Герой фильма Дэни Болент (в исполнении Райана Гослинга) сегодня даже более актуален, чем 30 лет назад. В вводных кадрах 12-летний Дани беседует со своим учителем религии и иврита о безжалостном смысле Бога. Затем, уже в майке со свастикой, яростно атакует еврейского школьника, напоминающего его самого. Жестокая воинственная риторика фашиствующего героя фильма очень сильно напоминает тон и содержание рассуждений названных форумов. Ключевая фраза фильма: "Ненавидеть себя, и тогда можно ненавидеть всех" дает ключ к пониманию феномена фашиствующих евреев всех оттенков. Тем более, что сегодня вовсе не обязательно брить голову или скрывать свое еврейское происхождение. Наоборот, разнообразная растительность на лице очень даже приветствуется среди фашиствующих евреев.

Антисемитствующие евреи-самоненавистники встречаются не только в интернете, но и в респектабельных политических салонах. Упоминавшийся выше депутат израильского парламента Рехаваам Зеэви в 1996 г. назвал американского посла в Израиле Мартина Индика "жиденком". Индик в ответ заявил, что в последний раз его так назвали в 15-летнем возрасте и тогда он развернулся и дал в морду. Зеэви отказался извиниться. В Израиле его простили, зато в США перед ним закрылись все двери. В начале января 2002 подобный "подвиг" повторил религиозный депутат, житель поселений на удерживаемых территориях Цви Гендель. Гендель назвал "жидком" посла США религиозного еврея Дана Карцера. На этот раз всё вышло иначе. Карцер промолчал. Предпочел не связываться. На Генделя надавили свои же, и он извинился.

Нет ничего странного, что именно юдофобские персонажи, вроде Иудушки Головлева, могут вызвать у фашиствующего еврея положительные эмоции. Как в старинном анекдоте о еврее, читающем антисемитскую газету. Ведь антисемитская газета пишет, какие евреи могучие и непобедимые. Отсюда, наверное, и слова некоего израильского капитанишки, заявившего солдатам, что "для подавления сопротивления в лагерях палестинских беженцев необходимо использовать любой боевой опыт, в том числе и опыт немецких войск в Варшавского гетто" (Маарив, 1.02.2001). Лишь самоненавистью можно объяснить призыв использовать опыт генерала СС Юргена Штоффа, командовавшего уничтожением Варшавского гетто весной 1943 г. Примечательно, что завравшегося израильского офицера даже не отстранили от работы с людьми. Что поделать, военная истерия в сегодняшнем Израиле — страшное дело. Примечательно, что на большинстве сайтов, дающих место евреям-самоненавистникам, можно найти огромные подборки откровенно антисемитских и фашистских ссылок. Одним из признаков фашиствующих является хорошее знание своих симбиотических "противников". От фашизма не застраховано ни одно общество, еврейское в том числе.

Но бить тревогу всё же не стоит. Речь идет о хорошо известном и описанном еще в классических трудах Теодора Адорно феномене тоталитарной личности. Известно, что подавляющее большинство звонков на радиостанции поступает от озабоченных граждан правого, часто фашистского толка. Большинство писем в редакцию тоже пишут маргиналы подобного склада. Согласно Адорно, тоталитарная личность всегда маргинальна, а за названных выше израильских политиков голосует около 3-5% избирателей. В советское время наиболее многочисленными в редакциях являлись отделы писем, и там подобного рода авторов именовали "чайниками". Если эти люди и представляются явлением, то не общественным, а, скорее, клиническим и психологическим. Не они делают погоду и не от них исходит угроза фашизма.

Фашизм утверждают люди рациональные. Вызываемые самоненавистью эмоции густо замешаны на дурно понятой идее еврейской избранности, проецируются на русско-еврейский интернет и вызывают бурное излияние адреналина у его посетителей. Но, как известно, эмоции — еще не факты, и количество фашиствующих евреев никак не переходит в качество. Из их эмоций не построить модели, отражающей феномен некоего "еврейского фашизма", как шагаловский "скрипач на крыше" никак не отражал реальностей еврейской жизни. Хотя бы потому, что еврейская крыша, как правило, заросшая травой, использовалась не для выступлений клейзмеров, а для выпаса козы.

Иван Буркин КЛЯТВА НА ВЕЗУВИИ

В половине одиннадцатого остановился язык нашего гида Вабене. Вслед за этим, скользнув со скрежетом по мелкому гравию, остановились колеса нашего автобуса. Мы взглянули вокруг и на несколько секунд остановили наше дыхание. До вершины Везувия оставалось метров двести или чуть больше. Автобус дальше не шел. Все вышли. Те, кто хотел увидеть уснувший (на время?) кратер вулкана, надели легкую обувь и стали подниматься по зигзагообразным тропинкам на вершину. Остальные туристы, щурясь от яркого солнца, в туристическом восторге взирали на громадную серую массу Везувия и его веселые окресности внизу. Все чуть ли не хором вздыхали и коллективно вдыхали красоту открывшегося их взорам пейзажа. Не переставая, щелкали фотокамеры, как магний, вспыхивали улыбки, рассыпался многоязычный говор. Несмотря на значительную высоту, и здесь, на крутом склоне вулкана, где находилась остановка автобуса, было жарко.

На остановке, как птичье гнездо на дереве, ютилась маленькая лавка, где продавали прохладительные напитки, сувениры и давали на прокат легкие сандалии для подъема на вершину. У меня от продолжительной туристической ходьбы болели ноги, и я подниматься к кратеру не решился. К тому же давно уже мучила жажда.

Не успел я купить бутылку минеральной воды, как ко мне подкатился низкорослый итальянец, мужчина лет сорока, в белой до конца расстегнутой рубашке, обнажавшей крепкую волосатую грудь и золотой крестик. Он стал сигналить указательным пальцем, чтобы мы отошли в сторону от толпы туристов. Не зная в чем дело, я последовал за ним. Мы остановились на краю крутого ската к подножию Везувия, и в правой руке итальянца сверкнули красивые часики, которые он как-то особенно элегантно приблизил к моим изумленным глазам. Вместе с часами итальянец приблизил ко мне и свое очень уж беспокойное лицо, на котором, как на часах, почему-то беспокоилось время.

Догадываясь, что я — из Америки, незнакомец залепетал полушепотом на ломаном английском языке:

— Из Швейцарии... из Швейцарии... Контрабанда, понимаешь? "Омега"... Лучшая марка. Золото, понимаешь? Видишь пробу? Возьми в руки...

На меня рассыпались черные глаза и куча растрепанных слов.

— Цена? 150 долларов. Возьми в руки, подержи... Скорее, нас... заметить. Понимаешь? Эти часы стоить 400 долларов. Я даю за 150. Скорее!

— Постойте, мне не нужны часы. Лишних денег у меня нет,— сказал я.

— Какие деньги? 150 долларов?— продолжал незнакомец.— Подумай! Только 150 долларов!

Итальянец был возбужден, бросал в воздух внушительные жесты, тело его содрогалось, словно в конвульсиях, отчего и золотой крестик на груди тоже трепетал и жестикулировал.

— Послушайте, я вам уже объяснил... У меня есть часы. Предложите кому-нибудь другому,— остановил я торговца, пытаясь отделаться от него.

Но торговец был из тех... опытный. Он взглянул на небо, как бы ожидая оттуда совета, вздохнул и продолжал:

— У тебя мало денег? Сколько даешь?