса, - писал он адмиралу Декре, - не имея возможности тотчас же пройти в пролив и притом с уверенностью встретить весьма превосходного неприятеля, значило бы все потерять. Я не могу думать, чтобы Его Величество захотел подвергнуть большую часть морских сил своих такому отчаянному риску, который не обещает даже славы". К несчастью и эта последняя нерешительность должна была скоро исчезнуть. Вице-адмирал Розили прибыл уже в Мадрид. В дороге у него поломалась карета, и он задержан был этим случаем до 14 октября, а между тем Вилльнёв узнал о его прибытии в Испанию{75}. Известие это поразило Вилльнёва в самое сердце. "Я бы с радостью, - писал он морскому министру, - уступил первое место адмиралу Розили, если бы только мне позволено было оставить за собой второе; но для меня невыносимо потерять всякую надежду доказать, что я достоин лучшей участи. Если ветер позволит, я завтра же выйду". В эту минуту его уведомили, что Нельсон отослал 6 кораблей в Гибралтар. Он немедленно пригласил к себе на "Буцентавр" адмирала Гравину, и после минутного с ним совещания сделал флоту сигнал: "Приготовиться к походу".
В продолжение двух месяцев с французских, а еще более с испанских кораблей дезертировало множество матросов. Некоторых из них поймали на улицах Кадикса, перед самым снятием с якоря, но большое число успело уже скрыться в окрестностях, так что к 19 числу немногие команды оказались в полном составе. Однако в 7 часов союзный флот начал сниматься; в половине девятого об этом дано было знать Нельсону, который находился тогда со своей эскадрой в 50 милях к WNW от Кадикса. Зная, что Вилльнёв будет иметь возможность от него уйти, если прежде его поспеет к проливу, он не медля взял курс в этом направлении. Большому флоту не легко выходить из Кадикса: за шесть лет до Вилльнёва адмирал Брюи употребил на это три дня. Штиль и противное течение скоро остановили движение союзной эскадры, и 19 числа не более 8 или 10 кораблей успело выйти за черту рейда. На другой день легкий ветерок от SO помог выбраться и остальным 19. Погода была превосходная, но в ночь небо заволокло тучами, и все, казалось, предвещало шторм от SW. Впрочем, довольно было нескольких часов умеренного ветра, чтобы Вилльнёву выбраться поболее на ветер от Трафальгара, а там шторм от W или SW, не только не мешал, но еще благоприятствовал бы его намерениями. В 10 часов утра последние французские и испанские корабли были уже вне кадикского рейда. Английский флот держался в виду мыса Спартель, сторожа вход в пролив. Тогда Вилльнёв, решась уже более не отступать, написал адмиралу Декре последнюю свою депешу: "Весь флот под парусами... Ветер SSW, но я полагаю, что это только утренний ветерок. Усмотрено нами 18 неприятельских судов; следовательно, по всей вероятности, жители Кадикса скоро дадут вам знать о нас... Этот выход внушен мне единственно желанием следовать намерениям Его Величества и употребить все усилия к тому, чтобы исчезло неудовольствие, возбужденное в нем происшествиями последней кампании. Если настоящая экспедиция удастся, я с радостью готов верить, что иначе и быть не могло, и что все было рассчитано как нельзя лучше, к пользе дела Его Величества".
XV. Выход соединенного флота 20 октября 1805 года
Итак, Вилльнёв снялся с якоря и шел сражаться; но шел без уверенности. Над этой храброй, преданной эскадрой витала опасность гибели; адмирал страшился этого, хотя не мог дать себе ясный отчет в своих опасениях. Конечно, немалое влияние на него имело воспоминание об Абукире; но что в его депешах всего чаще составляет предмет его жалоб? Недостаток морского навыка в офицерах и матросах, недостаток военного опыта у капитанов, недостаток слаженности при маневрировании. Без сомнения, эти жалобы были основательны и важны; однако было зло еще более существенное, зло, которое Вилльнёв никогда не старался исправить, и на которое еще в 1802 г. так ясно указал знаменитый инженер Форфе. Вот что писал он в одной брошюре, на которую в эту эпоху обратили так мало внимания: "на самом деле одна артиллерия может решить вопрос превосходства на море. Забавно слушать иногда, как часто и долго рассуждают и спорят из-за того только, чтобы определить причину превосходства англичан!.. Четырех слов довольно, чтобы ее указать... У них корабли хорошо организованы, хорошо управляются, и артиллерия их хорошо действует... У вас же - совершенно противное!.. Когда у вас будет то же, что у них, вы в состоянии будете им противиться... вы даже побьете их". Действительно, кто захочет представить себе разрушительное действие массы металла, общий вес которой часто простирается до 3000 фунтов{76}, выброшенной в пространство со скоростью 500 метров в секунду, и встречающей внезапно на пути своем проницаемую преграду, которая при ударе раздирается, и расщепляется на обломки еще более гибельные, чем сами ядра, - кто это себе представит, тот поймет всю грозную силу первых залпов линейного корабля. Вместо того, чтобы рассеивать эту неодолимую силу, как делали тогда французы{77} в надежде, что она встретит в пространстве чуть видную цель, как например, снасть или даже стеньгу, англичане лучше рассчитывали и избирали цель более приметную - батарейную полосу неприятеля; они усеивали телами убитых неприятельские палубы, между тем как французские ядра пролетали у них над головами{78}. Притом, английские канониры, лучше обученные, нежели французские, соединяли с верностью в пальбе редкую быстроту в действии орудиями. В 1805 г. не на всех кораблях, но на хороших, как например: на "Фудройане", где имел перед тем свой флаг Нельсон, на "Дреднауте", с которого только что пересел Коллингвуд, английские канониры дошли до того, что делали по выстрелу в минуту. В ту же эпоху лучшие французские канониры делали по одному выстрелу в три минуты. Этому-то тройному превосходству англичан дoлжно бы французам приписать свои неудачи с 1793 г. Этому-то "граду ядер", как выражался Нельсон, Англия обязана была владычеством над морями, и он сам обязан был победами при Абукире, а потом при Трафальгаре.
Ветер, помогший Вилльнёву и Гравине выйти из Кадикса, вдруг посвежел. При взятии рифов некоторые из испанских кораблей увалило под ветер, и, задержанная этим обстоятельством, союзная эскадра отходила от берега очень медленно{79}, а Нельсон между тем, уже извещенный своими фрегатами о движении ее, летел к ней под всеми парусами. Но вскоре за сильными порывами последовал штиль, и ночь наступила прежде, чем противники успели опознать друг друга. Тогда в разных пунктах горизонта показались огни. То были сигналы английской эскадры и ее крейсеров. Частые пушечные выстрелы, бенгальские огни, ярко блиставшие среди глубокого мрака, - все это напоминало Вилльнёву, что он тщетно будет стараться скрыть свои движения от бдительных взоров противника. К 9 часам вечера он признал необходимым устроить свою эскадру и сделал сигнал: построиться в линию баталии{80}. 21 октября 1805 г., день, плачевно памятный для французов, застал оба флота на параллели мыса Трафальгара. Нельсон в продолжении ночи расчетливо умерил быстроту своей погони и к утру удержался у Вилльнёва на ветре. На восходе солнца он дал время кораблям своей эскадры сблизиться между собой и искал глазами неприятеля. От него милях в 20 или 15, рассеянный на большом пространстве, союзный флот шел к проливу, придерживаясь берега Андалузии, еще прикрытого утренним туманом{81}.