А вот еще одна сказка. На левой стене прорисовывалась гордая Хозяйка Медной горы, в окружении всевозможных самоцветов и металлов. Хотя нет, вот это, как раз таки и, правда. Мама рассказывала мне про эту женщину. Она была властолюбива и независима, красива и хитра, но… слишком уж романтичной и доверчивой. Да, я сама понимаю, что не правильное это сочетание качеств, не логичное. Но разве у магов есть логика? А она, эта Хозяйка, ведь действительно магом была. Ведьмой. И направление у нее было по металлам. Сильной она была… очень сильной. А что случилось… почему она сломалась… никто не знает… кроме людей. Говорят, что они эту историю и в книгах прописали. А мы прочитать не можем. Закон такой: волшебное существо не может знать причину смерти другого. Конечно, если того желает умерший. Глупый закон. Пустой и глупый. Сколько же мы потеряли с его признанием! Но и выиграли не мало. Но не достаточно.
А по правую сторону раскинула свои крылья зима, так не любимая мной. Художник был очень реалистичен, создавая свое творение. Смотря не заснеженный холмы, мне то дело хотелось поежиться, и я замирала на секунду, буд-то боясь услышать завывание ветра и разыгравшейся метели. А там, сквозь ледяной снег пробиралась девочка. Закутанная в платок и старую, рваную шубенку, она с корзинкой в руках пробиралась к лесу. По-моему, я вспомнила эту сказку… там еще что-то про месяцы было… и про подснежники, единственный цветы, символизирующие только одно значение — упрямство. И действительно. Только этим, словом можно охарактеризовать развернувшуюся передо мной картину. Хм, сколько себя помню, мне всегда нравилась эта сказка. И моей героиней всегда была эта девочка, жившая и любившая мир несмотря ни на что… и вопреки всему…
Развернувшись к входу лицом, я едва не рассмеялась. На ней был изображен… Кощей. Конечно таким, как его представляют люди. В черных вещах, высокий, с крючком-носом и холодными маленькими глазками. На его одежде зачем-то были прорисованы кости, а в одной из рук он держал череп.
Я все-таки не выдержала и хихикнула.
— Вас видимо впечатлила эта работа? — спросил мягкий женский голос у меня за спиной.
— Конечно! — я с такой же лукавой улыбкой, что была на губах и у моей собеседнице, посмотрела на моего нового учителя (вот верите — не капельки в этом не сомневалась).
Она была немного худощавой и встрепанной как воробей, что впрочем, встречалось у многих художников, полностью посвятивших себя творению. Волосы были стрижены очень коротко, под мальчика, и покрашены в ярко малиновую окраску. Мне очень понравились ее глаза, пусть и скрывающиеся под стеклами очков. Глубокого синего цвета, они так и приманивали к себе чужой взгляд. Наверное, это и была та самая пресловутая изюминка или шарм, о котором так любят писать во многих книгах. Иллюзию прекрасного лишь портил скромный и полностью перепачканный наряд учителя — блеклые, полинявшие от времени джинсы и легкая белая (когда-то) футболка. Самой женщине было на вид примерно лет тридцать — тридцать три. Милый возраст, когда точно понимаешь, что жизнь отнюдь не заканчивается в сорок и, оказывается, спешить совершенно не куда. Наверное, именно по этому принципу она подалась в школьные преподаватели. Хотя кто может знать смысл людских поступках? Точно не я. (Если конечно не попытаюсь просмотреть прошлое…).
— И что же именно вас настолько затронуло, что настроение ваше, несомненно, поднялось на несколько баллов? — с любопытством вопросила она.
— Скорее всего, непонимание, почему именно так, — я кивнула головой на стенку, — Изображают Кощея Бессмертного?
— Привычка, — учительница легкомысленно пожала плечами. — Но думаю, он не обидится.
Я лишь едва заметно улыбнулась и прошла на предложенное место. Ну да, не обидится… с учетом того, что мой папочка постоянно, хотя бы раз в неделю обязательно сжигает пару книжек, с такими иллюстрациями, так сказать, для поднятия настроения.
— Я очень рада приветствовать в вашем дружном коллективе пополнение (многие девчонки фыркнули, а мальчики наоборот, радостно закивали). Меня зовут Ирина Александровна. И сегодня, я напоминаю, у нас по плану — свободная тема. Думаю, что очень удобно начинать именно с этого. — Я вежливо кивнула. — Тогда приступайте, все-таки времени не так уж и много.
Зашелестели ватманы, начали постукивать баночки с красками, да чья-либо кисточка время от времени стучала по стакану. И ни одного шепотка, ни одного разговора…. Мольберты были поставлены очень удобно — кругом. В середине этого своеобразного хоровода виднелся стол, где, наверное, выставлялись различные модели вещей. Кстати, нужно было заметить, что расставленные по своим местам ученики совершено, не могли заглядывать в рисунки соседей, что, конечно, не могло не радовать.
Аккуратно налив себе в стаканчик воды, я достала из сумки мой любимый набор масляных красок. Конечно, рисовать ими было бы слегка неудобно, но это только тем, кто просто не приспособлен к такому творчеству. Рука на чистом автомате потянулась за одной из жестких, но удобных кистей. Что бы такого нарисовать… конечно, я могла и не заморачиваться, прорисовав хотя бы вазочку или какой-нибудь кувшинчик, однако, хотелось чего-то более…сложного. Поставить себе задачу. Трудную. И время всего лишь урок. Хотя нет, уже пол часа… время-время….
Это будет поле… нет, луг. Отличие? В цветах… в самых разнообразных цветах. А еще небо. Лазурное. Безмятежное… И даль. Вечная даль… это все, проявится на картине. Не спорю, мало… этого ужасно мало… если ты не будешь прорисовывать каждую травинку, каждое облако… а я это сделаю. Я смогу.
Первым было небо. Как самое вечное и… самое сложное. Да, действительно, эту стихию мне передать труднее всего. Мама говорила, что это из-за того, что я вижу в обычном ветре слишком много… почти так же много, как и в смерти…. Облако за облаком у меня прорисовывалась нечто прекрасное. Казалось, вслед за краской в будущую картину просачивается свобода.
Далее появилась земля… пока пустая… но уже кое-где просачивались первые робкие ростки…И вот цветок за цветком прорастает на картине… Заросли вереска и бессмертника, разбросанные по лугу, то тут то там перерастали в невинные васильки и коварные маки…. Горькая полынь размывала сладкий привкус рисунка, а кисловато-оранжевая календула делала из картины нечто неповторимое….
Это было не банально красиво…это — сказочно…
Я с улыбкой отодвинулась от мольберта и тряпкой протерла кисти. Неплохо. Даже лучше, чем неплохо. Вот только что здесь делает розмарин, символ памяти? Мда-а-а-а-а, похоже, картиночку все же придется отдать на благо общества. А кому? Ну-у-у, судя по откуда-то взявшейся рядом вербене — первому, кто попросит. Здорово.
— Ну и что тут у нашего прибавления? — ко мне, сияя мягкой полуулыбкой, направилась учительница.
Я со вздохом отложила кисти и теперь уже принялась вытирать измазанные в красках руки. Рядом тихо, но как-то восторженно вздохнули. Даже не так. Задохнулись от восторга. С неудовольствием констатировала, что это действительно так. И исходит не от одной учительницы, но и столпившихся любопытной толпой ребят. И чего они? Вроде здесь нет ничего божественного, что проскальзывает в несколько других моих картинах. Папа объяснял мне, что это зависит от настроения художника, а какое настроение в этом творении? Чисто спортивный интерес — успею — не успею, смогу — не смогу, и только. Хотя… свобода прорисовывается у меня всегда, уж больно независимая у меня стихия.
— Это превосходно….- шепчет учительница.
А я не слышу и удивленно смотрю на сосредоточенного Мефодия, как-то напряженно рассматривающего рисунок.
— Не нравится? — тихо и грустно спрашиваю я, дергая темного за рукав.
Он поворачивается ко мне и долго смотрит, будто увидев в первый раз. Не понимаю…
— Я сделала что-то не правильно? — слова вырываются с каким-то отчаяньем. Слава Господу, что остальным нет до нас никакого дела, уж больно увлеклись они моим произведением.
А мне становится как-то грустно. Значит, ему не понравилось. Обидно. А я ведь всего лишь хотела показать… что? Да какая разница… Какая разница, что означают вплетенные в луг цветы? Да уж… до адресата они не дойдут в любом случае… Я отвернулась к собственным вещам и решила-таки собрать все в сумку, все равно звонок скоро. В сумку летят краски и кисти, так и не тронутые наборы угольков и мелков. Бросившая рассеянный взгляд на часы учительница стала поспешно рассматривать другие картины. Одноклассники бросились к своим столам, освободив мне, наконец, место.