– Как бабочки, – поделилась я с пивом. Платок я у Крэйга взяла и громко высморкалась.

– Знаешь, я понимаю, что выбрал плохое время, но…

Господи, что еще?

Моргун вытащил из пепельницы на столе пакетик от чипсов и начал складывать его в квадратики – все меньше и меньше, а потом перешел на треугольники.

– Я должен с тобой поговорить.

– Слышать ничего не хочу. – Я попыталась встать, но Моргун крепко ухватил меня за запястье, и я снова опустилась на стул.

– Я люблю тебя, Кэтрин.

– У тебя голова дерьмом набита. – Как Эми сказала? Между нами было столько лжи, что пути дальше нет, как бы мы ни хотели обратного. – И ты все еще женат, верно?

– Больше нет. – Он выпустил наконец мое запястье.

– Ради бога… – Я схватила пиво и ахнула сколько смогла.

Немного же оставалось в стакане, когда я поставила его обратно на стол.

– Мой брак умер. Сдох еще до того, как я тебя встретил, а теперь и вовсе мертвее мертвого. Мы с Марианной расстаемся.

– Да, конечно.

Вид у меня, кажется, был такой, будто я снова собираюсь ему врезать. Моргун нервно заерзал и потер ушибленную щеку. Но быстро взял себя в руки.

– Может, хватит разыгрывать из себя жертву, Кэтрин? Ведь и ты не была честна со мной. Скольких любовников ты держала все это время? Трахалась со Стефаном Муковски? Трахалась с тем парнишкой?

– Дырка ты, Крэйг.

– Да ты сама дырка.

– Так, всё. – Я встала и взяла свою куртку, но он не унимался:

– В тот первый день, в Саффрон-Уолден, мы были настоящими друг с другом, Кэтрин. Я никогда еще не был таким настоящим!

– Да-а? Ну так получи еще кое-что настоящее: я притворялась каждый раз, когда мы с тобой это делали.

Индюк с приятелем глазели на нас с отъехавшими челюстями. Моргун и сам разинул рот. Я его подрезала именно тогда, когда он собирался изречь что-то умное.

– Пока, Моргун.

Хотела бы я сполна насладиться этим моментом. С удовольствием осталась бы и позлорадствовала – а то и добавила кое-что похлеще. Такое, чтобы перепало и парням за соседним столиком. Но слезы вновь подступали к глазам, и я выбежала из зала.

Я ехала и плакала, ехала и плакала. Проползла по Камберуэллу, покружила у «Слона», проскользнула через Саутуорк, переехала мост Блэкфрайарз, под которым бежала гладкая и темная река, и свернула в Сити. И плакала не переставая. Надо было встретиться с родителями Джоэла, попытаться хоть как-то утешить их, а заодно и себя. Но для этого пришлось бы слишком много лгать.

Только выпивка поможет сдержать то, что пульсирует у меня в голове.

Сделав пару глотков и убирая бутылку, «Гленфиддиха» я мельком глянула в зеркальце. Внутри все подскочило, я едва сдержала крик: Джоэл сидел сзади, голова его моталась в такт движению машины, из ноздрей лились сопли и кровь. Я резко нажала на тормоз, его голова качнулась, и я увидела глаза – там, в парке, они были закрыты. Его глаза, некогда такие красивые, были неподвижны, пусты. И мертвы.

Нырнув в тупичок, я выдернула ключ из зажигания, чтобы прийти в себя. Конечно же, ничего не было – просто трещина на скользкой глади реальности, иллюзия, порожденная тенями, страхами и снами наяву.

Когда сердце перестало мчаться как бешеное и дыхание выровнялось, я снова завела мотор и направилась туда, где хотела очутиться больше всего на свете, в единственное место, которое кажется мне настоящим. Дом Ричарда в Крауч-Энде.

Все огни были погашены. Я нажала на кнопку звонка лишь один раз и очень кратко – не хотела будить Дотти, чья спальня расположена как раз над парадным. Прождала с полминуты и позвонила снова. Прошла еще целая минута. Ричард так и не подошел к дверям, и я в отчаянии принялась звонить и звонить. Ничего. Где его носит? Уж теперь-то он точно проснулся!

Я запаниковала – стала колотить в дверь кулаками, закричала в щель для почты:

– Ричард, это я! Открой! Открой эту чертову дверь! Впусти меня!

Наверху зажегся свет. Из комнаты Дотти донесся плач. По лестнице загрохотали шаги. Лязгнула задвижка. Сбросили цепочку. Дверь отворилась, и на меня хлынул поток света.

– Китти… – Он стоял в халате и тер руками голову. Волосы торчали хохолками. Лицо было сердитым, но через мгновение злость сменилась тревогой. – Господи, Китти, у тебя ужасный вид. Что случилось?

– Чаю. Я хочу чашку чаю.

Я пролезла мимо него в дом. Наверху плакала Дотти; я направилась в кухню, предложив Ричарду:

– Может, пойдешь к ней?

Добралась до чайника, налила воду, включила.

– Нет, все в порядке. – Стоило Ричарду произнести это, как Дотти умолкла.

– Ух ты. Ловко. – Я взяла чашку с подставки. – Тебе налить?

– Китти, что происходит?

– Или, если хочешь, сделаю горячий шоколад. Кофеин, насколько я знаю, тебя стимулирует. – Я достала вторую чашку.

– Китти, хватит!

Уязвленная, я резко обернулась – и уставилась на выдолбленную тыкву с кривой улыбкой, красующуюся на кухонном столе.

Ричард доплелся до стола – неловкий, помятый, – сел сам и придвинул другой стул ко мне.

– Присядь на минутку.

– Ладно. – Я нерешительно приблизилась и наклонилась, чтобы поцеловать его в голову. Твоя макушка пахнет подушкой. – Я часто говорила так. Один из милых наших стишков для двоих. И мне сразу стало лучше.

Ричард улыбнулся, но улыбка получилась кривой, как оскал той тыквы, и ее быстро сменило выражение усталости.

– Ты знаешь, который час, Китти?

– Без понятия.

– Почти полдвенадцатого.

– Ох.

– Вот именно – «ох». О чем ты думала, заявившись в такое время?.. Ты что, пьяна?

У меня вырвался слабый смешок:

– Нет. Конечно, нет.

Ричард окинул меня взглядом, отмечая и непривычную вялость, и несвежий вид, и снова посмотрел мне в лицо. Я была на грани истерики.

– Ну, может, пропустила глоток-другой. Ричард…

– Что?

Я попыталась собраться с силами.

– Извини, что я пришла так поздно. И мне жаль, что я разбудила Дотти. Просто…

– Просто – что? Китти, да ты посмотри на себя…

– Знаю. Я разваливаюсь, знаю. – Я хотела взять его за руку, но руки Ричарда прятались в карманах халата. Стоп. Нужно привести мозги в порядок. – Ричард, я повидала сегодня… Повидала такое… – Мертвое лицо Джоэла, измазанное кровью и соплями, возникло перед глазами. Я все еще ощущала запах опавшей листвы и грязи в парке. И горячий, сладковатый запах гниения.

– Китти, о чем ты? Что – «такое»?

Я встряхнула головой, отгоняя видение, и постаралась сосредоточиться на лице Ричарда – этот озабоченный, нахмуренный лоб, мягкий рот…

– Неважно. Главное – я поняла, чего я хочу. Ричард тер глаза, моргал – и молчал.

– Я хочу осесть, хочу мужа и семью. Хочу выйти за тебя, Ричард, и делить с тобой все. Хочу стать матерью для Дотти.

– Ох, Китти… – С Ричардом творилось что-то странное. Он будто был не в силах говорить.

Это был не его голос. Голос, которого я не слышала прежде.

– У Дотти уже есть мать.

У Джемаймы полные губы. Глаза, нос, кости – все такое мягкое, что я могу схватить и смять, как кусок теста. Длинные и густые каштановые волосы, бледная кожа. Очень женственная. Прямо прерафаэлиты долбаные. Небесно-голубой хлопчатобумажный халатик оставляет открытыми мягкие белые колени. Скрестив руки на груди, она презрительно смотрела на меня, словно я была воровкой детей.

– Что она здесь делает? – спросила я слабо. Ричард смотрел в пол.

– Скажи ей, Ричард, – произнесла Джемайма самодовольно.

– Скажи – что?

Но я уже знала – что…

– Китти, это было нелегко… – Ричард совсем обмяк.

– Ты говорил, что никогда не примешь ее обратно. Говорил, что хочешь меня. – Я подалась вперед, схватила его за плечи. – Прогони ее, Ричард. Пожалуйста, пусть она уйдет.

– Да никуда я не уйду, – заявила Джемайма. Я проигнорировала ее – смотрела только на Ричарда, вцепившись в его плечи. В глазах его было что-то мертвое.