На твердой земле Республика еще торжествовала: в 3 дня Пьемонт был занят французами, а 10 января 1799 г., князь Пиньятелли заключил перемирие, по которому Капуа сдан генералу Шампионнэ. 22 того же месяца французские войска были перед Неаполем. С отъезда короля раздражение черни не знало границ. Князь Пиньятелли по заключении перемирия бежал; Макк скрылся во французский лагерь, а временные начальники, избранные народом, тщетно старались унять его буйство. Шампионнэ поспел вовремя, чтобы спасти Неаполь от его же собственных жителей. Овладев городом после двухдневной упорной борьбы, он занялся восстановлением порядка и спокойствия. Его благоразумные меры усмирили неистовую толпу, и вскоре многие города Абруццо и Калабрии признали правительство, учрежденное французским генералом под именем Парфенопейской Республики.

Смущенный быстротой этого завоевания, Нельсон считал королевскую фамилию надолго лишенной трона и почел нужным поторопить осаду и взятие Мальты. К этому еще сильнее понуждали его притязания России. Император Павел I принял титул Гроссмейстера ордена Св. Иоанна Иерусалимского, и эскадра адмирала Ушакова ожидала только сдачи Корфу, чтобы направиться к берегам Сицилии. Нельсон, к большой своей досаде и ущербу для самолюбия, видел, что русские менее поддаются его внушениям, чем португальцы, и желал от всего сердца отдалить их. "Эти люди, - писал он в негодовании, - кажется, более заботятся о том, чтобы приобрести себе порты в Средиземном море, чем о том, чтобы уничтожить армию Бонапарта. Если они успеют утвердиться в Корфу, то Порта будет иметь порядочную занозу в ноге. Как добрые турки не видят этой опасности?" Однако нужно было ему решиться терпеть русских на Ионических островах, где они действительно оставались до 1807 г.; на зато он дал себе обещание ни за что не допускать их до Мальты.

Когда император Карл V отдал острова Мальту и Гозо в вечное владение рыцарям ордена Св. Иоанна Иерусалимского, в числе условий было положено, что если орден оставит эти острова, то они должны перейти к королям Сицилийским, как старинным их владельцам. Лорд Нельсон и сэр Вильям Гамильтон извлекли этот забытый договор, и на его основании объявили короля Неаполитанского законным государем островов Мальты и Гозо, хотя Фердинанд IV не слишком добивался этого нового титула. Мальтийцы, ненавидевшие тираническое правление рыцарей, без труда согласились на эту перемену правления и через своих депутатов изъявили готовность стать поддаными Фердинанда IV.

"Король Неаполитанский, - писал Нельсон капитану Баллу, - есть законный государь острова Мальты, и я согласен с тем, что его флаг должен развеваться на всех пунктах острова. Но так как можно быть уверенным, что неаполитанский гарнизон сдаст остров первому, кто захочет его купить, то необходимо, чтобы Мальта была под покровительством Великобритании на всем протяжении войны. Вследствие этого король Неаполитанский желает, чтобы на всех пунктах, где развевается неаполитанский флаг, британский был бы поднят с ним рядом. Я уверен, что неаполитанское правительство без всякого возражения уступит владение Мальтой Англии, и я на днях вместе с сэром Вильямом Гамильтоном вытребовал у короля тайное обещание не уступать Мальты никому без согласия британского кабинета. Здесь пронесся слух, будто вас посещало русское судно, снабженное прокламациями к мальтийцам. Я ненавижу русских, и вы не должны позволять развеваться на острове никакому флагу, кроме английского и неаполитанского. В случае, если какая-нибудь партия захочет поднять русский флаг, то ни король, ни я не позволим впредь мальтийцам вывозить для себя хлеб из Сицилии".

Таково было неприязненное расположение Нельсона к самому важному союзнику Англии; но вскоре другие события должны были занять его пылкий и непостоянный ум. Успехи Шампионнэ имели незначительное влияние на результат новых, более крупных операций, которые предстояли. Узнав о приближении русских, Австрия решилась наконец двинуться, и эта новая коалиция уже располагала армией в 300000 человек. Директория была плохо приготовлена к такому нападению: с открытия кампании эрцгерцог Карл отбросил Журдана с Дуная на Рейн, а генерал Край оттеснил Шерёра с Адижа на Минчио и с Минчио на Адду, где Суворов, истребил бы французскую армию, если бы Моро не прикрыл ее отступления. Эти первые неудачи принудили 28000 войска, занимавшие Неаполь и папские владения, оставить свои завоевания. В таких затруднительных обстоятельствах Макдональд, сменивший Шампионнэ, отозвал войска, которые под началом генерала Дюгема преследовали вооруженные шайки поселян, уже опустошавшие Апулию и Калабрию; оставил гарнизоны в замке Санто-Эльмо, в Капуа, в Гаэте и в Чивита-Веккии и 22 апреля начал отступать к Тоскане, между тем как Моро двигался к Генуа.

Новая Республика был таким образом оставлена на свое собственное попечение; но уже все, что оставалось в Неаполе знаменитого и уважаемого, было связано с ее существованием. Вельможи, впавшие в немилость двора, владельцы имений, ненавистные лаззаронам, - все соединились, чтобы защищать свою жизнь и свое имущество от необузданной черни; они сделались республиканцами по чувству самосохранения. Исполнительная власть была вручена пяти директорам. В этой комиссии председательствовал Эрколе Д'Аньезе, неаполитанец, тридцать лет проживший во Франции. Трудами законодательного собрания руководил Доменико Чирилло - медик, заслуживший европейскую известность. Военное министерство и руководство над неаполитанской армией вверено было Габриелю Мантонэ, бывшему капитану артиллерии. Комендантом Кастель-Ново назначен был кавалер Масса, полевой инженер; Кастель-дель-Ово поручили принцу Санта-Саверина; генерала Бассети сделали начальником национальной гвардии, а князю Карачиоло было вверено несколько канонерских лодок, составлявших тогда всю морскую силу Республики. Неаполитанское правительство присоединило к войскам генерала Дюгема несколько отрядов, которыми руководили Этторе Караффа, граф де Руво и герцог д'Андриа, возведенный по этому случаю из поручиков в чин генерала. Новые наборы должны были пополнить это войско. 3000 человек поступили в так называемый Калабрийский легион; герцог Рокка-Романа набрал полк кавалерии, и ко всему этому прибавилось еще два полка пехоты. Все единодушно стремились способствовать благу отечества. Дамы высшего света собирали в церквях приношения в пользу Республики; все театральные пьесы были заменены трагедиями Альфиери, а знаменитая Элеонора Фонсека, - женщина-поэт и живописец, - взялась за редакцию Республиканского Монитёра, и своим рвением поддерживала пламень во всех умах. Действительно, настал момент кризиса: через несколько дней должна была решиться участь Республики. Двор, преданный немой печали, не был для нее опасен, но зато население деревень и низшие классы самого Неаполя единодушно и внезапно против нее восстали. Этого-то неприятеля Республика должна была немедленно подавить, чтобы не исчезнуть прежде, чем Европа узнает о ее существовании.

Неаполитанские области подчинялись тогда непосредственному влиянию богатых и сильных ленных владельцев, державших вооруженную милицию, носившую название сбиров, посредством которой они исполняли свои желания и прихоти. Из-за беспорядков, свойственных феодальным администрациям такого рода, горы издавна были населены множеством бандитов. Эти-то бандиты в соединении с милицией, были первыми сеятелями мятежа. В горах Абруццо поселяне собрались под предводительством одного бывшего сбира - маркиза дель Васто, осужденного за неоднократные убийства на галеры. В Терра-ди-Лаворо большая шайка разбойников имела своим главой знаменитого бандита Фра-Дьяволо и еще одного - бывшего мельника Гаэтано Маммонэ. В окрестностях Салерно появилась шайка, которой предводительствовали епископ и бывший начальник полицейских войск Герардо Курчи, прозванный Шиарпа. В Базиликате свирепствовала междоусобная война, а в Апулии и в Капитанате появились четыре корсиканских самозванца, выдававших себя за принцев крови или за коренных вельмож и производившие страшные опустошения. Но все эти восстания были второстепенными, наиболее же важное вспыхнуло в Калабрии. Калабрийцы приучены с детства к деятельной и суровой жизни; военное ремесло им свойственно. Их природная сметливость, редкая воздержанность и большой навык в стрельбе делают их чрезвычайно способными к партизанской войне. Под влиянием религиозного фанатизма они первыми должны были придать некоторую политическую значительность этому восстанию деревень против городов. Один священник из Скалька, маленького городка западной Калабрии, дон Реджио Ринальди, успел составить себе в этом краю партию. Он написал немедленно королю о расположении жителей и просил его прислать в Калабрию человека, облеченного саном, внушающим уважение, чтобы с ним посоветоваться. Это письмо дошло до Палермо в первых числах февраля 1799 г. Королева тогда была больна и не занималась более делами, а Фердинанд IV заботился об интересах и достоинстве своей короны столько же, сколько и прежде. Он перенес потерю половины своего царства, со стоическим хладнокровием; несчастье, которое привело в отчаянье всех, окружавших его, не имело ни малейшего влияния на его собственное здоровье. "Король здоровее нас всех, - писал Нельсон в эту эпоху, - слава Богу, что он философ. Лишь одна королева жестоко пострадала от этих событий". Итак, предложения калабрийского священника были приняты в Палермо совершенно равнодушно; но они возбудили внимание одного человека, предприимчивого и жаждущего отличий, который немедленно предложил двору свои услуги для выполнения предприятия.