"Санкт-Петербург, 13 декабря 1855 года.

Я очень любопытен знать, как у Вас окончилась история жидов из Сурама, обвиненных в том, что они по суеверию их секты умертвили ребенка… Во время моего двукратного пребывания в Боржоме, я удостоверился в действительности убийства, совершенного евреями; было бы жалко, если бы их оставили в Сураме или в окрестностях только под надзором потому, что кроме их преступления, присутствие их здесь – есть бедствие для крестьян, которые занимают у них деньги и становятся как бы их крепостными"16. И это пишет один из самых просвещенных людей России, в общем покровительствовавший евреям в Новороссии. Характеристика, данная Пушкиным, видимо, не может быть обжалована потомками Его Светлости…

Оппонент почтенного профессора, сын помещика Корицкого, Николай Кондратьевич, человек испытывавший мистическую тягу к еврейству, указывает, что инспирировал ритуальные обвинения против евреев орден иезуитов. И именно то, что после раздела Польши орден был запрещен, способствовало почти полному исчезновению подобных обвинений. Он же ссылается также на то, что и во времена средневековья на стороне евреев выступали лучшие умы Европы, например, Эразм Роттердамский, защищавший Талмуд от костров. Профессор подхватывает мысль своего противника и указывает, что Талмуд почти тысячу лет подвергался преследованию как светских, так и духовных властей, императоры и папы издавали декреты о его уничтожении, пока папа Климент V (начало XIV в.) не потребовал подробного разбора Талмуда, и лишь тогда выяснилось, что никто и никогда из христиан не читал этот "замечательный памятник народной мудрости"17. Именно благодаря папе были созданы кафедры еврейского, халдейского и арабского языков с целью перевести Талмуд на европейские языки. Но перевод не был сделан: ни христианами – из-за трудности текста, ни евреями – им "не было расчета знакомить христиан с Талмудом во всех его подробностях"18. "Беспристрастный эксперт" приводит два мнения: апостата Иоанна (Иосифа) Пфеферкорна (1469 – после 1521) и его главного обличителя Иоанна фон Рейхлина (1455-1522), немецкого гуманиста и гебраиста, который первый ввел преподавание еврейского языка в университетах.

Рейхлин считал Талмуд произведением "близких родственников Иисуса Христа".

Преследуемый недругами, Рейхлин нашел защиту у крупнейших европейских гуманистов – Эразма Роттердамского, Ульриха фон Гуттена, Сикинтена и курфюрста Фридриха.

Будет уместно добавить, что даже Пфеферкорн категорически отрицал наличие у евреев ритуальных убийств и требовал, чтобы это обвинение было снято с евреев официально и окончательно.

Здесь же можно, по крайней мере вкратце, рассмотреть отношение к ритуальным процессам русской православной церкви. К ее чести – ни в одном из нашумевших процессов вплоть до дела Бейлиса Синод никогда не выступал подстрекателем, в отличие, скажем, от католической церкви в Польше. Даже в деле Бейлиса религиозным экспертом выступил ксендз Пранайтис. Тем более интересно, что вопрос о кровавом навете неоднократно разбирался в церковной литературе. Так, в "Киевских епархиальных ведомостях" в погромном 1881 г. была опубликована анонимная заметка, присланная в редакцию из сельского прихода. Правда, надо добавить, что "Киевские епархиальные ведомости" выходили под редакцией профессора Ивана Игнатьевича Малышевского (1828-1897), крупного историка церкви, автора монографии "Евреи в южной Руси и в Киеве в X-XII вв." (1878), вполне научного и честного труда.

Малышевский счел своим долгом в примечаниях указать, что "редакция надеется оказать услугу почтенным и самим сельским пастырям, давая видеть, что в их отношениях к низшим членам причта есть нечто такое, что настоятельно требует исправления". Туманность этого замечания вызвана явно цензурными причинами, а понимать его следует в том смысле, что сельские священники обязаны объяснять простому народу, что евреи не приносят человеческих жертв, и соответственно удерживать чернь от обычных пасхальных погромов.

Автор заметки указывает, что в мрачное средневековье в эту легенду верило не только низшее сословие. Бывали времена, когда подстрекателями против евреев выступали владетельные князья и короли, инспирируя крестовые походы и убивая тысячи ни в чем не повинных. Что же касается современности, то "и в настоящее время, по крайней мере в низших классах христианских обществ, эта легенда находит себе полную веру. Несмотря на все старания со стороны лиц, близко знакомых с иудейством, разъяснить эту легенду, доказать ее несовместимость с иудейским вероучением, строго запрещающим употребление крови вообще, особенно же крови человеческой, несмотря на разъяснения следственных комиссий по делам этого рода, возбуждавшимся в разное время против евреев и всегда прекращавшимся по недостатку прямых улик, несмотря на все это христианские народы остаются в убеждении, что евреи питаются кровию их детей. Есть даже на русском языке специальные сочинения, доказывающие, что действительно закалывают в известное время (пред Пасхою) христианских детей и из крови приготовляются пасхальные блюда и проч."19. Объяснение этому факту автор видит в экономической эксплуатации евреями народных масс. Евреи, прозванные пиявками на народном теле, высасывающими все до последней капли крови, воспринимались народным сознанием буквально. Вероятно, сельский священник имел в виду определенный троп, метонимию, ибо дальше говорит: "Нужды нет, что буквально понятая легенда не находила себе оправдания, а напротив, постоянно опровергалась; ее внутренний смысл не только постоянно подтверждался, но и принимал все более и более осязательные и угрожающие формы. Если евреи не высасывают из христиан крови в буквальном смысле, которая им не нужна и противна, то без всякого сомнения, со сказочною алчностью вампиров, они высасывают нечто другое, похожее на кровь, не менее крови яркое и сверкающее и в нынешнем веке не менее драгоценное – христианское золото. Если евреи не трогают христианских детей в собственном смысле, как показывает эта легенда, то наши дети природы, доверчивый простой народ, без сомнения служат жертвами их кровожадности. Таким образом, вся легенда об употреблении евреями христианской крови есть не более как иллюстрация к русскому выражению: кровопийца и живодер. По своему смыслу она имеет ближайшее отношение к ветхозаветной притче (Притч. 30, 15) о пиявице, имевшей две дочери, из которых одну звали давай и другую давай, и никогда не имевшей дочери по имени: возьми"20. Любопытная защита от навета, недалеко ушедшая от юдофобских излияний "Нового времени". Все же мы должны взять в расчет, что эта статья явно была направлена в защиту от погромов. Добавим, что русские кулаки – господа Колупаев и прочие – грабили свой народ не менее, чем евреи. Но русский кулак всегда имеет фамилию; евреи же безлики, они едины в своей страсти к обогащению. Можно возразить, что бессовестная эксплуатация преследовалась и должна быть преследуема законом. И на этот закон вполне справедливо ссылается автор, не замечая, что алчность и бесчестная нажива сурово осуждается Библией, а значит и еврейством: «Есть род, у которого зубы-мечи, и челюсти-ножи, чтобы пожирать бедных на землеи нищих между людьми. У ненасытимости две дочери: "давай, давай". Вот три ненасытимых, и четыре, которые не скажут довольно». (Книга притчей Соломоновых.3014,15):

Другой вопрос, который поднимается в диспутах между этнографом и естествоиспытателем, – это вопрос о социанах (называемых также и "арианами").

Собственно, это вопрос, касающийся перехода христиан в иудаизм. Профессор связывает все течения антитринитариев с приматом в их религиозных представлениях Ветхого Завета. Польша – страна, в свое время, в XII в., приютившая спасшихся альбигойцев. Всевозможные религиозные движения находили в ней почву для своего существования. Перечислять все эти сектантские отпочкования от католицизма довольно трудно: отчет профессора в романе занимает несколько страниц. Для нас важнее следующее: Кленович считает, что часть социан, равно как и других сектантов, переходили в иудаизм. Причем он вынужден признать, что город Раков в Польше, столица социан, становится "Сарматскими Афинами". Они процветают как экономически, так и нравственно. Академия в Ракове опережает свое время на несколько столетий: наряду с общепринятыми науками, в ней преподаются различные ремесла – обязательные дисциплины для студентов! В 1602 г. там училось до тысячи юношей различного вероисповедания; была также устроена типография. В рассказ о социанах, кстати, вкраплена небольшая инвектива против Толстого и Бондарева: "Учение социан, помимо догматической стороны, сводилось к тому, что теперь Лев Толстой считает этикой: социане отрицали суд людской, объявляли недозволенным для своих последователей пользоваться властью и оружием, вести войны и казнить преступников и проповедовали физический труд"21.