Звонила Галя Кострова, возможно их издательство возьмет мои дневники. Я уже придумал, как я их сделаю. Теперь надо отобрать пробные куски. На работе у меня о дневниках говорят много, но все пока видят в них частное.

9 августа, среда. Такое ощущение, что уже проработал неделю, усталость даже в костях. С утра проходило собеседование. На этот раз очень тяжело и медлительно шли прозаики А.Е. Рекемчука. У самых лучших, как всегда, недоставало баллов, у меня порой возникали сомнения, что конкурсные работы и этюды писаны одним и тем же лицом. Талантливые и неталантливые девочки шли очень кучно. Отличницы были не самым лучшим материалом. Много сил отнимало выяснение заинтересованности и глубины всех этих девочек и мальчиков. Я придумывал все новые и новые вопросы, заходил со всех сторон. Потом даже Алеша Антонов отметил меня как мастера художественного слова. Казус возник во время приема драматургов. У одного довольно средне сдававшего, но проходившего ребенка, у Оли… не оказалось аттестата. Обычные хитрости, девочка поступала в два вуза, по закону вплоть до зачисления мы можем пользоваться копией, но к моменту зачисления нужен оригинал. Оказалось, что у ребенка аттестат в какой-то еврейской академии, ее зачислили, но она теперь хочет к нам, потому что понимает, здесь образование настоящее, без кнедликов, но канцелярия закрыта, и аттестата она получить не может. Собственные проблемы с огромной настойчивостью она хотела переложить на меня. Но и я здесь стоял насмерть. Даже показал ей личные дела, в каждом из которых лежал документ об образовании.

После собеседования быстренько устроили маленькую вечеринку по поводу присвоения мне звания. За пару дней до этого я давал Наде Годенко деньги, но она мои деньги пожалела и уложилась не в 2000 рублей, а в 1500. Такие маленькие пьянки я очень люблю, да вдобавок здесь на меня нашло редкое умиротворение, и я почувствовал какое-то почти семейное отношение ко всем. А что у меня есть кроме института? Молодцом здесь показали себя Дима и Слава, так замечательно к окончанию собеседования все подготовившие. Сережа Лыгарев пришел даже с цветами.

Вечером по ТВ много говорили о вчерашнем происшествии на Тверской и о создании какого-то оппозиционного блока. Во главе этой новой общественной организации Борис Абрамович Березовский, С.Говорухин и отчего-то Василий Павлович Аксенов. Чему он, так хорошо устроившись в Америке, теперь собирается учить нас? Я помню, с каким пафосом В.П. уезжал, как давал по западным радиостанциям интервью, что его не печатают, а в это время «Новый мир» спокойненько выходит с его последней прекрасной повестью «В поисках жанра». Какое там не печатали, просто в Америке произрастал другой сорт колбасы. Все, что я читал у Аксенова после этого, было скучно. Вообще ребята хорошо устроились, учат и там, и здесь, не ленятся и учат даже во время собственных каникул. Какое прекрасное эрудированное племя учителей российского населения. Поэт в России больше, чем поэт!

Начал читать для конкурса роман Эргали Гера «Дар слова. Сказки по телефону». Первая глава просто блестящая. Что-то похожее о сексе по телефону. Вырастают новые типы, молодежь…

10 августа, четверг. Уезжает из Москвы в Сеул Сон Сим Бо. На прощанье он передает мне роскошный веер, которым должен пользоваться лишь «мастер» и прелестное маленькое письмо. В искренности этого сеульского профессора у меня нет основания сомневаться. Как хорошо, что еще есть люди, смотрящие на нашу страну с надеждой и обожанием.

Из переписки с Мишей Сукерником.

«Дорогой Миша!

Я твердо усвоил из Вашей записки, что в середине ноября двигаться никуда не следует. В начале октября я, на неделю, «е.б.ж.», хочу слетать в Иркутск на какие-то очередные «дни». Мысль у меня возникает коварная — организовать семинар по прозе из ребят-заочников из Восточной Сибири, но это при условии, если за семинар возьмется Распутин. Я представляю себе такую схему, как ни парадоксально: именно самое уникальное — повседневный творческий процесс на месте, а академия — в Москве. У меня даже есть романтическая и наверняка не осуществимая мысль, что хорошо бы также семинар сделать в Красноярске, с Астафьевым. И уже сейчас возникает совсем бредовая идея. Представляете себе, вдруг еще действует Межиров, который живет в Америке. И если он живет где-нибудь поблизости, то с ним тоже можно договориться о наших студентах в Штатах. А Межиров в былом — наш профессор, два года уже как он «сбёг» из Москвы, мы платили ему зарплату. Вот таким сугубо прозаическими мыслями, дорогой Миша, я и живу, вместо того, чтобы предаваться размышлениям о высоких материях.

Сейчас у меня, как я уже писал, в «Нашем современнике» идут дневники. Как стонет моя знаменитая жена (которая не без еврейского происхождения), — произведение получилось достаточно антисемитским. Но я-то думаю, оно просто про коррупцию, в том числе и в литературе, Приедете в Москву, я Вам дам прочесть, тем более что это дневники за прошлый год, а сейчас уже наготове дневники за 1998 год. Польза в них та, что здесь видна технология моей административной работы, отчасти, конечно.

Я вот сейчас дочитываю дневники В.Теляковского, директора Императорских театров только что вышедшие, написанные сто лет назад — это просто и про мою работу, и про нашу сегодняшнюю жизнь. Ничто не изменилось в Великой Российской Империи.

Теперь относительно Вашего письмеца. Первый импульс, конечно: еще не хватало, чтобы меня учили с той стороны океана; но каким-то образом Вы умудряетесь расставлять слова так, что они цепляют именно меня. Очень сильно и в моей плоскости четыре строки первого абзаца; и, пожалуй, я осваиваю Ваш императив, что Бродский ближе всех подошел к Пушкину.

Из моих последних новостей — я стал Заслуженным деятелем искусств Российской Федерации, о чем указ уже подписан президентом. И намыслил новый роман, он уже угнездился где-то у меня в организме и начинает развиваться, постепенно вытесняя и меня, живого, и все мои другие размышления. Не удается сказать то, что хотелось. Но пусть будет что будет.

Дружески Вас обнимаю. С.H.»

Подготовил темы для этюдов, запечатал в конверт и положил в сейф З.М. И на этот раз темы постарался усложнить, пусть думают, куда поступают. Время меняется и темы на уровне журналистики уже не подходят.

З/О темы этюдов 14 августа 2000 года, понедельник.

1. Незваный гость в Интернете.

2. Сообщение на пейджер: разыскивается альтист.

3. Чацкий, как спичрайтер городничего.

4. «Друзья — враги времени» (Ф. Бэкон)

5. Какой смысл вкладывал Л. Толстой в известный свой афоризм — «Патриотизм — последнее прибежище негодяев».

11 августа, пятница. В час дня провел консультацию по этюду для заочников. Сразу бросилось в глаза, что актовый зал полон. Это впервые за все время, что я ректор. И опять одна особенность, довольно много, почти столько же, сколько ребят, девочек. В этом году в соответствии с законом об образовании мы не берем на заочное отделение людей с высшим образованием. Многие ребята идут платно. Как будто бы весь дурман, связанный с «разбогатеть!», прошел. Я вдруг тоже понял, что перед этой аудиторией надо выступать по-другому, ближе к ним, серьезней и вдохновенней что ли. Начал с профессии, с института. Говорил как с коллегами. Зал замер, несколько раз ребята аплодировали удачно сказанному слову, и похлопал мне, когда я уходил, оставив на растерзание совершенно измученную З.М. и Галю Седых. У З.М. иногда сдают нервы.

В середине дня пришел прелестный и настойчивый ребенок, который поступал в еврейскую академию. Аттестат, естественно, сразу же нашелся. Я отчетливо понимал, сколько хлопот принесет в институт этот талантливый ребенок, который каждый день будет биться за свои права. По закону можно было бы не брать. З.М. сказала, что накануне уже приходил отчаянно загоревший и полный энергии моложавый папа. Я представил, как они вдвоем будут добиваться чего-то, и сдался. Россия — это страна еврейских писателей и писательниц. А ведь девочка сдала очень средне, но у нас на каждый семинар свой конкурс. Назначил ей собеседование на понедельник, на вторую половину дня. Покопаю, что она, милочка, знает.