Хадича тонка, как ветка,

И с гуляния нередко

За полночь она приходит:

Любит погулять соседка.

Старый сторож рано что-то

Затворил вчера ворота

И заснул к ее приходу.

Как же быть ей? Вот забота!

Ночевать под лунным светом

У забора даже летом

Нелегко, будь даже совесть,

Как лицо, чиста при этом.

Хадича, уняв досаду,

Стала лезть через ограду

И о гвоздь внезапно юбку

Порвала, беря преграду.

Девушка, войдя в светелку,

Поступила б не без толку,

Если бы не поленилась

Ниткою взнуздать иголку.

Но она сказала: «Поздно.

Ишь как небо нынче звездно».

И, отдавшись сну безвольно,

Поступила несерьезно.

Утром, скинув одеяло,

Потянулась, еле встала

И помчалась на работу:

Времени осталось мало.

А в дороге, эка жалость,

Ножка слишком обнажалась,

Но ужасно модной юбка

Встречным женщинам казалась.

День прошел. И вот потеха:

Юбки, чтоб достичь успеха,

Женский пол разрезал сбоку.

Чуть не плачу я от смеха.

Изменяясь, как погода,

День живет порою мода.

Если б юбку в час прихода

Хадича вчера зашила,

Не испортилась бы мода.

Девушки, весной и летом,

Внемля дружеским советам,

Не гуляйте слишком поздно,

Очень вас прошу об этом.

В час, когда луна в зените,

Вы преграды не берите

И, порвав еще что-либо,

Модным это не зовите!

Я помню юности года,

Свидания и ссоры.

Любил смертельно я тогда

Красотку из конторы.

И, как поведал бы о том

Поэт, чуждаясь прозы,

Моя любовь, горя огнем,

Цветы дала в морозы.

Схватил в ту пору насморк я

И, словно в наказанье,

Платок свой позабыл, друзья,

Отправясь на свиданье.

Прощай, любовь! Погиб успех!

Сижу. Из носа льется.

И нос, как будто бы на грех,

Бездоннее колодца.

Что делать мне? Что предпринять?

Не насморк, а стихия.

«Душа моя» — хочу сказать,

А говорю: «Апчхи!» — я.

За что страдания терплю?

Робеть я начал, каюсь.

Хочу произнести «люблю»,

Но не могу — сморкаюсь.

И вот, расстроенный до слез,

Вздохнул я очень страстно,

Но мой неумолимый нос

Тут свистнул безобразно.

Любовь и насморк не хотят

Между собой ужиться.

И хоть я в том не виноват,

Мне впору удавиться.

Такой не ждал я чепухи!

Опять щекочет в глотке.

«Я… я… апчхи… тебя… апчхи..»

Что скажешь тут красотке?

Я за руку подругу взял,

Я осмелел, признаться,

Но стал пузырь — чтоб он пропал!

Под носом надуваться.

Смотрю: девчонка хмурит бровь,

И понял я, конечно,

Что, как пузырь, ее любовь

Тут лопнула навечно.

И слышу, сжавшись от стыда:

«В любви ты смыслишь мало.

Ты, прежде чем идти сюда,

Нос вытер бы сначала».

Она ушла. Какой позор!

И я с печальным взглядом

Пошел (подписан приговор)

К аптекарю за ядом.

«Прольешь, красотка, вдоволь слез

Ты за мои мытарства!» —

Я в пузырьке домой принес…

От насморка лекарство.

И не встречал уж я, друзья,

С тех пор ее ни разу.

Так излечился в жизни я

От двух болезней сразу…

В сырой темнице стынет кровь.

И горе сердце ранит.

Нет, даже с насморком любовь

Ко мне уж не заглянет.