Изменить стиль страницы

Врать не буду, все читается с интересом. Но это только потому, что вы — единственный печатный орган тусовки. Но уж если вы назвались "журналом", а не "боевым листком фэндома", будьте добры соответствовать.

Наталья Резанова (Нижний Новгород):

В информации проскочила неточность, в которой, очевидно, повинны не вы, а оргкомитет по Беляевской премии. "Капитан Ульдемир" В.Михайлова — не трилогия, а тетралогия и, соответственно, "Властелин" не есть заключительная ее книга. Над заключительной ("Возвращение к Слону") В.Д. сейчас работает.

Александр Диденко (Николаев):

О премии Интерпресскона. В отличие от Перумова я не считаю ее наиболее демократичной. При нынешнем положении в стране и книгоиздании многие вещи остаются где-то вне поля зрения читателя. Уверен, что на Сидорконе не было ни одного человека, который прочел абсолютно все из номинационного списка. Лично я, получив этот список, открыл для себя, что читал из него лишь одно произведение. И уже потом, всеми правдами и неправдами я пытался доставать все, что указано в номинациях. На сегодняшний день прочитал где-то одну треть. И как я могу выбирать лучшее произведение? По-моему, кто-то уже приводил пример: из десяти прочитавших первое место произведению дают восемь человек, в то же время другой роман (тот же "Одессей") все время на слуху и из пятидесяти читавших на первое место его ставят двенадцать. И вот вам лауреат. Поэтому необходимо учитывать количество людей, прочитавших данное произведение. А можно пойти по пути "Великого Кольца" ставя баллы всем и высчитывая средний балл. При том, что на Сидорконе собирается элита, результат будет гораздо более объективный. В общем, систему определения лауреата нужно менять. Как — это не мне решать.

Геннадий Прашкевич (Новосибирск):

В заметке обо мне в "ДВЕСТИ-А"… "Шпион" — такого цикла у меня нет. Есть цикл "Записки промышленного шпиона" (еще одно название — "Фальшивый подвиг"). А входят в него не пять, как у вас указано, а десять повестей. И опубликованы они не в "сборниках и журналах", а изданы отдельными книгами. Ну, там еще переиздавались кое-где…

Александр Морозов (Красноярск):

Очень хочется поговорить о состоянии дел в оформлении фантастики. Я бы поддержал разговор, хоть не мастер писать, но нужна затравка профессионального журналиста — возьмитесь, господа соредакторы. Век буду Бога молить!

Максим Стерлигов (Санкт-Петербург):

Надо же! А я думал, Юру Флейшмана знают все. А Игорь Всеволодович Можейко, оказывается, не знает!

Игорь Халымбаджа (Екатеринбург):

"Аэлита-95" все-таки состоится в последний уик-энд мая и секция фантастиковедения будет посвящена памяти В.И.Бугрова (воспоминания о нем и прочее…)

И главное — уже формируются номинационный список на премию "Старт-95" (по итогам 1994 года). Уже сейчас в номинациях "Старта" книги Ю.Буркина, Г.Л.Олди, Ю.Щербатых и других. Похоже, 1994 год будет весьма и весьма урожайным…

Шлейф

ОТ РЕДАКЦИИ:

Юрий Гершович Флейшман родился в 1961 году в г. Ленинграде, в 1984 закончил ЛЭИС им. проф. М.А.Бонч-Бруевича по специальности инженер-радиотехник. В фэн-движении с 1982 года, принимал участие в создании клуба "МИФ-XX", инициатор создания межрегиональной группы по изучению и пропаганде творчества братьев Стругацких "Людены", координатор группы. Библиограф фантастики, имеет ряд публикаций, как отдельно, так и в соавторстве. Принимал участие во многих фэновских конвентах и творческих проектах, в частности — в подготовке спецвыпуска журнала "Измерение Ф", посвященного юбилею А.Н.Стругацкого.

Юрий Флейшман

К вопросу о тринадцатом вопросе

Обойма открытых писем

Голос его показался мне странным, и я спросил, почему не слышно комментария.

— Потому что комментариев не будет, — сурово сказал Спиридон.

— Совсем больше не будет? — спросил я.

— Нет, отчего же — совсем? Там посмотрим.

А. и Б.Стругацкие, "Сказка о Тройке"
Редакции журнала "ДВЕСТИ":

Здравствуйте, Андрей и Сергей!

1) Злополучный Тринадцатый вопрос анкеты не предназначался кому-либо, кроме Бориса Натановича Стругацкого. То, что он попал к "Странникам" и Борису Завгороднему — целиком вина (или заслуга) редакции. "Все, что не делается, делается к лучшему".

2) В связи с различной реакцией Странников на Тринадцатый вопрос, я буду отвечать каждому человеку отдельно, и прошу рассматривать эти ответы обособленно друг от друга.

3) Я не думал, что придется отвечать на вопрос "Кстати, кто такой этот Флейшман?" ("А ты кто такой?" — гневно вопрошал Паниковский Балаганова). Я не преувеличиваю свою значимость и известность в фэндоме, но мне не приходило в голову, что для кого-то имеет значение личность человека, высказавшего мнение, тем более — не только свое. Оказывается — имеет. Для Лазарчука. Не суть мнения — а личность человека.

Оставим Лазарчуку его заблуждения.

Борису Натановичу Стругацкому:

Уважаемый Борис Натанович!

Жаль, что мне не удалось донести до Вас ту обиду и боль, которую я испытываю.

Пообщавшись с Вами, я уже сам начал сомневаться в том, существовали ли причины для этой обиды. Может быть, это люденский пиетет перед Мэтром, может быть, это просто свойство моего характера — я довольно легко принимаю чужую точку зрения. Не знаю. Но после наших бесед, я, мысленно прокручивая Ваши аргументы, не находил на них возражений. Все казалось простым и ясным. Но это был голос разума, а вот чувства говорили совсем иное. Этот "Double Think", как назвал его Оруэлл, это раздвоение между разумом и чувствами очень беспокоит меня и заставляет еще раз попытаться обосновать свою позицию.

А) Кто такой "фэн" в моем понимании? Наличие профессионализма, с Вашей точки зрения, для меня не главное. Здесь скорее более важно нечто другое…"…фантастика в сердце моем…", в нем все. Годы… Прочитанные книги… Радость общения с единомышленниками… За все это я благодарен фантастике и фэндому.

Б) Теперь посмотрим на взаимоотношения Странников с фэндомом. Лет семь-десять назад — очень мало, или практически нет публикаций, не говоря уж о книгах, почти полная неизвестность и отсутствие широкой читательской аудитории. В противоположность "внешнему", во "внутреннем мире" — фэндоме, все было с точностью до наоборот. Здесь они были известны, читаемы и почитаемы. Заинтересованное и благожелательное (можно сказать, благоговейное) отношение к книгам автоматически переносилось нами на самих авторов. А уж общаться-то с ними, задавать им вопросы и даже просто лицезреть!..

Причин такого положения, на мой взгляд, несколько:

— отсутствие хорошей фантастики в те беспросветные годы;

— репрессии со стороны "Молодой гвардии". На Руси всегда было сочувственное отношение к обиженным — их не только "укладывали под нары", но и выбирали народными депутатами и, даже, Президентами. А тогда эти писатели были в положении обиженных злыми дядями и тетями из "МГ", Госкомиздатов и всевозможных ЦК;

— Ваш авторитет, Борис Натанович. Сейчас он для меня по-прежнему высок, но в оценке Столярова мы расходимся;

— И, наконец, наша семидесятилетняя большевистская привычка делить всех на своих и чужих. Она въелась в плоть и кровь. "Кто не с нами — тот против нас".

На мой взгляд, мы (фэндом) нарушили древний Завет — "Не сотвори себе кумира!", за что сейчас и расплачиваемся.

Этих писателей такое положение дел вполне устраивало. Что делать — других (ТАКИХ) читателей почти не было — хотя этого известный дяденька не говорил. Благостная картина всеобщего единения. До поры до времени. При этом предполагалась равнозначность и равноправие (наше дикое заблуждение, как показала жизнь!) обеих Высоких Сторон.