Евангельскую сцену суда Пилата можно считать вполне достоверной, несмотря на то, что содержание процесса приверженцы Иисуса могли знать только очень опосредствованно. Не исключено, что представление о происходившем с Иисусом в претории сложилось на основании целого ряда аналогичных случаев, когда к римскому суду привлекались те или иные деятели ранней Церкви. Собственно картина суда Пилата окончательно нарисовалась только в последнем Евангелии; синоптики говорят лишь, что подсудимый большей частью отмалчивался, а судья этому весьма дивился. Некоторые детали, внесенные сюда Матфеем, – отзыв Пилата об Иисусе как о Праведнике (27:24), вмешательство в ход дела жены наместника (27:19), торжественное умывание Пилатом рук [1349] (27:24), – не принадлежат первоначальному преданию и появились позднее в результате полемики между христианами и иудаистами.

К раннему преданию, видимо, относится воспоминание о нерешительности Пилата в деле Иисуса. Об этом рассказывают все евангелисты. Римлянин нашел вину галилейского пророка меньшей, чем вину убийцы Вараввы и даже будто бы собирался отпустить Иисуса по случаю праздника Пасхи, но в конце концов уступил решительному требованию иерусалимских старейшин и возбужденной ими толпы привести в исполнение смертный приговор. Такое поведение Пилата не очень вяжется с тем, что повествует о нем Иосиф Флавий. Обычно Пилат сурово пресекал мессианские движения и за чрезмерную жестокость, проявленную позже в Самарии, вынужден был даже оставить пост наместника (Древности, XVIII 4.1-2). Но не будем отрицать евангельскую версию. Мы уже видели, что в некоторых обвинениях, выдвинутых против Иисуса, иерусалимляне явно перегнули палку. Возможно, это открылось Пилату, который почувствовал в деле Иисуса больше эмоций, нежели конкретных улик.

Весьма показателен способ казни Иисуса. Хотя в Талмуде не предусмотрено распятия преступников [1350], в Иудее оно применялось еще со времен персидского владычества (1 Езд 6:11), а у римлян было особенно распространенным. Трудно представить, чтобы столь страшная и позорная казнь («мучительный ужас» (crucis terror), по выражению Цицерона [1351]), которой подвергались рабы и которая постигла основателя христианства, была вымышлена задним числом его почитателями. Все теологические рассуждения и объяснения на этот счет – это объяснения постфактум. Подобные же рассуждения могли появиться при любой другой казни, и более благородной. Но то, что в предании о смерти Иисуса тем не менее фигурирует распятие, свидетельствует в пользу того, что именно оно и имело место [1352]. Непоследовательность евангельского рассказа видится только в том, как и где погребли тело Иисуса. По римским и еврейским обычаям казненных преступников запрещалось хоронить обычным образом. Тела их закапывали в общей яме в специально отведенном для того месте (М. Санг 6.5). Об Иисусе же сообщается, что он избежал подобной участи и был погребен как обычный умерший со всеми подобающими церемониями. Если бы рассказ об этом не сопровождался никакими особыми пояснениями, он вызывал бы полнейшее недоверие. Однако то, что в этом месте на сцену выводится влиятельный в Иерусалиме человек – Иосиф Аримафейский, – до некоторой степени проясняет ситуацию. Тело Иисуса не угодило в общую яму только благодаря ходатайству Иосифа перед Пилатом о выдаче ему тела казненного. Такое стало возможным, вероятно, потому, что мертвый пророк уже не заботил вчерашних обвинителей, после распятия переставших отслеживать происходящее с ним.

Описанное евангелистами погребение Иисуса в целом совпадает с тем, что мы знаем о еврейском погребальном обряде той поры по раввинской литературе. Обычно похороны совершались близкими людьми умершего. Тело покойного обмывали, обрезали волосы на голове и облачали в погребальный саван (В. Санг 48b). Саван Иисуса у синоптиков называется синдон (по синодальному переводу: «плащаница»), а у Иоанна – отонион (уменьшительное от όθόνη – «ткань, полотно»). Термины эти означают примерно одно и то же. Иоанн подчеркивает, что погребение Иисуса происходило по еврейскому обряду (19:40) и что помимо отониона голова покойного была повязана специальным платком, называемым сударион (20:7). Такой платок действительно фигурирует в раввинских источниках. Кроме того, в состоятельных еврейских семьях тело покойного прежде савана обвивалось погребальными пеленами или бинтами. 4-й евангелист упоминает эти бинты несколько ранее применительно к покойному Лазарю из Вифании, называя их κειρία («повязки») (11:44). Хотя в описании погребения Иисуса эти бинты отсутствуют, вероятно, они также имели место [1353]. На пелены и саван наносился слой клейкой ароматной массы – башмим (М. Шаб 23.5), по Иоанну – «состав из смирны и алоя» (19:39). Приготовленное таким образом к погребению тело покойного помещали в гробницу или склеп. В окрестностях Иерусалима сохранилось множество древних гробниц, как построенных из камня, так и высеченных в скалах. Иные из них имеют внушительные размеры и были созданы как родовые усыпальницы. «Бейт олам», – называли их евреи, что значит: «дом вечности». В одном из таких склепов, видимо, и был погребен Иисус. Впрочем, у евангелистов в этом пункте существует разночтение. Синоптики сообщают, что Иосиф Аримафейский похоронил Иисуса в новой гробнице, которую высек в скале и которая предназначалась для самого Иосифа (Мф 27:60; Мк 15:46), а Иоанн пишет о саде поблизости от места распятия, в котором имелась пустующая до того гробница (19:41). Показать точное место захоронения Иисуса было трудно христианам уже II-III веков. Нынешний храм Гроба Господня в Иерусалиме основан на месте, определенном лишь в 326 г. при императоре Константине Великом. Церковное предание, связывая эти события с паломничеством матери Константина Елены, говорит, что, прибыв в Иерусалим, она учинила настоящее следствие, чтобы найти место распятия и погребения Христа. Наконец были обнаружены крест Иисуса и его гробница, но не в результате тщательных поисков, а благодаря чудесным знамениям («с божественной помощью», – пишет Евсевий Кесарийский (Жизнь Константина, III 26).

Но вернемся к еврейскому погребальному обряду. Примерно через год после похорон, когда мягкие ткани тела покойного сгнивали и оставались только кости, гробница открывалась, кости вынимались, натирались вином и маслом и укладывались в оссуарий, погребальный сосуд, изготовленный из глины или кедрового дерева. Этот оссуарий запечатывался и вновь предавался гробнице в процессе второго, уже окончательного погребения (М. Санг 6.6). На стенках оссуария часто писалось имя покойного. Совсем недавно, в 1990 г., на раскопках так называемого «Дома правления» в Иерусалиме археологи нашли оссуарий с арамейской надписью: «Иосиф, сын Каиафы». Возможно, это был сын знаменитого первосвященника, судившего Иисуса, или даже он сам; ведь, по Иосифу Флавию, личное имя Каиафы было: Иосиф (Древности, XVIII 2.2). Любопытно, что внутри черепа, извлеченного из оссуария, обнаружена монета, которую вложили в рот умершего по греческому обычаю (плата Харону за перевозку в царство мертвых). По всей видимости, родственники главного блюстителя иудейской веры на всякий случай хотели угодить и языческим божествам.