Из итальянского посольства пришел пригласительный билет на прием по случаю годовщины республики.

25 мая, понедельник.

Всегда умозрительно я понимал, что современная молодежь живет другими интересами и другими символами в искусстве, нежели мы. В принципе, это понятно, но важно знать не только этот постулат, а изучить само движение, характер его. Наблюдая, чем живет и интересуется Леша или мой шофер Федя, что они слушают из музыки, какие любят фильмы или «приколы», я всегда списывал специфику и изощренность их вкуса на среду, на низкий уровень их домашней и родительской жизни. Но есть еще и какая-то мода времени, «зацепляемость» самих произведений, безвкусие всего поколения. Нравился же нам в свое время «Черный кот» — «только черному коту и не везет». Как видно, не всегда это подчиняется времени, логике, чистоте жанра и художественным достоинствам произведений.

Открыл, наконец, книгу, которую написала обо мне Вера Константиновна Харченко, и прочел несколько страниц. Мы договорились, что выпускаем ее, то есть платим за набор и типографию на двоих, каждый получает по 500 экземпляров. Не верил я в эту книгу, полагая, что она прибавит к моему литературному облику лишь некое число публикаций и не больше. Но текст оказался прекрасным. Сильным, густым, с огромным числом очень точных наблюдений и цитат. Натыкаясь на цитаты из моих же произведений, я удивлялся: неужели это написал я? Размышляя трезво, книга Харченко — это для меня новый этап. В первую очередь, это университетская аудитория, подобранные цитаты, долговременный выход на студенческую аудиторию.

26 мая, вторник.

Поздно вечером поехал в театр Гоголя на юбилей Елены Федоровны Качаевой. Она главный художник театра и жена Сережи Яшина. Юбилей получился чудесным, хороший капустник на малой сцене, где актеры демонстрировали костюмы Качаевой. Играло пианино, и были милые стишки. В одном из них некие намеки, связанные с Олегом Гущиным и его сидением в гримуборной у зеркала, «подобный ветреной Венере, когда, надев мужской наряд, богиня едет в маскарад».

Встретил Виталия Вульфа и сразу же заговорил с ним о ТЭФИ — телевизионном конкурсе программ, где его замечательная передача не получила ожидаемого приза. Он мне рассказал, что его поздравили с присуждением премии еще 23-го, но 24-го Владимир Познер, президент телевизионной академии, собрал академию и потребовал переголосовки. Счет оказался 50 на 50, тогда Познер вспомнил, что у него два голоса. В общем, в отношении Вульфа я оказался прав. Он вываливается из тусовки. Но почему же так враждебен библеец оказался другому ветхозаветному библейцу?

На этом празднике увидел Евтушенко. Мэтр очень постарел, подошел ко мне и стал говорить, что хотел бы получить диплом нашего института. Дескать, его очень престарелая мамочка — еще до недавнего времени она торговала газетами возле Рижского вокзала — не успокоится, пока сынок не получит нашего советского вузовского диплома. Враки все это, просто замечательному, как флюгер, советскому поэту за границей начнут платить больше денег, когда он сможет предъявить диплом о высшем образовании. Тут же он налакомил меня тем, что нарассказал, будто диплом ему не выдали из-за отзыва о романе Дудинцева «Не хлебом единым». Я-то знал, что, как и обычно, выгнали за неуспеваемость и пропуски занятий.

28 мая, четверг.

Состоялся ученый совет, где я разделил должность проректора по учебной работе и научной работе на две: проректором по научной остался Лева Скворцов, который, конечно, затаит на меня, а проректором по учебной работе стал Александр Иванович Горшков. Александр Иванович всегда призывается, когда институту трудно. Сейчас именно такая пора и наступила: надо создавать госстандарт, совсем разбалансировался наш учебный план, разболтался персонал.

29 мая, пятница.

Были на пятидесятилетии Юрия Ивановича Минералова. Он выставил в герценовском кабинете прекрасную закуску и батарею своих аспирантов. Мне очень нравится его жена Ирина Георгиевна, похоже, что ее аспиранты покруче. Кстати, она сама в прошлом заканчивала нашу аспирантуру. Мы ели, провозглашали тосты, а бедная женщина, профессор и доктор наук, все резала и резала бутерброды.

Неожиданное продолжение получила история с дипломом Евтушенко. Понимая беды выдающегося певца всех времен и всех правительств, я решил упросить ученый совет в порядке исключения выдать искомый диплом классику. Для этого я запросил институтский архив, чтобы найти для акции, так сказать, исходный материал. Личного дела в архиве не оказалось, кто-то вспомнил, что в начале перестройки то ли «Апрель», то ли «Мемориал», одна из двух отчаянно принципиальных организаций затребовала дело выдающегося поэта — и с концами. Для выдачи диплома не осталось никаких оснований.

В пятницу же уехал на дачу и провел субботу и часть воскресенья. Читал работы абитуриентов и рукопись Веры Константиновны. Объективно — это очень хорошая книга. Думал над статьей о Ладыниной.

1 июня, понедельник.

Пробую опять что-то сделать для «Труда»:

«Боже мой, как однообразно и скучно наше телевидение. Неужели еще кто-нибудь без аллергической сыпи на теле смотрит его? Надоел даже Чак Норрис, гастролирующий сейчас в Москве. А все эти голливудские разборки — для духовно отчаявшихся! Реклама выучена наизусть и превратилась в пошлые разговорные формулы. Как племя убогих, заговорим скоро сплошь текстами из рекламных клипов. Интересно, додумаются ли телезрители стихийно, как наши избиратели, начать бойкотировать рекламируемые товары? Уверяю, что наш советский и постсоветский «Фтородент» не хуже эмигрировавшего из страны проживания «Блендомета». И, кстати, дешевле. А к кому, собственно, обращена реклама предметов роскоши? К людям, регулярно гремящим у меня под окном мусорными баками в поисках остатков съестного? Как они мне, несчастные, напоминают телекомментаторов — копание в свалке политических сплетен и скрытая реклама хозяев. Как они все похожи в главном и основном — принципиальный Сванидзе, густо информированный Киселев, невозмутимая Арина Шарапова, очаровательная при любой политической погоде и нетленная Миткова. Царство рекламы. Совсем не безобидное царство. Я имею в виду только что прочитанную статью в «Совершенно секретно» об убийстве Листьева. Есть там кое-что и о коробке из-под ксерокса. Все остальное было сокращено. Я всему этому верю, и это веселит душу. Сколько веревочке ни виться…»

Впрочем, я несправедлив и к Голливуду, и к Америке: были «Путь Карлито» Брайана де Пальма о наркомафии и «Хорошие парни», тоже о наркомафии, режиссера Скорсезе, того самого, который не дал никакого приза в Канне нашему Алексею Герману. Наркомафия становится актуальна и для нас. Реклама и героин. Что еще заполнит наши экраны? Но был еще прелестный, хотя старинный, по каналу «Культура» спектакль «Дориан Грей» и, как видение, ночью прошелестел «Ночной портье». Раздумий на всю оставшуюся ночь…

2 июня, вторник.

Рано проснулся, потому что В.С. сменила время диализа и теперь ездит в больницу утром. Гулял с собакой, на помойке среди выброшенных книг — уже совершенно безжалостно люди выбрасывают то, что мы когда-то называли политической литературой, — нашел «Краткую биографию» В.И.Ленина.

На работе продолжает развиваться история Николая Пашкова, нашего ВЛКашника. Несколько дней назад он опять учинил пьяный ночной дебош в общежитии. Ребята написали на него коллективку, ох уж не люблю я этой писанины! Я лишил его права проживать в общаге. Другой наш слушатель, священник Володя Ермолаев, взял над Пашковым шефство и стал водить его по храмам и заставлять публично каяться в совершенном дебоше. Теперь возникла новая ситуация, писавшие как бы попали в неловкое положение. Мотивы религии оказались и в системе нашего института.

Написал отрывок для книжки преподавателей о методе ведения семинаров и посидел на защите. У меня защищался ученик Вячеслава Шугаева Петя Лебедев. С год назад по моим рекомендациям он попал в Союз писателей. Сейчас он очень переживал, что его рассказ, который нравится мне, не получил оценки «отлично». В конце защиты стал что-то объяснять оппонентам. По первому образованию Петя физик, вот и включил логическое. В рассказе действительно есть несколько очень интересных, написанных с подлинным волнением сцен, но в его рассказе больше не от Тургенева, на которого так часто ссылаются герои, а от манеры Томаса Манна, такой соблазнительной для неофита.