— Вы посягнули на мою собственность, — заявил Карвер истукану, он был совершенно невменяем.

— Это твой самолет? — Браин ткнул в рисунок.

Карвер поднял непослушную голову и с непонимание уставился в идола.

— А кто это? — спросил он, лишь спустя какое-то время на него снизошло откровение, и он видно принял идола за живого человека, мало того, за офицера. — Разрешите представиться, Фредди Карвер, майор американской армии. Или лейтенант? Ничего не помню.

— Идиот.

Браин порывисто зашагал по берегу. Кайдар и остальные талибы бросились следом.

Карвер, оставшийся безмятежно лежать, спросил у Ширин, почившей рядом в той же самой позе, в которой ее оставили вытащившие из пещеры талибы, неожиданно трезвым голосом:

— Как думаешь, может нам стоит послать этих фанатиков подальше и двигать своим путем? Лучшего момента не найти. Дальше они будут следить за каждым нашим шагом.

— Нам лучше идти вместе с ними для подстраховки. В случае нападения Плакс, пусть они лучше жрут чернозадых, а мы успеем ретироваться. Они будут вместо наживки, — Ширин криво улыбнулась, показав остренькие зубки.

— Ну, ты и стерва.

— Я знаю.

К тому времени талибы почти полностью скрылись за поворотом реки. Лишь Гюлли сбавил шаг и оглянулся. Карвер и Ширин встали и направились следом.

По пути Карвер поднялся к чинарам и попытался оглядеться, но у него ничего не вышло. Его взору предстала лишь ближняя часть долины, поросшая жухлой гнилостного цвета травой, с проблескивающими многочисленными болотцами, и все это абсолютно замершее, недвижимое, выцветшее, словно на старой фотографии.

Видение вызвало у Карвера какой-то дискомфорт: бывалому вояке довелось побывать наемником во многих гнусных местах Африки и Малайзии, но еще никогда он не наблюдал столь откровенно неживых пейзажей.

Гюлли присоединился к нему, отер пот с круглого лоснящегося лица:

— Вот такая она, Хаваа, — проговорил он. — Для кого-то Проклятая долина, а иным, Священная.

— Заканчивай свои проповеди, они на меня не действуют, — сказал Карвер.

— Это не проповеди, это жизнь. Посмотри на этих людей. Они все обречены.

— Мне глубоко начхать на это. Пусть они позаботятся о своей жизни сами. А почему ты со мной заговорил?

— Посмотри на этих людей вокруг, — повторил Гюлли. — Все они здесь благодаря тебе.

— Ты хочешь сказать, что я привел их в ловушку? Твои дружки поблизости? Они следят за нами да? Я не из пугливых. Пусть они только покажутся.

— Мои хозяева хотят предложить тебе сделку.

— Кто твои хозяева?

— Люди называют их Хранителями, и хоть это не совсем точный перевод, но смысл верный.

— Перевод? Они что иностранцы? Русские?

— Иностранцы вы. Хранители-хозяева долины, — в голосе Гюлли неожиданно зазвучала сталь. — Все эти люди, которых ты привел, обречены и скоро умрут, но Хранителям этого мало. Им нужно еще еды.

— Еды? — голос Карвера даже сел от внезапной догадки. — А Хранители и Плаксы — это случайно не одно и то же?

Гюлли спал с лица и энергично отрицательно затряс головой, будто стряхивая наваждение.

— Мне подозрительно, что ты так сразу передо мной разоткровеничался, — проговорил Карвер. — Не хочешь ли ты каким-либо образом подставить меня, ослиная твоя рожа? И не благоразумнее ли будет для меня передать наш разговор Браину, и он первым пустит тебя на шашлык?

— Если тебя это утешит перед смертью, то можешь идти. Но ты ведь не пойдешь, потому что хорошо понимаешь, что без нашей помощи тебе не выжить. Сзади идут моджахеды, так что ход назад тебе тоже закрыт. Ты нуждаешься в Хранителях так же, как и они в тебе.

— Складно говоришь. Считай, что я тебе поверил. Что я в таком случае должен делать?

— Пока ничего. Только не отходи далеко от талибов.

— Боитесь, что убегу?

— Хранители не испытывают чувств: ни страха, ни жалости, ни каких бы то ни было еще. Причина в другом: в последнее время Плаксы стали охотиться чересчур далеко от пещеры, и если они нападут на тебя, тогда тебя уже ничто не спасет, — Гюлли снова отер обильный пот, хотя было и не так уж жарко. — На этом все. Я устал и должен идти. Ко мне не подходи. Когда будет нужно, я сам подойду.

— Что было надо этому вонючему козлу? — спросила Ширин, когда проводник ушел.

— А твое какое дело? — огрызнулся Карвер.

— Слушай, а ты случайно не голубой? Я не хочу выходить замуж за голубого, так и знай!

Карвер в сердцах послал назойливую даму подальше и зашагал за талибами поначалу поверху, но когда ему надоело спотыкаться о кочки и вылезшие тут и там корневища чинар, то, как и все спустился в русло. Несколько столетий назад оно было гладко вылизано ушедшей в никуда рекой, и идти по нему было легко.

Многочисленные повороты сменяли друг друга, и конца им не было, ни краю. Талибы ползли в двадцати шагах впереди. Карвер видел их мокрые рубахи, да и сам был не лучше. Особую брезгливость у него вызывала Ширин: от нее разило так, что от коня, наверное, пахло бы лучше. Редкие грязные волосы облепили череп, на длинном остром носу висела капля. Карвер понял, что еще немного демонстрации такого рода экспоната из музея уродов и его стошнит.

Его утешала мысль, что вскоре у него будет много денег, и тогда можно будет послать всех этих придурков к черту, а если не послать, то шлепнуть, что еще лучше. Так получалось, что чужая смерть всегда отдаляла его собственную, поэтому он убивал всегда с легкостью.

Талибы неожиданно быстро вымотались, наверное, сказался переход под землей, и за очередным поворотом повылезали на берег и попадали на привал. В русле никто не остался, потому что его покрывали такие извилистые глубокие трещины, что казалось, что дно вот-вот обвалится вниз.

Местами оно зыбко колыхалось, сказывалась чрезмерная обводненность. Неглубоко под руслом располагалось подземное болото.

Карвер упал сначала на руки, потом перевернулся на спину, чувствуя, как острые иссохшиеся травинки колют спину сквозь куртку.

Рядом с ним, тяжело топоча, прошествовал Гюлли, шепнув:

— Уже скоро. На, возьми, — и на землю шлепнулся крохотный бумажный сверток.

Карвер сдернул с голову бейсболку и набросил на него, после чего сверток аккуратно перекочевал к нему в карман.

Желая рассмотреть передачу, американец встал и медленно направился выше по берегу. С ним рядом тотчас возник Кайдар.

— Ты куда, американо?

— Мне надо отлить, — развязно улыбнулся Карвер. — Тут женщины, понимаешь. Неудобно стоять с расстегнутыми штанами.

— Где ты здесь видишь женщин, американо? Ты считаешь эту неверную женщиной?

— Почему ты называешь ее неверной, ведь она такая же мусульманка, как и вы?

— Мусульмане во всем мире только одни — талибы. Все остальные неверные, — презрительно процедил Кайдар сквозь зубы. — Они даже хуже тех, кто верит в крест. Мы их всех перережем.

— Много народа придется перерезать, — заметил Карвер. — У нас в Америке, считай, все негры мусульмане. Кстати, ты разрешишь мне все-таки сходить за бугор?

— Иди. Если не вернешься через три минуты, мои люди будут стрелять на поражение.

— Я успею, — с достоинством произнес Карвер.

Скрывшись за взгорком, он спешно развернул сверток. В нем оказалась завернута миниатюрная папироска, а на внутренней стороне свертка было написано: «Закури, но сделай не больше одной затяжки. Когда все начнется, сделаешь вторую затяжку, и стадо тебя не тронет».

Карвер торопливо сунул бычок в рот, достал зажигалку из кармана штанов и щелкнул, выпуская узкое пламя.

— Что значит, стадо тебя не тронет? — возмутился он. — Если оно золотое, то оно и так ни хрена никого не тронет. И почему только одну затяжку? А остальное что, оставлять? Такие фокусы со стариной Фредди не проходят.

Он поджег папиросину и, поднеся ко рту, сделал глубокую затяжку. Постоял, ожидая кайфа. Вопреки ожиданиям, голова не поехала вкруговую, и ему не сделалось беспричинно хорошо.

Карвер выругался, ведь он знал, что с одной ничего не получится. Тогда он затянулся во второй раз.