— Когда это мы перешли на ты? — проворчала я. — А выгнать я тебя и без метлы могу. Она мне для другого нужна.

— Летаешь? — спросил он.

Я вздрогнула.

— Чего?

— Летаешь, говорю, на метле?

— Летаю! — кивнула я.

Неожиданно, разговор начал приносить удовольствие.

— А вот сейчас и муж подлетит. На ступе. Не боишься?

Темные глаза быстро обежали кухню, подмечая мелочи.

— В этой квартире мужчина не живет, — констатировал он.

Демон, подслушивающий под дверью, обиженно заурчал. Я достала из шкафа еще один пакетик Фрискиса.

— А где твоя дочка? — спросил Максим и вытащил откуда-то из-под спины голубого щенка. — Это я ей нес.

— Голубое ухо, — пробормотала я, — голубое брюхо… Почему он голубой?

— Я решил, что в компанию к розовому котенку непременно нужен голубой щенок! — пожал он плечами. — Так, где она?

— Ночует у мамы, — я не стала врать. — А я собиралась принять ванну и лечь спать.

Максим пружинисто поднялся, деловито заглянул в ванну и вернулся на прежнее место.

— Что? — не поняла я.

— Маловата ванна для двоих, — заметил он, — придется отложить. Чай будет?

Ей-богу, я не знала, негодовать мне или смеяться!

— Слушай, чего тебе надо, а? — делая вид, что сдерживаю зевоту, спросила я. — Ты же видишь, женщина надела любимую старую футболку, смыла макияж и собиралась пожить пару часов для себя. А после лечь спать и…

А я и не заметила, как он оказался совсем близко от меня. Можно сказать, вплотную. И навис, словно скала. От него пахло крепким мужским одеколоном, бензином и теплом. Я стояла, не зная, что предпринять. Этот запах. Запах молодого, сильного мужчины. Как давно я не чувствовала его! Как давно не ощущала ток крови в мужских пальцах, сжавших мой затылок и запрокинувших мое лицо навстречу поцелую! Несколько мгновений мы дрожали, как струна на ветру, не касаясь друг друга губами, а только ловя дыхание и ощущая тепло кожи. А затем нас качнуло навстречу, и его руки оторвали меня от земли, а мои губы впились в его со страстью Мессалины. Мы целовались как подростки, наконец оставшиеся наедине в тепле и настороженной тишине чужой квартиры, одолженной у друга на час. Мы целовались, тыкаясь друг в друга, словно слепые щенки в материнское брюхо, закрывая глаза и не спеша их открывать. Я ощущала его желание не только руками, которые совершенно бесстыдно скользнули по его телу вниз, но и кожей, телом, дыханием. И это завело меня так, как давно уже не случалось. Я смутно помню, что он унес меня с кухни и уложил прямо на ковер в моей комнате, и срывал одежду, совершенно не обращая внимания на ее непрезентабельный вид, ни на миг не прекращая меня целовать. Задержался он только, чтобы перевести дыхание и надеть презерватив, который выудил из кармана джинсов, валяющихся тут же. И когда он успел раздеться? Я стонала и царапала его спину, и кусала его за плечи и тяжесть сильного мускулистого тела сводила меня с ума, заставляя раз за разом испытывать наслаждение. Это был быстрый безумный секс. Секс ради конечного наслаждения, а не ради процесса. После него сладко ныл живот, и пульсация крови между ног становилась чувственным удовольствием.

Я осознала себя лежащей к нему спиной. Потом услышал шорох ткани — он стащил с кровати покрывало и укрыл меня, прижавшись сзади и тихо целуя в затылок.

— Вот это мне было нужно, — прошептал он, кусая меня за ухо и разворачивая к себе лицом, — и будет нужно еще!

— Когда? — простонала я, обвивая его шею руками.

— Сейчас. Прямо сейчас.

И мы повторили все с начала. А потом перешли на кровать. А потом сон накрыл меня толстой периной, погружая в сладостную тьму.

***

Я проснулась как всегда — без шестнадцати шесть — за минуту до звонка будильника, чей скандальный голос ненавидела сильно и постоянно. И еще не открыв глаза, все вспомнила. И покраснела. Продолжая краснеть, я на ощупь выключила будильник, не желая ни мгновения его слушать. И приоткрыла один глаз. Рядом никого не было. Кроме смятого одеяла. А из кухни доносился шум воды и звон посуды.

Я выскочила из кровати и заметалась по комнате в поисках халата. Он, как назло, остался в ванной. Ведь вчера я так его и не одела!

В коридоре послышались легкие шаги. Я метнулась под одеяло и притворилась, что сплю. По комнате поплыл аромат крепкого кофе и жареного хлеба. Звякнула посуда на подносе, поставленном на тумбу для белья. И чужие губы тронули мои щеки, глаза, нос и губы. Я изо всех сил сжала рот — терпеть не могу целоваться, когда у меня зубы не чищенные!

— Халат принеси! — сквозь стиснутые зубы проворчала я.

— Зачем? — услышала лукавый голос. — Пей кофе так!

Я медленно открыла глаза и одарила говорившего одним из самых тяжелых своих взглядов.

— Ой-ой! — поднял руки вверх Максим. — Повинуюсь!

Он принес халат, я натянула его со всей скоростью, на которую была способна, и пошла в ванну.

— А как же завтрак? — услышала растерянный голос в спину.

— Неси на кухню и следи, чтобы не остыл! — буркнула я.

Он-то был умыт и благоухал свежестью дыхания, не хуже Орбита! Щетку что ли с собой таскает? Этакий набор гулящего джентльмена — презерватив, дезодорант и зубная щетка!

Я заперлась и, включив воду, села на край ванной, в растерянности глядя, как вода убегает в слив раковины. Сказать, что я была смущена, значит, ничего не сказать. К женщинам — из кино и из жизни — ложащимся в постель в первый вечер знакомства, я относилась без симпатии. Возможно, меня оправдывало только то, что это был второй вечер. Или то, что… Я густо покраснела и сунула лицо под холодную воду. И как теперь прикажите себя вести?

— Разберемся-ка мы со зловонным драконом! — сказала я своему отражению в зеркале. — А потом быстро съедим завтрак, распрощаемся с Казановой и пойдем на работу!

У нас с Катенком существовала такая сказка, что если не почистить зубы с утра, придет Зловонный дракон и еще до наступления вечера их повытаскивает. Соответственно, тех, кто не чистил зубы вечером, дракон навещал ночью.

Умытая, намазанная парой-тройкой кремов, облитая любимой туалетной водой и причесанная, я смело вышла на кухню. Давешний любовник сидел на диване, обложившись Катькиными игрушками, и смотрел репродукции в старинной книге про дьявола, которую, видимо, вытащил из шкафа в спальне.

— Все сделал, как ты велела! — сказал он, и отложил книгу. — Тебе кофе с сахаром?

— А ты уже знаешь, где у меня хранится сахар? — не удержалась я.

— Знаю, — кивнул он. — И еще много чего знаю. Кстати, сахар кончается. Я могу купить сегодня. Что ты хочешь на ужин?

Я едва не села мимо табуретки.

— Послушай, Максим, — доверительно сказала я, — я слегка не понимаю, что здесь происходит? Может быть, снимается сериал по роману какой-нибудь Даниелы Шелдон? А мне ничего не сказали? Я не понимаю, почему я оказалась в одной кровати с тобой, хотя до вчерашнего вечера ничего подобного не делала! Я не понимаю, почему ты хочешь купить сахар и приготовить ужин!

К концу монолога мой голос дрожал от плохо скрываемой ярости. Я была зла на себя — за собственную легкомысленность, на него — за то, что так легко уложил меня в постель, на утро — продолжением которого станут нудные рабочие будни, на завтрак, быть которого не должно в этой квартире! Как и этого мужчины, что с легкой улыбкой смотрит сейчас на меня.

Тарелка с изображением собора Саграда Фамилья в Барселоне, которую мы с Игорем привезли из своей первой поездки в Испанию, неожиданно сорвалась с крючка и упала на спинку дивана — как раз за головой Максима.

Он, не оглядываясь, пошарил рукой за затылком и, вытащив тарелку, задумчиво ее оглядел.

— Гвоздик из стены выпал! — констатировал он. — Если в этом доме есть дрель, я это покрепче повешу! Теперь, что касается сказанного тобой. Во-первых, я тоже ни разу ни укладывал в постель женщину, с которой едва знаком. Но когда-то же надо начинать? Во-вторых, эта женщина мне нравится, и я намерен познакомиться с ней поближе, в связи с чем ближайшую неделю я проведу здесь! В-третьих, кофе я пью с сахаром. А если он кончится, я не смогу пить кофе, поэтому сахар я куплю. И, в четвертых — ты сейчас уйдешь на работу, а я только что сменился — у меня неделя выходных. Поэтому я приготовлю ужин и могу забрать девочку из сада. Ответ получился исчерпывающим?