"Никто руки тебе уж не подаст".

Улыбки дружеской, увы, не жду.

Метель закружит всех в Новом году:

Купель крещенскую совьёт в аду,

А Иордан-ручей сольёт в бурду.

В твой праздник листопадно-светлый

Приснился сон мне очень странный:

Рябина, дуб — у края света,

А возле них — усталый странник…

Я думаю — то божий Суд был,

Коль после яростных метаний

Опять свели мы свои судьбы

На перекрёсток испытаний.

Да, риск велик. Но раз Всевышний

Благословил эту затею,

Так будем жить, чтоб третий лишний

Не смог войти в наш ладный терем.

Юрий Петухов. ГОД АЛЕКСАНДРА ПРОХАНОВА

Год Русского языка канул в Лету, не принеся языку нашему ничего доброго и утешительного. Наступил год новый — год Александра Проханова.

То ли так совпало, то ли к этому всё и шло, но этот юбилейный для него год стал той временной отметкой, на которой и правые, и левые, и либералы, и патриоты, и республиканцы, и имперцы вынуждены были признать — многие, скрепя сердце и скрипя зубами, — приоритет Писателя — выдающегося Русского Писателя, от которого прежде пугливо открещивались, талант которого открыто признавать не решались, которого попросту боялись из-за его непохожести на иных. Сработали незыблемые законы диалектики — и вслед за "отрицанием" пришло закономерное "отрицание отрицания": с ведущего писателя нашего горемычного Отечества, разваливаясь в падении, посыпались громоздкие, навешанные на него клеветниками России, казалось бы, навечно пудовые свинцово-каменные ярлыки-вывески "маргинала", "мизантропа", "красно-коричневого", экстремиста, "соловья Генштаба", "крайне левого", "крайне правого", оголтелого и махрового "империалиста"… Вдруг стало ясно, что подлинный писатель, русский писатель, выше всех течений, движений, партий, "-измов", хренизмов и прочих "инн" на лбу, что он не там, где "правые", "левые" или "центристы", а там, где Россия, Правда и Бог. Во всяком случае, это дошло наконец-то до многих, очень многих… тех, до кого не дошло, остаётся лишь мимолётно и походя пожалеть.

Год Проханова — это тот миг вечности, та "остановка в пути", по Марку Аврелию, когда с покорённых вершин можно взглянуть вниз, на пройденный путь, и узреть тех, с кем когда-то начинал подъём, далеко внизу — у подножия исполинской горы-пирамиды, на которую не только взбирался, которую сам возводил.

Но к году этому Александр Андреевич шёл долго и непросто. Именитые критики наши ещё напишут немало статей и книг о нём самом, о его творчестве… Я же попытаюсь, пусть и поверхностно, во многом интуитивно, но всё же разобраться в некоторых частностях того феномена русской мысли, русского духа ХХ-ХХI веков, который именуется Александр Проханов.

Лев Данилкин с его прекрасной и объёмной книгой "Человек с яйцом", надиктованной ему Мастером и вышедшей к юбилею великого писателя земли русской (по образному и вполне конкретному выражению Владимира Соловьёва), не всё смог объяснить мне в Проханове (да и вряд ли кто-то сможет объяснить всё). И потому я попробую нащупать какие-то ответы на свои вопросы сам.

Для меня Александр Проханов, прежде всего, — писатель и идеолог — Великий Русский Писатель, художник слова, создавший потрясающие художественные полотна, и Идеолог, генератор идей, которые могут и должны спасти Россию (и, следовательно, мир). Второго писателя, равного по величине и масштабности, по вселенской всеохватности, — в России, а, соответственно, и в её глобальных окрестностях, нет (к великому моему сожалению, писательство вообще в контексте повсеместной деградации человечества вырождается в сочинительство забавно-похабных историй и псевдолитературную гламур-попсу: скажем, модные нынче пелевины, быковы, улицкие, ерофеевы… при всех их потугах и лукавых мудрствованиях — на Русского Писателя не вытягивают даже в совокупности. Проханов, при всём его авангардизме и нонконформизме, — это классический Русский Писатель во всей полноте этого ёмкого понятия, сложившегося в ХVIII — ХХ веках).

Равновеликого и даже приближающегося к нему по уровню и силе мысли идеолога — не существует. Это факт, с которым многим именитым политологам, публицистам, аналитикам, шаманам от социологии, политколдунам и придворным "идеологам", несмотря на их "лавровые венки" и амбиции, придётся смириться.

И потому я вкратце, в силу способностей и возможностей, попытаюсь представить Александра Проханова в двух этих ипостасях, которые по существу слиты и нераздельны в нём — едином и неделимом — как два проявления одного безграничного и, безусловно, ниспосланного Свыше таланта.

С ранней прозой Проханова и его репортажами из "горячих точек" я знаком недостаточно хорошо. И потому не могу судить о них аналитически, чего, собственно, никогда и не делаю. Есть ощущение, впечатление — обобщённое восприятие, которое порою бывает точнее и богаче любого анализа. Проханов того, репортёрского периода своего творчества, мне видится почему-то более близким даже не к Кольцову, Кривицкому или Симонову, как к военным журналистам, — хотя он и не уступает им ни в образности, ни в точности, ни в мастерстве… — но, скорее, к Хемингуэю. И у одного, и у другого вселенское мировоззрение зарождалось именно там, вне своей страны, на чужих землях, в горнилах войн, если говорить прямо, колониальных, имперских войн. Видимо, надо было пройти эти испытания мировым огнём, чтобы писать так. Каждому своё. "Старина Хэм" сделал многое, но остановился там, где ему был положен предел. Проханов пошёл дальше. Но не сразу.

Наверное, так и должно было случиться. Надо было пройти от начала до конца по пути классического реализма ХХ века, сравняться в мастерстве и проницательности с Горьким, Паустовским, Симоновым, Леоновым… по новаторству с Маяковским, Платоновым, отчасти Набоковым и Кафкой… Здесь Проханову сродни те великие русские и мировые художники-авангардисты ХХ века, которые овладели мастерством реалистической живописи, достигли в ней высот, и лишь потом перешли к авангардному и подлинному "абстракционизму", духовное видение полноты которого дано далеко не каждому (в отличие от "инсталляторов"-пиар- щиков и халтурщиков, которые сразу, не умея написать руки и глаза человеческого, плодили на холстах "квадраты" и "кубики").

Александров Проханов, прежде чем выйти к высотам своего творчества, проделал титаническую работу писателя-реалиста. И это одно уже ставит его в ряд с упомянутыми Леоновым, Симоновым, Хемингуэем… Казалось бы, можно почивать на лаврах, продолжая писать в том же ключе, прочно занимая в истории литературы (и в самой литературе) устойчивое положение одного из ведущих реалистов, мастеров пера, при жизни вполне обоснованно переходящих в разряд классиков… Обычно на таком уровне высокого академизма (авангардного академизма) к писателям (и учёным) приходит и академическое мышление, основанное на добротном и необходимом в обществе здоровом консерватизме. Ибо сбережение традиции, закрепление школы и поддержание этой школы в лице наиболее успешных учеников-последователей, это уже признак весомости и непреходящести в отечественной культуре, уже акт кропотливого подвижничества…

Но Александр Проханов, рискуя репутацией классика и мэтра инновационного реализма, совершает немыслимый прыжок в никуда, в неизвестное… И достигает цели. И побеждает. Этот прыжок оказывается прорывом. Прорывом в ХХI век.