Ваня чувствует зуд приключений. Лишь раз он лазил в соседний сад за мячом и еле ноги унес. Уж очень суровый у них сосед. Бандит, одним словом. Но сейчас его нет.

Никто ему ничего не сделает. Остаются пацаны, которые приехали вместе с красоткой, в репу могут надавать. Но если успеть добежать до мамуськи, то они не сделают ничего точно.

Он решается и лезет через забор, чувствуя себя, по крайней мере, индейцем на тропе войны. Здесь даже земля другая, враждебная. Он едва не сверзился с забора, штакетину обломал, грохот состоялся несусветный. Теперь если поймают, точно убьют.

Однако на шум никто не показался. Крепко, однако, спят. Мертвым сном. Ваня еще посидел на земле для верности, пока утренний холодок не стал холодить попу.

Потом встал, отряхнулся и со всеми предосторожностями двинулся дальше.

Пятнадцать шагов до тропинки он шел целых пять минут. Наконец с вожделением схватил туфлю. Неожиданно холодную, каблук по самые баки в черной земле.

Застежка вырвана абы как, прихватив широкий лоскут кожи с боковины. Ваня почувствовал некий дискомфорт. И тут услышал мужской голос.

– Хозяин, соли не найдется. Меня мамка послала, – громко сказал он, отмазка была заготовлена заранее.

Ему никто не ответил, хотя мужской голос продолжал бубнить. Бубнил, бубнил, потом заиграла музыка, и другой мужской голос солидно сказал:

– Вы смотрите политический кабельный канал Александра Люфтвангера.

Господи, телик. Ваня расслабился. Что они такую лабуду смотрят? В Алге никто Люфта даже не включает. Он местный и все знают, какой он придурок.

Дверь в дом приоткрыта, и вполне возможно дружки Марж уже увидели его, уже начеку. Не дай бог дернется, они за ним. Пожалуй, от этих не убежишь.

Подглядывал он вчера, как Головастый за Марж гонялся. Быстрые ноги. Чистая торпеда.

Ваня постоял немного и когда никто не показался, дискомфорт его усилился. Он на чужой территории, с туфлей. Скажут, украл. Ничего не поделаешь. Вернуть надо. Он вздохнул и направился к дому. У самой двери опять позвал хозяев, и опять никто не откликнулся.

Когда он толкнул дверь, на него пахнуло тяжелым смрадом. Газ что ли у них протекает. Может, Марж нужна первая помощь.

– Хозяева, есть кто живой? – крикнул мальчик, отчаянно зажимая нос, но ведь надо было дышать.

– Ваня, что ты там делаешь? – голос заставил его вздрогнуть.

Мать возмущенно выглядывала в окно.

– Мама, у них тут протечка газа!

– Ваня, немедленно домой!

– Я только посмотрю!

Она возмущенно взвизгнула, он уже юркнул внутрь.

В прихожке, прилегающем коридоре и виднеющейся части зала, несмотря на день, горел свет.

– Есть кто живой? – ломающимся голосом повторил Ваня.

Живые были. По крайней мере, один из двоих салаг, находящихся в зале. Немой был прикручен к стулу и из последних сил напрягал мышцы, чтобы не разошлись бесчисленные раны, методично нанесенные по всему телу крошечным перочинным ножом.

Головану повезло меньше. Или наоборот, ведь он меньше мучился. Обе его быстрые ноги были вырваны из колен, а сам он заботливо усажен ан пропитавшийся тяжелой кровью диван.

Услышав голос избавителя, Немой отчаянно замычал. Ему казалось, что он вдруг научился говорить, что из его рта льется плавная речь. Он уже не чувствовал боли, он был почти счастлив.

Смерть разом вошла в него. Он одномоментно расслабился и тотчас покрылся фонтанчиками крови, которые доселе удерживал нечеловеческими усилиями тренированных мышц.

Стул со стуком опрокинулся набок. На лице мертвеца застыла счастливая улыбка.

Только после этого Ваня стал орать. Истерику не смогла унять ни подоспевшая мать, ни соседи. Его увели домой, но даже и там он продолжал орать. До самого приезда скорой помощи.

Вода с унитазным шумом втянулась в сливное отверстие. Никитос спрыгнул вниз, на дно бассейна. Ботинки противно скрежетнули о кафель. Полковник взялся за решетку обеими руками, поднатужился и вынул ее с утробным чпоканьем. Просунув руку с фонариком, посветил в сливной канал, и тот предстал во всей красе. С толстым слоем ила, напластованиями жутковатого вида ржавчины и отвратительными бледными наростами.

– Я туда не полезу! – решительно воспротивилась Марина.

Кто б у тебя спросил, подумал Никитос.

– Можешь оставаться, – согласился он. – Слышишь, как орут. Они скоро выломают дверь и придут сюда.

С улицы доносилась непонятная, все усиливающаяся возня. Дверь уже откровенно пробовали на прочность.

– Что им надо? – испугалась Марина.

– Если хочешь это выяснить, можешь оставаться! Ну, ты идешь или нет? Впрочем, это без разницы, потому что я лезу первым. Если решишься, лезь следом.

Никитос тщательно проверил экипировку и опустился в отверстие ногами вперед. В метре от входа труба делал колено, в этом месте он развернулся и пополз. Руки ушли в ледяной ил по локоть. В нос шибануло мерзкой тухлятиной. Похоже, трубу не чистили с момента пуска. За десятилетия тут помылось сто миллионов человек, и вся их грязь досталась одному полковнику.

Когда сзади донесся шум неловко упавшего мешка, Никитос вытер руки, вынул фонарик из-за уха и посветил. Марина зажмурилась от снопа света. Надо было ей штаны одеть, запоздало подумал Никитос. Ни слова не сказав, он продолжил движение. От страха Марина держалась так близко, что пару раз саданулась о его ботинки.

– Держи дистанцию, расшибешься, – посоветовал Никитос, но слова не возымели должного действия, и тогда для сохранения дистанции он вынужден был ползти быстрее.

Сброс стоков осуществлялся непосредственно в море, что сейчас вполне устраивало Никитоса, которому жизненно необходимо было оказаться как можно дальше от территории профилактория. Но практика внесла коррективы в теорию. В трубе совершенно нечем было дышать. Продукты разложения ила составлял качественный и чрезвычайно вонючий газ, от которого слезились глаза и даже у привычного ко всему полковника вызывали желудочные спазмы, сопровождаемые легким пока что головокружением. Потом случились легкие же помрачнения сознания. Никитос почувствовал легкую панику, когда понял, что периодически впадает в короткие, на секунду-две, отключки.

Он понял, что рискует после очередной потери сознания не прийти в себя, тогда он перекроет ход и для Марины, и они останутся под землей навсегда. Необходим был хотя бы глоток чистого воздуха, чтобы провентилировать легкие и прояснить мозги.

Но чистый воздух имелся только наверху, значит, надо было выбираться. Случай вскоре представился. От трубы вбок случилось ответвление, буквально в двух метрах обрывающее в каменном стакане. Никитос поборол в себе искушение ползти и дальше по заданному маршруту. Существовала вероятность, что они так и не почувствуют момент, когда умрут, и свернул.

Колодец оказался коротким, полковник едва выпрямился, как уперся головой в чугунный люк. Дождавшись, пока Марина присоединится к нему, он слегка приподнял люк и осмотрелся, насколько было возможно. Он прекрасно ориентировался на территории пансионата и сразу узнал это место, и открытие ему радости не принесло.

Они оказались в самом центре санатория, а люк находился у стены столовой, где вечно шныряли голодные спецмоновцы. Полковник скорректировал план.

– Отдышимся и полезем дальше, – сказал он Марине.

Она схватила его за руку.

– Там кто-то есть,- и указала себе под ноги.

Он опустился на корточки и всунул голову в покинутый ход. Услышанное его не обрадовало. Труба интенсивно вибрировала. Раздавалось шумное дыхание, сдавленные ругательства, хлюпал ил. Выследили, гады, Никитос скрежетнул зубами. Им еще повезло, вот если бы их зажали в центре трубы, тогда остался бы только один выход под названием Ф-700.

Теперь их уход терял внезапность. Они начнут проверять люки, понял Никитос.

Оставаться внизу больше нельзя. Он приподнял люк и осмотрелся вкруговую. В уши ворвался дикий ор, орали в спальном корпусе, но вокруг не наблюдалось никакого движения, так что небольшая пауза у них в запасе все же имелась.