– Да, – сказал я. – Спасибо.

– Зинка, – спросил я, подумав, – у него компьютер есть?

– Маленький ноутбук. Но я ничего не смыслю в компьютерах.

– Ладно, завтра придется посмотреть, – сказал я устало. После того, что я нашел в компьютере Мари, почти наверняка что-то не так и у Ника. Список дел, отложенных на завтра, разрастался еще быстрее, чем счет в супермаркете.

Когда Зинка ушла, я переставил стул спинкой к двери и сложил наконец инвалидное кресло. Я поступил так, потому что инвалидное кресло, хотя оно и было гораздо удобнее стула, могло само собой поехать между рядами свечей. Если кто-то вроде Зинки, для кого наши защиты ничего не значат, внезапно толкнет дверь. Я бы тогда против воли присоединился к уже ушедшим, а это на данный момент в мои планы не входило. А Билл и Зинка были правы, когда говорили, что это опасно – вмешиваться в ход событий. Если бы не Мари, я бы и не подумал предложить себя в качестве спутника. Я выключил электрическое освещение и попытался поудобнее устроиться на красивом, но жестком стуле.

Дорогу гораздо легче было разглядеть, когда ее освещали две слабо тлеющие свечи. Она выглядела так, словно на черной-пречерной бумаге кто-то еле наметил серебряным карандашом пейзаж из унылых холмов и двумя штрихами обозначил путь, пролегающий через них. Далеко-далеко, где-то за горизонтом было что-то еще, но я не мог это видеть со своего места. И пойти туда я тоже не мог. Не было никакого смысла пытаться представить себе, что происходит с Мари, Ником и Робом. Все, чем я мог им помочь – наблюдать за дорогой и поддерживать горение свечей.

Через некоторое время я услышал, что вечеринка вроде бы перекочевала на мой этаж. За дверями, около которых я сидел, послышались шаги множества людей. Я был даже немного рад этому. Шаги мне напомнили о том, что есть жизнь и за пределами моего номера. К тому моменту я уже полностью запутался в собственных мыслях. Я думал о Робе – роскошном, но легкомысленном ребенке-кентавре, который немедленно начинает скулить, когда все идет не так, как ему хотелось бы. «Я не виноват! Я не хотел!» – он всегда ждет, что взрослые начнут его ругать. Он осознает свои ошибки и принимает обвинения, но охотно ускользнет, если представится возможность. Видимо, это результат воспитания гранитного Кнарроса. Билл, конечно, кое-что успел внушить Робу, но ведь они общались какой-нибудь час, не больше, а Кнарроса Роб знал всю свою жизнь. Если путь окажется таким же трудным, как описано в стихах, знаю, Роб будет первым, кто захочет повернуть обратно.

Затем мои мысли перешли к Нику. Ник казался мне сложнее и серьезнее Роба. Он никогда сразу ясно не показывал, нравится ему что-то или нет. Я подозревал, что он всегда имел вполне определенное мнение, о том, что происходит и о том, чего ему самому хочется. Я понятия не имел, чего Ник хочет сильнее всего, но одно знал точно – империей он управлять не должен. У Ника есть сильная темная сторона, и он никогда не позволит на себя воздействовать. Он знал о дороге достаточно, чтобы отказаться, если что-то будет угрожать темной стороне его натуры. Ник и Роб были похожи не только внешне. Они удивительно походили друг на друга в своем фантастическом эгоизме. Это был тот же самый эгоизм, который заставил их отца завести в империи безумный порядок. Но мне казалось, что Мари этот эгоизм не унаследовала. Это была одна из причин, чтобы ее любить. Вернее, одна из многих и многих причин. Я не был уверен, что у нее есть хоть одна причина, чтобы любить меня. Но ни о ком другом я не мог больше думать. Я представлял Мари как забавного, сурового, несчастного маленького воина, каким она, в сущности, и являлась. Она умела смотреть в корень вещей. Возможно, она умела так же трезво оценивать себя саму, и поэтому не была такой эгоисткой, как ее братья. Люди, которые осознают, что они избранные (вроде как Ник или его отец), всегда знают, стоит ли рисковать или нет. Я сомневаюсь, что Мари могла оценивать свои возможности. Она запросто могла рискнуть жизнью там, где не стоило этого делать. И проиграть. Даже не защищаясь, хотя надо было бы защищаться. И вот она утратила половину своей личности, и это может плохо кончиться…

Я был рад, что разноголосый рев и громкая музыка продолжали отвлекать мое внимание. Я старался думать о чем-то еще.

Мысли свернули к Джанин и ее брату. Наверное, Джанин давным-давно убедила императора, чтобы он позволил ей отправиться в изгнание на Землю и опекать Ника и Мари. Джанин, должно быть, очень быстро вышла замуж за Тэда Мэллори и так же быстро усыновила Ника и убедила брата Тэда удочерить Мари. Она была всего лишь Младшей супругой, так что император позволил ей. К тому же ее амбиции не уступали его. Думаю, мать Мари тоже была Младшей, и таким образом Ник и Мари оказались кошмарно старше детей от Истинных жен. Должно быть, императору было даже проще отослать их в мир, где нет волшебства. Он, видимо, так хотел завоевать лояльность кентавра Кнарроса, становясь его шурином, что пропустил одно немаловажное событие – то же самое три года спустя сделал Белый Нут. Рождение Криса вовлекло Кнарроса в родственные отношения с Джанин. И обеспечило ей его лояльность. Нет, очевидно, император не знал этого, иначе не доверил бы ему других детей.

И что потом? Джанин просто ждала, когда ее сын достаточно подрастет, чтобы претендовать на престол (но будет недостаточно взрослым, чтобы противоречить ей – как она думала). В это время ее брат учился делать оружие. До этого, подозреваю, он получил образование волшебника в каком-нибудь из миров империи. Она, должно быть, постоянно поддерживали связь со своими союзниками в империи, пока не настал момент покушения на императора. На этом месте я взялся за голову. Это же я подтолкнул все события! Я начал искать Мари. Две невестки Джанин сказали ей, что я разыскиваю Мари, чтобы передать ей наследство. Вдобавок к этому я написал Мари письмо и сам сказал Джанин, что ищу ее. Она, должно быть, сразу догадалась, что я магид. Люди из про-волшебных миров в курсе, кто такие магиды. Я понял, как сильно это потрясло Джанин. В ее представлении слово «наследство» могло обозначать только одно: «право на престол». Магид разыскивает Мари, потому что Мари осталась самой старшей из детей императора! Я ускорил подготовку покушения и гибель детей в колонии, не говоря уже о том, что творилось в самой империи!

Я взвыл, да так громко, что Билл пошевелился в постели.

Я вспомнил, что говорилось про предназначение. Безжалостные изверги в Верховной палате! Они решили, что все это должно случиться в империи Корифоидов. Они спланировали две влияющие друг на друга цепи событий и поставили молодого и неопытного магида, чтобы все это запустить в действие. Я этот магид, ваш покорный слуга Р. Ванаблес. Во главе всех чудовищных событий. Мои промахи гарантировали успех предприятия. Вот так-то!

Вопрос только в том, чего конкретно хотела Верховная палата? Белого Нута в качестве императора? Именно это они сейчас получат. Или Джанин в качестве императрицы и регентши? Белый Нут поначалу был бы ее помощником, а потом захватил власть. Устроил бы маленький несчастный случай, чтобы избавиться от Ника. Лотерейный билет – и вот вам император Нут I. Или, предполагается, что эту вероятность я предотвратил?

Впервые за все последнее время я перестал ощущать сою вину перед оставшимися в живых наследниками империи. Я сомневался, что они выжили чудом. Кто-кто, а Джанин и ее братец не оставили бы девочек живыми, если бы те представляли собой какую-то угрозу. Он точно знал, что делает. Расщепив Мари, Белый Нут пошел разыскивать Роба. Он уговорил Ника уйти из моего номера, чтобы увидеть Роба и попытаться его убить. Кто мог ему сказать, что Роб здесь? – да, кто угодно: Джанин могла, Тэд Мэллори мог. Вероятно, половина гостиницы могла ему рассказать. Короче говоря, Белый Нут преуспел куда больше, чем я.

Однако, хотя это и была чистая случайность, я успел отослать Мари, Ника и Роба в самое безопасное место. Если, конечно, не считать того, что они могли вовсе оттуда не вернуться. Из-за нашего промаха и возвращения Ника с полпути, их шансы уменьшились примерно в два раза. И одному богу известно, что натворили те два птенца квак. Даже если все правильно… На этом месте я заметил, что свечи вот-вот сгорят до конца и едва успел зажечь следующие две. Я не должен был проходить по дороге среди свечей, так что не было другого способа – только подобраться к одной свечке, затем оббежать всю конструкцию и стул в почти что полной темноте, чтобы зажечь свечу с другой стороны. Я все так по-дурацки делаю в последнее время, – подумал я. С большим облегчением я увидел, что темный пейзаж никуда не исчез. Две самые дальние свечи прогорели до конца, и часть каменистой дороги с кусочком холма продвинулись в комнату.