В июле или в августе, сейчас не помню, на участок прибыли два прораба. Оба — выпускники Военно-инженерной академии, птенцы, не умеющие клевать зерна строительных невзгод.

— Старший лейтенант-инженер Китов Владимир Яковлевич прибыл в ваше распоряжение!

Младенец. Розовые щеки, курносый нос, пухлые губы. Стоит, вытянувшись, вздернув голову и выпучив на меня голубые глазенки. Много пройдет времени, пока он пооботрется, набьет синяков и станет настоящим военным строителем.

— Лейтенант-инженер Стеков Иван Дмитриевич прибыл в ваше распоряжение…

Смуглый парнишка с хитрющими глазенками, какой-то вертлявый… Пожалуй, этот быстрее войдет в курс дела, поймёт нашу действительность, по внешнему виду — далеко не младенец, видимо, успел вкусить «прелести» трудовой жизни.

Я определил офицеров на жилье — разворотливый Анохин арендовал у местной администрации списанные дома. На лето сойдёт, а зима еще не скоро. Самому мне вполне хватает уютной сторожки.

Кратко проинструктировал — времени для длительной беседы не было. Какие сооружения придется вести офицеров, за что отвечать и какие обязанности выполнять… Короче, набившие оскомину фразы, от которых самого тошнит.

Китов поедал начальника глазами, стоял напряженно, будто ожидал команды «Вперед!». Стеков внимал моим наставлениям расслабленно, скучающе поглядывая в окно. Весь его вид говорил: тверди, тверди, начальничек, поговори, коли, есть охота, а я заранее все знаю и стану выполнять лишь то, что посчитаю нужным.

Офицеры покинули кабинет, а я задумался. С некоторого времени во мне прочно поселилось чувство тревоги. Я был уверен, что Курков не одумается, что ему не присуще человеческое сострадание и жалость, что он поставил перед собой задачу отомстить за провал агентурной сети некоему «сексоту» и ни на миллиметр не отклонится от ее выполнения. Если, конечно, оправился от раны, полученной в Славянке…

Отсюда — пища для размышления.

Первое. «Инструктор» попытается достать меня в период командировок в Управление. Но для этого ему необходимо получить достоверную и своевременную информацию о моих намерениях. Попытался же он убрать меня, напав на автобус, доставлявший в гарнизон от станции офицеров и солдат. Подвела ошибочная информация.

Второе. Откуда может Курков получать сведения о моих передвижениях? Из двух источников — штаба УНР либо особого участка. Из ведомства Анохина — трудно и неточно. Может стать известным то, что меня вызвали в УНР, но когда и каким видом транспорта я буду добираться — полная темнота.

Третье. Следовательно, источник информации находится непосредственно на участке. Мало того, он входит в ближайшее мое окружение. И это подтверждается фактами. Кто мог сообщить Куркову о моем выезде поездом в Лосинку, если этом знали всего-навсего несколько человек? Командир взвода или хоздесятник — люди мало осведомленные. Их можно не разглядывать под микроскопом, вообще не считать сообщниками преступника.

Четвертое. Похоже, Курков сколотил банду, а не действует в одиночку. Ведь тогда в Славянке его, раненого увезли не посторонние люди. Значит, бандиты, к которым примкнул бывший агент зарубежной разведки, вполне могут иметь своих людей и в Болтево — на станции либо в поселке. Шпионаж спаялся криминальными структурами, и этот сплав получился страшным, особенно для меня.

И, наконец, последнее.

В создавшейся ситуации мне просто необходимо отыскать человека, сообщившего Куркову сведения о моих намерениях. И не только для спасения собственной жизни — я подозреваю, что резидент не отказался от плана похищения совершенно секретных документов, просто он подбирается к желанной документации с другой стороны. Через меня.

2

Раньше я был одинок, фамилии подстраховывающею меня контрразведчика не знал. Теперь знаю. Федя Рюмин, секретчик особого участка — единственная моя опора.

Ему-то я и выложил свои выводы. Благо, нет необходимости встречаться на конспиративной квартире или в сопках, имеется возможность в любой момент вызвать заведующего секретной частью участка в свой кабинет, якобы для изучения прибывшей документации.

— Ты прогрессируешь, капитан, — улыбнулся Рюмин, выслушав меня. — Твои версии и подпирающие их факты я, конечно, сообщу подполковнику. Завтра же доложу по оперативной связи из штаба дивизии…

— А что делать мне?

— Пока — думать. Наблюдать и думать. С территории участка не отлучаться, в поселок — ни ногой. Обедать ходить будем вместе. Имеет же право начальник участка посещать буфет вместе со своим сотрудником?

— А у тебя свои версии есть?

— Так, не версии — намеки на неё. Говорить о чем-то определенном рановато… Думай, Дима, думай.

А я чем занимаюсь все время? Даже распределяя на работы бригады, подписывая бумаги, проверяя ход стройки, решая чертовы вопросы снабжения — думаю, и сопоставляю.

С досадой замечаю, как, общаясь с подчиненными, ловлю себя на подозрительности, вглядываюсь в лица, анализирую поступки. Дикость какая-то!

Даже разговаривая с вновь прибывшими офицерами, смотрю на них не как на товарищей по трудной работе, а как на возможных агентов Куркова. Не от них ли будет исходить та информация, которая может поставить жирную точку на моей жизни…

Правда, после беседы с Федей, немного успокоился.

Осень в этом году — чудесная. Небольшие дожди не портят настроения, не размывают отвалы грунта на строящихся сооружениях. Теплынь стоит удивительная. Сопки — будто разодетые девушки, торопящиеся на бал. Даже товарные составы, обычно грязные, в разводах и подтеках, выглядят празднично.

В такую погоду ходить по строительным площадкам одно удовольствие.

Первое сооружение для строителей уже закрыто — там копошатся спецмонтажники. Будто мыши за печкой — не видно и не слышно. Возле входа — часовой с автоматом. Всем, в том числе начальнику участка, вход только по пропускам.

Второе сооружение готовится к сдаче под общестроительный монтаж. В переводе на понятный язык — отопление, вентиляция, электрика. Это основная сегодня наша общая боль — сроки поджимают, а дел внутри еще предостаточно. Не зря сюда послал я руководить работами Ваню Стекова. Парень с характером — умрет, а сделает в срок, для него первое задание не просто первое, но и главное, от которого будет зависеть будущее.

Но прежде, чем войти внутрь я решил осмотреть охранный периметр. Здесь командует сержант срочной службы. Сегодня — здесь, завтра — дома, на Украине или в Казахстане, допустит брак — не достанешь.

Но думал я не об ограждении и не о сержанте-временщике.

Почему отправной точкой выбрано нападение на автобус по дороге на Лосинку? И почему все мы решили, что причина нападения, якобы, мое присутствие в автобусе… Невелика птичка, чтобы ради его поимки либо ликвидации нападать на автобус. К тому же, Сичков рассказал, что

нападавшие, после обстрела, прихватили с собой вещи пассажиров. Не это ли было целью нападения?

И все равно сбрасывать со счетов происшествие на дороге рановато. Тем более, что заменить его нечем, а любое расследование, на мой взгляд, обязано опираться на что-то реальное. Этих-то реальных фактов у меня всего два: схватка с Курковым в Славянке и нападение на автобус… Явно не густо.

Кому же было известно о моей поездке в Лосинку, и кто из этих людей не знал о моем опоздании на скорый поезд?

Проходя по дорожке вдоль ограждения, оглядывая каждый столб и каждый изолятор, я снова и снова перебирал своих сотрудников.

Сережкина отбросил сразу. Капитан — вне подозрений, он изучен и, как говорится, опробован при раскрытии агентурной сети Куркова и Никифора Васильевича…

Кто еще? Нормировщица? Она просила меня передать в производственный отдел УНРа данные по зарплате. Вряд ли, хотя события на особом участке уже научили меня видеть за вероятными событиями черты реального…

При случае проверю…

Новый кладовщик? По моей просьбе «особисты» тщательно проверили его и выдали мне «знак качества» — тоже, как и Сережкин, вне подозрений.