Уезжая из Кировска, с болью простился со стариками Саши, свижусь ли с ними когда-нибудь?

По телевидению продолжение скандала с губернаторами. По-прежнему, и это понятно, держатся они за свои привилегии и за свое мыто. Народ ведь понимает, за что именно они держатся. Опросите народ, что он скажет по поводу этих краснорожих удельных князей?

Березовский объявил о снятия с себя полномочий депутата Госдумы, не сумел, не справился. Наверное, претендует на какое-нибудь государственное место, но говорит о карнавале и театре Госдумы, о своем стремлении в данный момент быть вместе с «преследуемыми» олигархами. Все это, конечно, и не пахнет никакими принципиальными решениями. Не представлял он, какая именно будет дума? И чем она ему плоха? Любой унисон с властью уже криминал? Обиделся за федералов-сенаторов. Тоже мне сенат! Ни одна организация еще так не отстаивала права на привилегии своих членов. Дума не состоит из Березовских. Испугался, скорее всего, Березовский ближайшего будущего.

Сейчас около двух часов ночи, за окном светло, небо розовое и нежное.

18 июля, вторник. Убили писателя Д.Балашова, кажется, это сделал его собственный сын. Мы с ним договаривались, что он в начале года будет у меня на семинаре.

Весь день сидел и писал в записную книжку эссе о пище. Сделал личностный последний кусок. На душе один страх, чего-то я боюсь и мучаюсь.

19 июля, среда. Идет арест имущества В.Гусинского. Описывают дом в том самом поселке Чекасово, который мне показал Мальгин. Там же первая частная дорога в России, которую я видел. Сегодня же в Думе Березовский произнес прощальную речь. «Англичанин уходит не прощаясь. Еврей прощается, но не уходит». Сказано не без угрозы.

20 июля, четверг. Весь день занимался разбором карточек. Но утром Витя, сосед Мамая, показал мне за час город. Люди уезжают, многие дома пустуют. Общежития с заколоченными окнами. Почему эта уже освоенная земля никому не нужна?

Появляется какое-то смутное, новое решение «Книга цитат». Все-таки главная жертва у меня — писатель. В расположении разделов и в самих карточках, в содержании будет много борьбы. Моя нелюбовь к интеллигенции осталась.

21 июля, пятница. До вечера занимался карточками. Структура стала определенней — писатель, а между этими главами пойдет литературоведение. Потребуются еще мои направленные комментарии. Вечером говорил с Николаем Ивановичем Кройтером. Рассказывал мне об экономике, о новой технологии, которой овладевают наши рабочие. Ник. Иван. Сказал, что раньше не планировали денег на технологию и инструменты. У Н.И. очень интересные мысли о том, что в стране создан искусственный дефицит оплаты. Пенсионеры думают не о размерах пенсии, а лишь о ее сроках. Почему? Много интересного рассказал об устройстве социально системы в Израиле. У него там сестра, сын и невестка. Говорил очень обстоятельно и умно. Что-то я впервые новое начал понимать именно после беседы с ним. Меня восхитило, как он рассказывал о покупке квартиры на ипотечный кредит в Израиле. Все посчитали: зарплату, проценты, плату за обучение детей.

Путин после Пекина и Пхеньяна на Окинаве. В энергии ему не откажешь.

Накануне закончил читать «Мефистофеля» Клауса Манна. Фильм я помню очень смутно, но книга сильная по замыслу и внутреннему желанию. В свое время из-за множества прототипов она была, видимо, горячее.

Вечером до двух ночи смотрю телевизор. Мне нравится все живое, «не художественное», по одному из каналов показывают круглые сутки мировую моду.

22 июля, суббота. Вдоль дороги от Оленегорска до Мурманска продают семгу по цене 190 рублей за килограмм. Это не браконьеры, а перекупщики: на базе в Мурманске покупают — продают вдоль пути, не без выгоды для себя. Это «норвежская» семга, выращенная в питомнике. Браконьеры продают чуть дешевле, но жмутся к обочине, рыба у них где-то затырена. Перекупщики милиции не боятся — у них все схвачено, да и много ли патрульному надо: хвост от рыбы!

Это комментарий шофера, который меня вез в аэропорт.

За неделю я чуть-чуть поздоровел. Провожали меня Саша и его сосед Витя — прокатиться. В самолете читал «Исповедь» св. Августина. Вот это уровень литературы, вот это уровень духа.

23 июля, воскресенье. Утром ездил с В.С. на дачу, а к вечеру уже вернулся. Тем не менее, день показался мне долгим и красивым. В этом году у меня, наконец-то, урожай петрушки, но никудышные огурцы. Мыслей пока никаких, душа в паузе. Вспоминаю о прочитанной в самолете статье А. Щуплова о родословной и кланах деятелей искусства. Вечером смотрел ТВ и написал коротенький текст для «Труда».

24 июля, понедельник. Первый день на работе начался с удачи — Дима Дежин на неделю раньше вышел из отпуска. Я редко о нем пишу, но только с ним я ощущаю устойчивую надежность тыла. Без Димы всем командовал Славик, который сохранял весь порядок, фиксировал звонки и собирал почту. Без меня вышел журнал Володи Крымского с моими дневниками за 1998 год вплоть до июня. И надиктованная статейка в «Труде» о наших дачных сотках и земле. Статейка лишь наметки моих мыслей, все получилось не совсем продуманно, но главный тезис, что в мое время земли нам дали мало, сохранился. Человек обуржуазивается не от богатства, а от бедности, от скромности своих запросов. За этой повседневной скромностью и крохоборством приходит и интеллектуальная нищета. Много хозяйственных забот. В четыре часа уехал домой. А к восьми надо ехать на прием в честь высокопоставленных особ британского королевского дома. Мое эссе о пище пока стоит. В Москве идет кинофестиваль, и В.С., несмотря на жару и свое самочувствие, на него ходит. У меня интерес к кино почти полностью пропал. Мне кажется, потому, что раньше в кино были прорывы, оно было менее массовым, а значит в своих глубинах менее коммерческим. В наше время появление такого художника, как Феллини или Висконти, почти невозможно и дело здесь не в физиологии самого таланта, а в другом — в ином состоянии общества.

Прием состоялся на Пречистенке, в здании музея А.С. Пушкина. Это в высшей степени архисовременно. Для устройства приема в честь их Королевского высочества Принца и Принцессы Кентских Российско-Британская Торговая Палата выбрала, может быть, одно из самых нынче красивых и вопиюще роскошных зданий. Я уже лет пятьдесят, а может быть и лет пятьдесят пять посматриваю на улице Кропоткина на этот особняк Хрущева. Всегда было жалко разрушающиеся флигели, исковерканный сад и решетку выходящую на улицу, а в самом музее жалковато отреставрированные интерьеры. Для нашего «все» не поскупились на затраты. Двор перекрыт стеклянными переплетами, там, где раньше были гаражи и умельцы тачали жестянку и искушали бумажники владельцев, сейчас буржуазно-аристократическое благолепие и ресторан Балчуг-Кемпинский расставил свои столы. Впервые близко увидел Королевских высочеств. И он хорош и уверен, и она стройна и прекрасно одета. От остальных людей отличаются разве что выезженнностью. Все люди делятся на тех, кто самостоятельно гладит себе рубашки и кому эти рубашки гладит прислуга. Остальное дело времени, дело наживное.

Горжусь, что управился со всем за сорок минут. И с обзором королевских кровей, и с угощением, которое было прекрасным, и с общением. Встретил Ларису Васильеву, Олега Попцова, Наталью Леонидовну Дементьеву, к которой у меня есть тяга, Эдварда Радзинского и Гришу Симановича, с которым, вроде, помирился. Должен сказать, что Гриша показал даже — некоторое благородство, потому что в свое время первым на него наскочил я. Я бы сказал даже — благородство русское, что я очень ценю.

Эдвард — как всегда был в центре разговора. Мы вместе повспоминали, как в Ленинграде в 1968 году его высадили из туристического автобуса, когда мы ехали вместе за границу. Он в нашем автобусе был как бы всеобщим любимцем, все жены начальников, которые ехали в изобилии, были счастливы такому знакомству. А вот когда ему в Ленинграде объявили, что паспорта у него нет, все как-то быстро от него отшатнулись. Оказывается, и он заметил, и я запомнил, как я тогда его поддержал. В тот момент, когда вокруг него образовался некоторый вакуум, когда все мечтательно отвели взоры, я пошел вытаскивать из багажника его чемодан. Вот это чувство справедливости и совесть когда-нибудь меня подведут.