– Будто мало на свете унылых кассет.

– Значит, я такая нелюбопытная не потому, что мне все до лампочки? Правда?...

Одна коробка на складе вызывает улыбку и грустные воспоминания. То и другое. Коробка с елочными игрушками.

Я нашел ее случайно, в дальнем закутке, потому что про нее не было записи ни в одной амбарной книге. Словно кто-то привез ее тайком и спрятал до времени. Чудесный клад, огромное сокровище.

Надо будет под Новый год найти елочку. Я видел несколько пушистых не так уж и далеко: стройные, дымчатые...

У нее будет елка.

У них будет елка...

Шестая тетрадь

Начинаю шестую последнюю тетрадь, хотя пятая не закончена. Были в ней чистые две страницы. Ее у меня пока нет, а записать надо...

Голова идет кругом...

С той ночи прошло семеро суток и половина дня, когда...

Мы сидели на скамейке у леса. Она кидала синицам и другим непонятным пичугам тыквенные слегка поджаренные семечки. Стоял необыкновенный переполох. На ближнем дереве на самой длинной ветке поглядывала на разбазаривание ценностей белка, рыжая, как огонек с дымком.

Семечки падали на расчищенную, хорошо утрамбованную площадку. Птахи не вязли как прежде в снегу. Я снова разгреб заваленные дорожки, двери, подходы и все что надо.

Лицо у нее румянилось от легкого мороза. И тут я увидел, как оно побледнело. Еще ничего не осознал, ничего не услышал – увидел, как она побледнела. Потом услышал звук. Резкий, непривычный, забытый. Всё взорвалось: тишина, лес, нервы, жилы в коленках, сердце...

Грохот развеял небо над нами, закачал поляну и лес, башню водокачки. Сдунул мгновенно белку и птиц, оглушая несметной радостью и болью нас двоих.

Над поляной гремел вертолет. Он завис, поднимая сполохи снега, буран очумевшей надежды...

Когда пелена улеглась, раздвинулась медленно дверца, из машины, как с экрана в цветном увеличенном кино, вышел живой человеки, проваливаясь, пошел к нам. За ним еще двое...

Мы не могли шагнуть им навстречу, не могли стоять, не могли бежать, не могли смеяться, говорить.

Голоса незнакомых людей звучали как во сне.

– Где Романцев? – крикнул первый, бултыхаясь в непролазном снегу. – Разве не мог почистить? Рук у него нет? Машин у него нет?

Он выбрался к нам, отряхиваясь, как большой зверь, всем телом, топая валенками. С удивлением посмотрел на женщину. Она держалась на ногах, почти повиснув на мне.

– Как там? Что там? – выдохнула посиневшими губами.

– Где там? – переспросил, непонимающий обыкновенных слов инопланетянин.

– У вас...

– У нас ничего.

– А Москва?

– Что Москва? – не понял живой человек. – На месте Москва... Тут женщина?... Как вы сюда попали? С кем? Вы кто?

Я подхватил ее, начиная злиться.

– А вы кто?

– Академик... – он протянул руку и назвал себя. – Что происходит? Где Романцев?

– Мы не знаем Романцева.

– Как?!. Остальные где?... В лесу палки от лыж. Видно ленточки... Гуляет где-нибудь?

– Мы одни...

– Давно?

– С июня.

– То есть?... Я не понимаю.

– Все лето и осень.

– Какое лето? Какая осень? – почти выкрикнул он. – Позовите еще кого-нибудь... Романцева, не Романцева...

– Мы их не видели.

– Не видели? – Он повернулся к двум спутникам, одетым как пилоты. – Я не сплю? Мы туда прилетели?... Конечно, туда. Куда же еще. Так что происходит? Откуда вы?

– С погибшего самолета. Из леса.

– И кого здесь нашли?

– Никого. Я вам сказал, никого.

– Что?!

– Никого. Ни души. Одни дома, фундаменты, склады...

Я говорил с бестолковым человеком.

– Ну знаете... – Он распахнул шубу. – Или, в самом деле, укачала вертушка или... Мы должны где-нибудь сесть. В конце концов, я... Холодно что-то...

Мы пошли к нашему дому.

– Позвольте! – остановился Академик. – Дом? Кто же строил дом? В июне дом еще не был!

– Он строил, – сказала уставшим голосом женщина.

– Он!?!

Академик смотрел сумасшедшими глазами. Вид у него был ошарашенного, даже напуганного человека. Или растерянного до предела.

– Но людей, вы говорите, нет! Как же так? – снова, повернулся он к пилотам.

Они разделись. Академик снял мохнатую шапку и стал вдруг носа и крутолоб от лысого темени. Пилоты устроились на диване. Академик почему-то потрогал стены в холле, открыл дверь в кухню, прошел в коридор, заглянул в одну дверь, в другую, вернулся к нам.

– Где же вы спите?

– На втором этаже...

– И все один? – Обвел он руками вокруг себя.

– С машинами.

– Вы строитель?

– Нет.

– И все так вот ладно у вас получилось?

– Не все. Водостоки прошляпил.

– А зачем?

– Что, водостоки?

– Нет, зачем строили?

Объяснить было невозможно. Пилоты, закуривая, глядели на меня с откровенной подозрительностью, а мы никак не могли привыкнуть к чужим голосам, к тому, что вот перед нами другие люди, из большого мира, где все, кажется, нормально... Я посмотрел, как она кутается в платок, связанный буквально вчера, как нетерпеливо слушает, о чем говорят, как волнуется.

– Пожалуйста, не курите.

Они, поискав глазами пепельницы, выкинули сигареты в дверь тамбура.

– Ну, хорошо, – сказал Академик, – мне важно понять, где Романцев, где остальные. Прошу вас, подробнее расскажите.

Он опустился в кресло.

– Извините, мы не были дома с июня. За это время ничего не случилось?

– Где? У вас дома?

– События какие-нибудь?...

– Международные? Футбольные? Какие события?

Но я спрашивал не для себя, для нее.

– На земле. У вас?

– Да все путем... Расскажите мне...

– Летели из Москвы, что-то ударило в самолет, начали падать...

Она поежилась, и Академик заметил это.

– Свалились по склону горы в большое озеро. Кажется, деревья содрали бок, и нас двоих смыло водой, выбрались на берег, ждали, когда начнут искать самолет, найдут нас. Никто не искал. Увидели метку на дереве, стрелку, пошли по ней. Через неделю добрались к этой поляне. Все было заперто. Ждали, когда появятся люди, никто не приходил. Были голодны, влезли в дом, нашли еду, нашли радио, хотели что-нибудь услышать и передать – не получилось. Подумали самое плохое. Про себя, про людей, которые все... пропали...

Академик прихлопнул о крышку стола, как человек, осененный внезапной мыслью.

– Не могли услышать? И вы решили?... Да, да... Но, пожалуйста, дальше.

– Все.

– Как все? И ничего не было?

– Ничего.

– А дом? Что вы делали? Почему никуда не шли, не искали?... Так долго?

– Почему сюда никто не шел? – парировал я. – Так долго...

– Вот вы как... – устало произнес он. – Все верно. Дельное замечание, дельное... Значит, вы строили дом. А вы?... Простите меня за надоедливость...

– Она трудилась в оранжерее, на кухне, шила, вязала... Сколько до жилья километров?

– По воздуху восемьсот одиннадцать... И поэтому вы не шли?

– Почему никто не отозвался?

Академик встал:

– Где радио? Покажите, – попросил он.

– Там, наверху.

– Я могу подняться?

– Конечно...

Мы втроем поднялись по лестнице, пилоты остались внизу.

Академик с каким-то раздраженным любопытством оглядывал холл. И журнальный столик с цветами, и верхний камин, и телевизор. Оглядывал, как человек занятый своими очень важными для него размышлениями. Потом он взял в руки приемник, достал из кармана маленький ножичек, видимо с отверткой, снял с приемника верхнюю крышку, что-то покрутил, вынул цилиндрик, поставил крышку на место, щелкнул ручкой...

– Говорит Новосибирск...

Очень спокойно прозвучал женский голос...

– Блокировка звука, – пояснил Академик будничным тоном.

– Спасибо за шутку, – сказал я сухим от горечи ртом. – Хотел бы я знать, кто шутник... Поглядеть на него...

– Это не шутка, – серьезно покачал головой Академик и посмотрел на меня с грустным укором.