— Какой же он самозванец?
Филин очень аккуратно поставил турку с кофе на плиту и, забыв зажечь конфорку, очень медленно развернулся к Конраду.
— Настоящий Инго жив?! Гвозди и гоблины!!
Конрад кивнул.
— Конрад!!! — взорвался Филин. — И это называется рассказывать по порядку?! Да какое мне дело до Гранфаллона! Почему же ты раньше…
— Что почему я раньше? — обиделся Конрад и потянул внушительным носом аппетитный кофейный аромат. — Почему не сообщил? Почему не прилетел? Думаете, легко двенадцать лет в Черном Замке под землей просидеть, да еще и саламандрой перекинувшись?
— Зачем саламандрой? — в недоумении спросил Филин, потирая лоб.
— Как зачем? Я ведь отправился Туда на двух ногах и без крыльев — думал, осмотрюсь, как там что, а потом уже превращаться буду. А как туда попал, сразу понял, что у них дело нечисто и драконом им показываться ни в коем случае нельзя — отловят, откроют Сокровищницу… Ну, думаю, не видать вам Короны как своих ушей! И превратился в саламандру. Сразу же. Думаете, легко дракону быть саламандрой? — продолжал разволновавшийся Конрад, размахивая руками и, видимо, забыв, что это не крылья. — Тесно, противно, вместо своего собственного голоса писк какой-то получается! А они, между прочим, хоть и в огне живут, но скользкие, как маринованный гриб! И глядеть на это все… На Мутабора в особенности! И на то, как он с Инго обращается! И сделать я ничего не мог. Да они же там еще и Карбункул растили — тьфу, мерзость! Булькает, пузыри пускает, слизью плюется… — Конрад передернулся. — При мне одному гному чуть глаз не выжег — это сквозь драконьи очки-то! Я ведь когда последний раз линял, всю шкуру гномам подарил — мне не жалко. А то всякие там болтают, мол, драконы скупердяи… Так у гномов ни одна чешуйка не пропала, молодцы ребята. Из роговицы вот очки специальные соорудили…
Тут Филин так грозно нахмурил брови, что Конрад спохватился:
— Да-да, я отвлекся. И выбраться оттуда, вы же знаете, почти невозможно, тем более ящерицей. Я же совсем не хотел, чтобы они догадались, кто я на самом деле. [По Дворец-томы] давно переехали. Я все собирался к вам Жар-Птицу отправить, да никак не получалось. Их и так немного уцелело, а эта еще с саламандрами разговаривать не желает, смотрит так, будто вот-вот склюет. Не объяснять же ей было, кто я на самом деле. — Конрад повел плечами, как будто пиджак был ему тесен. — А вчера эти две рептилии, гранфаллоновы саламандры, Гертруда с Генриеттой, приставать начали — пойде-е-ем да пойде-е-ем в камин погреться. Я отказался — предпочитаю огонь внутри, а не снаружи, — Конрад гордо встряхнул седеющей головой, — а они тут же кинулись к хозяину — ябедничать, что порядочные саламандры так себя не ведут. Вся конспирация насмарку! Ну, пришлось крылья расправить, окно в Церемониальном Зале высадить, шороху было… — Конрад приосанился, но тут Филин окончательно потерял терпение:
— Спасибо, Конрад, это все ужасно познавательно, но про Инго-то… — нетерпеливо сказал он.
— Про Инго? Я…
— Конрад! Ты здесь, живой и целый! А он там! Есть разница, а?! Ну?
— Инго гораздо лучше, чем вы думаете, — сказал Конрад тоном ниже и очень серьезно. — Все-таки настоящий принц. Они все время пытались его заколдовать, но у них пока не больно-то получилось. — Тут Конрад почему-то вздохнул. Правда, им удалось сделать так, что ночью он… э… в их власти. Скверное это зрелище — себя не помнит и ни на что не похож. Нет, похож — на сморчок. А вот если они его коронуют — таким он и останется, но это будет уже неважно, потому что вместе с ним весь Радинглен станет таким же. Я сначала смотреть на это не мог, а потом подумал, что ночью он — не он, а так, наваждение… В сущности, так оно и есть.
— Хорошо бы, чтобы так оно и было, — Филин потеребил бороду. — Погоди-ка, ты все время говоришь «они». Это от почтения к господину Мутабору или там кроме него еще кто-то завелся?
— Еще чего не хватало — от почтения! — возмутился Конрад. — В Черном Замке, судя по всему, много всяких тварей. Некоторых я видел. Некоторых слышал. Некоторых чуял, но и этого мне хватило, — Конрад вздрогнул и как будто даже стал меньше ростом. — А некоторые у Мутабора еще в проекте — развлекается, на скрипке своей играет и тем создает всякую мерзость. Я уже не говорю о том, что вся нечисть, которая раньше в Радинглене по подземельям таилась и носа наружу не высовывала, теперь в подчинении у Мутабора состоит и по городу свободно расхаживает — тролли, гоблины и еще много всякого… Но главный-то там он один, просто от него же черная магия во все стороны расплывается, как чернила от каракатицы, разные формы принимает.
— Знаю. — Филин нахмурился. — Можешь не объяснять.
— Вот и получается, что Мутабор все и всех под себя подминает. И чем сильнее его колдовство, тем хуже от этого принцу. Ночью в особенности… Днем-то он еще держится.
— Разве в Черном Замке бывает день? рассеянно спросил Филин, как будто думая о чем-то другом.
— Филин, я вас не обманываю и не утешаю, я прекрасно понимаю, каково вам это слушать!
В Замке дня почти что и нет — так, сумерки, знаете, как перед грозой. А ведь дело идет к тому, что Черный Замок вот-вот пожрет весь Радинглен. И наверху это очень даже заметно: день уже очень короткий, короче даже, чем здесь зимой. Мутабор года четыре назад Инго объяснил, что солнце, конечно, досадное недоразумение, глаза от него болят, но после коронации с ним удастся покончить. Он-то говорил, что только в пределах Радинглена, но имел в виду совсем другое — соседние миры. А ближайший мир, сами знаете — этот, где мы с вами в данный момент кофе варим. Вы часом не заметили, как теперь рано темнеет? Это все Мутабор…
— Хватит про Мутабора, — Филин резко поднялся и заходил взад-вперед по кухне, взъерошенный, как сердитая птица. — Ты мне скажи, Инго днем еще держится — это как?
— А ого-го как! Сам удивляюсь! Мутабор его вон уже сколько обрабатывает, а до конца заколдовать так и не смог. Днем-то он принц как принц, рыженький, как у них в роду заведено. Славный, только замученный очень. Мутабор заставляет его днем спать, но он не всегда слушается. Он там Библиотеку нашел, между прочим, так что голову ему заморочить никому не удалось, все нужные книжки он прочитал и кто такой Мутабор, прекрасно понимает. Я отвечаю, Филин, я все это время был при нем! И еще он помнит себя ночного, и это ему абсолютно не в радость.
То, что он себя ночного помнит, — это, конечно, хороший признак… — пробормотал Филин себе в бороду, внимательно глядя на Конрада. — И Библиотека… Но, чтобы выдержать, этого мало. Кто там при нем был, кроме тебя?
— Ну… В общем, так. Сначала к нему приставили какую-то кромешную тетку — присматривать. Так, ничего особенного, домомучительница, главная по швабрам… Она к нему не приставала, кормила — и все. Им же надо было его до коронации сберечь, вот она и берегла. Потом, когда я туда саламандрой пролез, она меня Инго дала — вот, игрушка тебе, говорит, смотри, какая ящерка. Ей же надо было, чтобы он ей не мешал и поменьше на глаза показывался…
— А что это за женщина? Откуда она в Черном Замке вообще взялась?! Ей бы памятник поставить…
— Да понятия не имею! Что-то вроде экономки. Зовут Алиенор, представляете? Сложением с матерого мамонта, говорит басом и свирепая, как… Главное, что она его не воспитывала. А потом он нашел вход в Библиотеку. Ну и дальше с ним, как вы понимаете, уже ничего было не сделать.
— А пытались? — чужим голосом спросил Филин.
— Мутабор и пытался, мрачно ответил Конрад. — На скрипке ему играл. Беседы беседовал. Ну и достиг только того, о чем я вам сказал. Но жизнь у нашего принца, конечно, несладкая. Врагу не пожелаешь. Он почти не спит, чтобы времени не терять, и читает, как заведенный. И все правильно понимает… И главное — он настоящий! Он же все это время знал, что я дракон, но им не сказал… Наоборот, еще и кормил потихоньку. С едой-то в Черном Замке не ахти, местному-то населению совсем другое нужно… — Филин немедленно принялся намазывать Конраду бутерброд. — То еще было развлечение, знаете ли, — сидеть у Инго на плече и пялиться на Мутабора… — продолжал Конрад. — Замученный он, конечно, но сдаваться и не думает, нос задирает на нужный градус, молодец… Знаете, Филин, даже если его короновать, Мутабор получит все что угодно, но не самого Инго.