Какой же вывод можно сделать по представленным в этом разделе документам? Римские авторы конца I – начала II века сообщают о Христе до крайности скупо, причем сообщают таким образом и в таких выражениях, что нередко возникает вопрос: а говорили ли они о нем вообще? Это касается сообщений Тацита и Светония. Немногим больше проливают света на фигуру основателя христианства Плиний Младший и император Адриан. На основании их кратких отсылок и обмолвок мы можем лишь заключить, что в начале II века имя Христа было достаточно известно в провинциях и культурных центрах Империи, в частности, в Вифинии и Александрии Египетской (надо думать, и в самом Риме), и что Христос почитался своими адептами как божество. То, что Плиний и Адриан не сопровождают упоминания о Христе никакими специальными пояснениями, кто, собственно говоря, имеется в виду, свидетельствует о том, что либо эти авторы упоминали о Христе не впервые, либо специальные пояснения не имели смысла по причине широкой известности этой личности. Но это и все, что мы можем узнать о Христе из представленных документов. Все остальное, что пытались и пытаются отсюда вывести, лежит в области догадок и предположений.
Стоит, однако, обратить внимание, что имя «Христос» появляется в письмах Плиния и Адриана (впрочем, так же как у Тацита) только в связи с христианами и посредством их. То есть речь везде идет собственно о христианах, а их эпоним упоминается лишь постольку поскольку. Надо полагать, что известность Христа росла прямо пропорционально росту христианской Церкви, в зависимости от ее веса и влияния. Не распространяй христиане своего вероучения, не проявляй общественной активности, у римских авторов отпала бы необходимость упоминать, а значит, и знать об основателе христианства. Сам по себе Христос Плиния и Адриана, по-видимому, не интересовал, и маловероятно, чтобы они были знакомы с его биографией. Точнее говоря, в начале II века влияние христианской Церкви выросло еще не настолько, чтобы писателям, принадлежащим к высшему социальному слою Империи, пришлось бы ознакомиться с жизнью Иисуса. Вплоть до второй половины II века, до антихристианского выступления Цельса, такой необходимости не возникало.
Из этого следует еще один очень важный вывод: тот Христос, которого знали Плиний и Адриан, был евангельским Христом, героем христианской проповеди. Судя по приведенным документам, никакими нехристианскими источниками эти авторы не располагали. Попытки некоторых исследователей нащупать римские источники в сообщении Тацита и создать таким образом независимый от Нового Завета информационный канал не приносят успеха.
Все сказанное нисколько не умаляет огромного исторического значения этих документов. Ценность их заключается в том, что они фиксируют для своего времени достаточно развитый культ Христа и отражают отношение социальных верхов римского общества к новой религии.
IV. ИИСУС В НОВОЗАВЕТНЫХ АПОКРИФАХ II-V вв.
Уже во II в. н. э. христианство сделалось одной из самых массовых религий Римской империи. С этого времени начинает изливаться широкий поток христианской литературы. И конечно, центральное место в ней занимает основатель религии Иисус Христос. На основе новозаветных Евангелий, признанных Церковью боговдохновенными книгами, создаются все новые произведения аналогичного характера, также претендующие на звание Евангелий, авторство которых приписывается либо апостолам Христа, либо их ученикам, либо иным свидетелям евангельских событий. Постепенно число таких псевдо-, или, сказать лучше, второ-Евангелий достигает числа нескольких десятков. Все эти книги ортодоксальная Церковь называет апокрифами (греч. απόκρυφος – «тайный, скрытый»). Большинство их, за малым исключением, к тому же было объявлено еретическими сочинениями, поскольку в них часто излагались взгляды, противоречащие официальным христианским догматам. Как правило, эти сочинения функционировали в отдельных самостоятельных общинах и сектах и не имели массового хождения. В конце концов, по мере централизации христианской Церкви, они были либо уничтожены, либо вышли из употребления.
«Эти легенды, – писал А. Мень, – изобилуют историческими анахронизмами и ошибками, которые сразу же выдают подделку; в них описаны нелепые, а порой и жестокие чудеса, якобы совершенные Отроком Иисусом» [324]. Пренебрежительное отношение к апокрифической литературе исповедовали не только церковные авторы, но и маститые ученые. Эрнест Ренан, по сей день остающийся крупнейшим исследователем феномена Иисуса Христа, создавший, по сути дела, его третий, нейтральный, наиболее распространенный ныне образ, ни во что не ставил апокрифические Евангелия, характеризуя их как «плоские и ребяческие разглагольствования, в основе которых большей частью лежат канонические Евангелия, и к ним они не прибавляют никогда ничего ценного… Они только подражают и преувеличивают» [325].
Действительно, новозаветные апокрифы часто являются вульгарными компиляциями, переработкой имеющегося в Евангелиях материала в угоду вкусам и запросам рядовых верующих. Но нужно ли совершенно отрицать их какую бы то ни было историческую ценность? Первое время христиане вообще не имели никаких документов, никаких записей об Иисусе Христе. Христианство питалось устной традицией, проповедями путешествующих миссионеров. Канонические Евангелия возникли на основе устной традиции, выросли из нее, и нельзя быть уверенным, что они охватили ее целиком.
Напротив, есть все основания считать, что в Евангелиях нашла место только часть циркулировавших в раннем христианстве преданий. Фрагменты раннехристианских рассказов об Иисусе, обнаруженные в Египте, свидетельствуют о наличии целого ряда фактов из жизни основателя религии и его речений, известных первым христианам и не вошедших или не полностью вошедших в официальный канон. Кроме того, церковные авторы первых веков христианства оставили сведения о существовавших иудео-христианских Евангелиях, выполненных на родном для Иисуса и его апостолов арамейском языке. Судя по коротким цитатам, приводимым из этих сочинений, они следовали совершенно особой традиции, которая по своей древности ничуть не уступала канонической.
Конечно, когда мы встречаем в апокрифах откровенную спекуляцию данными канонических Евангелий, грубое подражание, гипертрофию чудес, мы вправе отнести эти рассказы к неуемной, зачастую, правда, плоской фантазии верующей массы и лишить их исторического значения. Можно также с сомнением относиться к введению в евангельскую историю новых персонажей (Иоаким и Анна в «Первоевангелии Иакова», Карин и Левкий в «Евангелии от Никодима»), к попыткам присвоить имена и снабдить биографиями изначально безымянных героев (волхвы Мелкон, Валтасар и Каспар в армянском «Евангелии детства», центурион Петроний в «Евангелии от Петра», сораспятые с Иисусом разбойники Дисма и Геста в «Евангелии от Никодима»), но напрочь отрицать то, что в апокрифические сочинения могли попасть какие-то сведения из первоначальной устной традиции, по меньшей мере неосторожно. Как, например, относиться к появлению в «Евангелии Никодима» имени жены Пилата – Прокла (или Прокула)? Стоит ли за этим какой-то неизвестный нам источник? Об обращении жены Пилата в христианство сообщают Афанасий, Августин Блаженный, Иоанн Малала и другие церковные писатели. Греческая православная и эфиопская церковь причислили Прокулу (по-эфиопски: Аброклу) к лику святых. Как отделить здесь апологетический вымысел от исторической реальности? Далее. В гностическом «Евангелии от Фомы», 118 говорится о неприязни учеников Иисуса к Марии Магдалине, так что даже Симон Петр просил учителя изгнать ее из общины. Это живо напоминает отмеченные в канонических Евангелиях споры учеников Иисуса о первенстве друг пред другом (Мк 10:35-37; Лк 22:24), и всякому, знакомому со сложными взаимоотношениями внутри даже самой маленькой религиозной группы, представляется вполне правдоподобным. Ни у новозаветных евангелистов, ни у египетских гностиков не было видимых нами теологических причин представлять дело таким образом.