С той минуты, когда французские эскадры не могли соединиться в Мартинике, с той минуты, когда Нельсон напал на след Вилльнёва, казалось, что пришла развязка Вест-Индской кампании и что дело тем и кончится. Всякий бы так и оставил это неудавшееся предприятие; но Наполеон, несмотря на угрожающее положение Европы, хотел сделать еще одно, последнее усилие, чтобы ухватить ускользавшую из его рук Англию, и попытался снова заставить Вилльнёва идти к Бресту. Но это последнее бегство соединенного флота в Кадикс окончательно разрушило его надежды. Он обрушился на Вилльнёва, обвиняя его в недостатке решительности и в несправедливых жалобах на свои корабли. Действительно, Вилльнёв, по своему унылому расположению духа, был мало способен к выполнению подобного предприятия; но он был менее виновен, нежели обычно думают. Навязав ему испанские корабли, Наполеон вверил ему дело более трудное, чем то, какое принял на себя Латуш - Тревилль. Когда потом, через два месяца, выведенный из терпения, уступая, так сказать, увлечению своего гения, вместо того чтобы ободрять Вилльнёва, он воззвал к неустрашимости своих моряков; когда он решился перестать уклоняться от английских эскадр и принять наступательный образ действий, - тогда он нашел настоящий способ ведения морской войны; только забыл, к несчастью, какие корабли стояли тогда в Кадиксе.

XII. Вилльнёв в Кадиксе

В тот момент, когда образ действий британского кабинета вынудил Испанию искать союза с Францией, все источники ее государственных доходов найдены почти иссякли. До того времени поземельную подать, неизвестную в Испании, заменяли доходы с колоний, с таможен и золото рудников Мексики и Южной Америки, - так что глубокая нищета этой несчастной монархии скрывалась под внешним видом благосостояния. Но когда английские крейсеры заперли порты полуострова для морской торговли и для сокровищ Нового Света, бедственное положение государства обнаружилось во всей своей наготе. В октябре 1805 г. королевская фамилия "не имела даже одного экю, чтобы прокатиться из дворца Сан-Ильдефонсо в Эскуриал" {71}. Жестокий голод, а вслед за тем желтая лихорадка, свирепствовавшая более всего в Андалузии и Мурции, опустошали морской берег; запасы в портах были истощены, государственные кассы пусты, правительство совершенно лишилось доверия всех сословий. У этого-то разоренного края могучий союзник требовал вспомогательного флота, прибавки к годовой денежной субсидии, обещанной Испанией во время ее нейтралитета, и единовременной выдачи 5 миллионов пиастров для облегчения хода монеты во Франции. Князь Мира все обещал. Менее чем за 6 месяцев он извлек из ничего почти тридцать линейных кораблей, и если бы только в портах Испании находилось больше запасов и материалов, то генерал Бёрнонвилль не оставил бы там "ни одной барки невооруженной". Так, благодаря покорности министра, благодаря деятельности французского посланника, Гравина имел возможность последовать за Тулонской эскадрой в Вест-Индию с 6 кораблями, прибавить к ним 9 в Ферроле и найти еще 4 готовых в Кадиксе. Магон и другие главные порты приведены были в оборонительное положение, на протяжении всего побережья крейсеровали канонерские лодки, а в Картахене в июле было собрано под начальством контр-адмирала Сальседо 8 кораблей. Всего с марта по сентябрь 1805 г. вооружено Испанией 29 линейных кораблей. Если бы эти огромные жертвы были следствием желания целой нации, или, по крайней мере, дружного содействия всего правительства, они могли бы сильно поколебать могущество Англии; но вырванные у робкой преданности министра, нелюбимого народом, они внушали ложное доверие к своим итогам, и тем скорее еще подготовили последовавшие страшные бедствия.

Все преклонялись тогда перед волей Наполеона, и Годой, более чем кто-либо, ей повиновался; но между тем, как французы выжимали из этого послушания все, что было возможно, забыв, что за этим стоит целый народ, гордый, чувствительный, которому это унижение казалось тягостнее, чем самое поражение Гравины и Вилльнёва. Действуя таким образом, Франция успела присоединить к себе испанский флот, но сердца испанцев были от нее далеко. Первые признаки глухого раздражения не замедлили обнаружиться при появлении Вилльнёва в Кадиксе. На кораблях его эскадры не было провизии, а главное недоставало военных снарядов. Князь Мира немедленно прислал повеление предоставить в распоряжение адмирала все магазины порта. Капитан порта и начальник артиллерии отказались повиноваться этому повелению; они объявили, что не выпустят из вверенных им магазинов ни одной мелочи, прежде чем французский адмирал не внесет за это деньги, и притом не ассигнациями и векселями на Париж, но звонкой монетой. Когда эти затруднения доходили до слуха генерала Бёрнонвилля, он спешил к Годою и без труда испрашивал новые повеления; но сопротивление возрождалось на каждом шагу, а время между тем уходило. Сами испанские офицеры, которые до сражения 22 июля, казалось, разделяли пылкость и усердие Гравины, после этого сражения, выказывали глубокое уныние. Не раз они с горечью вспоминали, как 18 кораблей - в том числе 14 французских - дозволили 14 английским постыдно выхватить из их среды 2 испанских корабля. По их словам, нечему было тут удивляться: они должны были предвидеть это с того дня, как Вилльнёв бросил испанскую эскадру, чтобы скорее прийти в Мартинику{72}.

Упреки эти падали нестерпимой тяжестью на сердца французских моряков и возбуждали в них ропот, глубоко уязвлявший Вилльнёва. Не имея сил отвечать на них, снедаемый беспокойством, измученный сверх того желчными припадками, Вилльнёв впадал в совершенное уныние и проклинал тот день, в который предпринял эту кампанию{73}. Это унылое расположение духа адмирала, проявлявшееся во всех его депешах, еще более увеличивало досаду императора. Непредвиденной случайностью лишенный возможности выполнить самый блистательный проект, какой когда-либо занимал его гений, Наполеон строго порицал отступление соединенного флота в Кадикс. Он видел в этом решении не расчет, но просто панический страх, и тем суровее упрекал Вилльнёва в безотчетном чувстве уныния и в нерешительности, ибо как писал Декре: "Никакое чувство не было более чуждо его великой душе и не поражало его неприятнее в других".

Булонская армия уже двинулась к Германии, и таким образом, экспедиция в Англию была отсрочена на неопределенное время; но Наполеон, отказавшись временно от намерения двинуть свои корабли в Канал, хотел однако, чтобы флот Франции и ее союзников господствовал у берегов Андалузии и в Гибралтарском проливе. Он рассчитывал, что в Кадиксе должно находится до 36 кораблей, и полагал невозможным, что неприятель успел уже собрать в этих водах значительные силы. Итак, соединенный флот должен был в самом скором времени взять на 6 месяцев провизии и изготовиться к выходу в море. Император предписывал Вилльнёву, как только флот будет готов, позаботиться о соединении с 8 кораблями, находившимися в Картахене. Эти корабли не раз уже пытались вступить под паруса, чтобы идти к Кадиксу, но их каждый раз удерживало опасение встретить за проливом английскую эскадру. Посылая Вилльнёву эти новые инструкции, адмирал Декре писал ему: "Главное намерение императора состоит в том, чтобы отыскать в рядах, в каких бы то ни было званиях, офицеров, наиболее способных к высшему руководству. Но чего ищет он прежде всего - так это благородной любви к славе, соревнования к почестям, решительного характера и безграничного мужества. Его Величество хочет уничтожить эту боязливую осторожность, эту оборонительную систему, которые сковывает нашу смелость и удваивают предприимчивость неприятеля. Эту смелость император желает видеть во всех своих адмиралах, капитанах, офицерах и матросах, и, каковы бы ни были ее последствия, он обещает свое внимание и милости всем тем, кто доведет ее до высшей степени. Не колеблясь нападать на слабейшие и даже равные силы, и сражаться с ними до уничтожения - вот чего желает Его Величество. Для него ничто потеря кораблей, если только эти корабли потеряны со славой. Его Величество не хочет, чтобы его эскадры держались в блокаде слабейшим неприятелем и приказывает вам в том случае, если он явится таким образом перед Кадиксом, не медля атаковать его. Император предписывает вам сделать с вашей стороны все, чтобы внушить подобные чувства всем вашим подчиненным - делами, речами, - словом всем, что может возвысить душу. В этом отношении не дoлжно пренебрегать ничем: смелые подвиги, всевозможные ободрения, рисковые предприятия, приказы, возбуждающие энтузиазм (Его Величество желает, чтобы эти приказы были как можно чаще отдаваемы, и чтобы вы мне их регулярно пересылали) - все средства должны быть употреблены, чтобы оживить и возбудить мужество наших моряков. Его Величество желает открыть им доступ ко всем почестям и отличиям, которые будут непременной наградой за каждый блистательный подвиг. Ему хочется надеяться, что вы первый заслужите эту награду, и я считаю своим приятным долгом сказать вам со всей искренностью, что, несмотря на упреки, которые мне велено вам сделать, Его Величество ожидает только первого блистательного дела, которое доказало бы ему ваше мужество, чтобы изъявить вам особенное свое благоволение и наградить вас самыми высшими отличиями".