Гравина родился в Неаполе, и, как считается, был побочным сыном короля Карла III, который определил его во флот и послал сражаться с алжирцами. В 1793 г. Гравина служил под началом адмирала Лангары и принимал участие в обороне Тулона. За эту кампанию он получил чин контр-адмирала и заслужил репутацию неустрашимого офицера. В 1805 г. он был послом мадридского двора в Париже, понравился Наполеону, и тот назначил его главнокомандующим испанского флота. Приблизившись к императору, нельзя было оставаться равнодушным, и Гравина, сохранивший, несмотря на свои 58 лет, рыцарскую восторженность ума, совершенно поддался этому очарованию. Не сообразуясь с силами расстроенного флота он дал обещание следовать за французским флотом повсюду и во всех предприятиях{65}. 3 апреля, полный отваги, желая открытия кампании, он поднял свой флаг на корабле "Аргонавт", в Кадиксе. Испания имела там 16 линейных кораблей, но в адмиралтействах не было никаких материалов и запасов, а население соседних берегов было опустошено незадолго перед тем желтой лихорадкой. Доброжелательство мадридского кабинета и неутомимое усердие французского посланника, генерала Бёрнонвилля, должны были разрушиться о такие неодолимые препятствия. Через 3 месяца всевозможных усилий успели вооружить и укомплектовать только 6 кораблей, в том числе 2 60-пушечных, - "за исключением корабля "Аргонавт", это все самые жалкие суда, какие когда-либо посылались в море"{66}. Для формирования команд этой эскадры пришлось прибегнуть к насильственной вербовке, и собрали таким образом, по признанию самого генерала Бёрнонвилля, "самый ужасный сброд"{67}. Правда, что офицеры этих жалких кораблей были, по большей части людьми храбрыми и знающими, но не в преданных офицерах у испанского флота был недостаток. Много истинно геройских дел прославило флаг Карла IV, ни одно удачное дело не сделало его грозным для неприятеля.

Между тем, пример тогда очень недавний должен бы открыть французам глаза и показать им, как опасно звать на помощь подобных союзников. 6 июля 1801 г., незадолго до Амьенского мира, 3 французских корабля с помощью двух плохих береговых батарей и искусно выбранной позиции с успехом сражались перед Альджесирасом против 6 английских кораблей. Через несколько дней после этого сражения, в котором английский корабль "Аннибал", став на мель, попал в руки французов, вышла из Кадикса испанская дивизия из 6 линейных кораблей. Начальствующий французским отрядом адмирал Линуа, соединясь с нею, снимается с якоря. Сэр Джемс Сомарец, которого он перед тем победил, снимается за ним в погоню: 9 союзных кораблей обращаются в бегство перед 5 английскими, и за одним из лучших дел французского флота следует ужаснейшие бедствие. Корабль "Сен - Антонио", окруженный, принужден сдаться. Ночью один английский корабль проходит незамеченный между двух испанских трехдечных, дает обоим по залпу, и скрывается. Команды обоих кораблей теряют голову, батареи открывают огонь, наконец оба корабля сваливаются, загораются и взлетают на воздух; 2000 человек делаются жертвой этой трагедии. Что же касается французских кораблей, то они отражают неприятеля и приходят на другой день в Кадикс, покрытые славой, но сокрушенные духом от бедствия своих верных и великодушных союзников.

Таковы были воспоминания, волновавшие Вилльнёва при виде Кадикской эскадры, и разве только готовность адмирала Гравины стать в ряды его флота, разве только благородство всех поступков этого храброго офицера могло бы уменьшить это неприятное впечатление. Как только посланный Вилльнёвом вперед фрегат "Гортензия" возвестил испанцам приближение французской эскадры, командир корабля "Эгль" передал Гравине депеши адмирала Декре и семь запечатанных пакетов, заключавших указание рандеву эскадры в случае разъединения. Гравина немедленно раздал эти пакеты своим капитанам, с приказанием распечатать их не прежде, чем выйдут в море. Приняв тогда наскоро 1600 человек десантного войска, он сделал своим кораблям сигнал сняться, выпустив канаты и, перейдя к Роте, стал на якорь посреди французской эскадры. В два часа утра, соединенный флот, пользуясь легким береговым ветерком, вступил под паруса. "Сан-Рафаэль", выходя, коснулся мели, а другие корабли, уже оставившие по одному якорю с канатом в Кадиксе, хотели поднять свои якоря и за этим занятием потратили много времени. На рассвете они потеряли эскадру из виду. Только 80-пушечный корабль "Аргонавт" и 64-пушечный "Америка" успели соединиться с Вилльнёвом, эскадра которого, таким образом, состояла теперь, кроме 6 фрегатов, 1 корвета и 3 бригов, из 12 французских кораблей и 2 испанских: корабли же "Сан-Рафаэль" - 84, "Фирме" и "Тэррибль" - 74, "Эспанья" - 64 пушечные, и фрегат "Санта-Мадалена" остались позади. Командиры их распечатали пакеты, врученные им адмиралом Гравиной, и пошли к Мартинике.

Нельсон между тем, все еще боролся с западными ветрами, и подошел к Гибралтарскому проливу не прежде 30 апреля. Там нужно было остановиться, потому что сильное течение из океана не позволяет лавировать в проливе. "Кажется, фортуна меня покинула, - писал он капитану Баллу, - ветер не хочет подуть ни сзади, ни с боку; все в лоб, вечно в лоб!" На якоре в Тетуанской бухте, более взволнованный, чем греки в Авлиде, он с беспокойством ожидал первого попутного ветерка и пытался заставить уняться свое нетерпение составлением тысячи планов кампаний. "Я вынес жестокое испытание, - писал он лорду Аддингтону, - и до сих пор неприятель был необыкновенно счастлив; но обстоятельства могут перемениться. Терпение и постоянство сделают многое". Наконец, 7 мая, в шесть часов вечера, он двинулся в пролив. Назначение союзного флота было ему еще неизвестно, и он проведал его неожиданно. Ему встретился в море контр-адмирал португальской службы Дональд Кэмпбел, шотландский уроженец, служивший в Неаполе под его началом, в отряде маркиза де Низа. Кэмпбел, по слухам в Кадиксе, узнал, что Вилльнёв направился к Антильским островам, и сообщил это Нельсону. Итак, этот флот, который Адмиралтейство поручило его надзору, который он в продолжение двух лет жаждал встретить, и который так самонадеянно называл своим, этот флот устремится на английские колонии, неся туда ужас и разорение! Мудрено ли после того, что Нельсон еще более проклинал противные ветры, задержавшие его так долго в Средиземном море. Во что бы то ни стало он решился гнаться за неприятелем в самые тропики.

Как, однако, ни был он готов принять на себя ответственность за все случайности этой погони, он хотел прежде, чем оставить берега Европы, обеспечить проход в Средиземное море 5000 корпусу войска, взятому контр-адмиралом Найтом из Англии. 10 мая он пришел со своей эскадрой в Лагос, нашел там несколько транспортов, оставленных адмиралом Ордом во время отступления перед Вилльнёвом, и в одну ночь погрузил на свои суда еще на месяц провизии. На другой день он вновь снялся и перешел на параллель мыса Сан-Винцента, а 12 мая после полудня, в тот самый день, когда Вилльнёв пришел к Мартинике, он соединился с конвоем транспортов, который контр-адмирал Найт сопровождал до тех пор с двумя только кораблями: 98пушечным "Квин" и 74-пушечным "Дракон". Итак, этот конвой избежал опасности, которой боялся Нельсон; но ему предстояло еще идти в Средиземное море, и там он рисковал встретить эскадру контр-адмирала Сальседо. Готовый пуститься в погоню с 11 кораблями за 18, Нельсон предпочел скорее ослабить самого себя, чем подвергнуть английского адмирала опасности сражаться с недостаточными силами против картахенской эскадры. Стопушечный корабль "Ройяль-Соверен", медную обшивку которого не подновляли уже 6 лет, задержал бы его в переходе, и он не побоялся лишиться его услуг, присоединив его к отряду контр-адмирала Найта. При том, как ни был отчаянно отважен Нельсон в присутствии неприятеля, но на этот раз он рассчитывал атаковать соединенный флот не прежде, чем соединясь с контр - адмиралом Кокрэном, которого ожидал найти в Барбадосе с 6-кораблями, отряженными от Феррольской эскадры в погоню за 5 кораблями контр-адмирала Миссиесси. По всем соображениям неприятель не мог собрать в Вест-Индии более 23 кораблей. Этому флоту Нельсон не колебался противопоставить 16 кораблей испытанных, привыкших к одной и той же тактике и имеющих один и тот же флаг. "Пусть каждый из вас атакует по одному французскому кораблю, - говорил он своим капитанам, - я один беру на себя все испанские. Когда я спущу мой флаг, то позволяю и вам сделать то же".