«Клянусь твоей милостью, – ответил палач, – их десять!»

И их пересчитали, – говорил цирюльник, – и вдруг их оказалось десять. И халиф посмотрел на меня и спросил: «Что побудило тебя молчать в подобное время? Как ты оказался с приговорёнными и какова причина этого? Ты старец великий, но ума у тебя мало». И, услышав речи повелителя правоверных, я сказал ему: «Знай, о повелитель правоверных, что я – старец-молчальник, и у меня мудрости много, а что до степенности моего ума, моего хорошего разумения и малой разговорчивости, то им нет предела; а по ремеслу я цирюльник. И вчерашний день, ранним утром, я увидел этих десятерых, которые направлялись к лодке, и смешался с ними и сошёл с ними в лодку, думая, что они устроили пир; и не прошло минуты, как появились стражники и наложили им на шею цепи, и мне на шею тоже наложили цепь, и от большого мужества я промолчал и не заговорил, – и это не что иное, гак мужество. И нас повели и поставили перед тобой, и ты приказал сбить голову десяти; и я остался перед палачом, но не осведомил вас о себе, – и это не что иное, как великое мужество, из-за которого я хотел разделить с ними смерть. Но со мной всю жизнь так бывает: я делаю людям хорошее, а они платят мне самой ужасной отплатой».

И когда халиф услыхал мои слова и понял, что я очень мужествен и неразговорчив, а не болтлив, как утверждает этот юноша, которого я спас от ужасов, – он так рассмеялся, что упал навзничь, и потом сказал мне: «О Молчальник, а твои шесть братьев так же, как и ты, мудры, учены и не болтливы?» – «Пусть бы они не жили и не существовали, если они подобны мне! – отвечал я. – Ты обидел меня, о повелитель правоверных, и не должно тебе сравнивать моих братьев со мною, так как из-за своей болтливости и малого мужества каждый из них ста! калекой: один кривой, другой слепой, третий расслабленный, у четвёртого отрезаны уши и ноздри, у пятого отрезаны губы, а шестой – горбун. Не думай, повелитель правоверных, что я болтлив; мне необходимо все изложить тебе, и у меня больше, чем у них всех, мужества. И с каждым из них случилась история, из-за которой он сделался калекой, и я расскажу их все тебе.

Рассказ о первом брате цирюльника (ночь 31)

Знай, о повелитель правоверных, что первый из них (а это горбун) был по ремеслу портным в Багдаде, и он шил в лавке, которую нанял у одного богатого человека. А этот человек жил над лавкой, и внизу ею дома была мельница. И однажды мой горбатый брат сидел в лавке и пил, и он поднял голову и увидал в окне дома женщину, подобную восходящей луне, которая смотрела на людей. И когда мой брат увидел её, любовь к ней привязалась к его сердцу, и весь этот день он все смотрел на неё и прекратил шитьё до вечерней поры. Когда же настал следующий день, он открыл свою лавку в утреннюю пору и сел шить, и, вдевая иголку, он всякий раз смотрел в окно. И он опять увидел ту женщину, и его любовь к ней и увлечение ею увеличились. Когда же наступил третий день, он сел на своё место и смотрел на неё, и женщина увидела его и поняла, что он стал пленником любви к ней. Она засмеялась ему в лицо, и он засмеялся ей в лицо, а затем она скрылась от него и послала к нему свою невольницу и с нею узел с красной шёлковой материей.

И невольница пришла к нему и сказала: «Моя госпожа велит передать тебе привет и говорит: „Скрои нам рукою милости рубашку из этой материи и сшей её хорошо!“

И он отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» Потом он скроил ей одежду и кончил шить её в тот же день, а когда настал следующий день, невольница спозаранку пришла к нему и сказала: «Моя госпожа приветствует тебя и спрашивает, как ты провёл вчерашнюю ночь? Она не вкусила сна, так её сердце было занято тобою». И затем она положила перед ним кусок жёлтого атласа и сказала:

«Моя госпожа говорит тебе, чтобы ты скроил ей из этого куска две пары шальвар и сшил их в сегодняшний день».

И мой брат отвечал: «Слушаю и повинуюсь! Передай ей много приветов и скажи ей: „Твой раб послушен твоему повелению, приказывай же ему, что хочешь“.

И он принялся кроить и старательно шил шальвары, а через некоторое время она показалась ему из окна и приветствовала его знаками, то закрывая глаза, то улыбаясь ему в лицо; и он подумал, что добьётся её. А потом она от него скрылась, и невольница пришла к нему, и он отдал ей обе пары шальвар, и она взяла их и ушла; и когда настала ночь, он кинулся на постель и провёл ночь до утра, ворочаясь. А утром он встал и сел на своё место, и невольница пришла к нему и сказала: «Мой господин зовёт тебя». И, услышав это, он почувствовал великий страх, а невольница, заметив, что он испуган, сказала: «С тобой не будет беды, а только одно добро! Моя госпожа сделала так, что ты познакомишься с моим господином». И этот человек очень обрадовался и пошёл с невольницей и, войдя к её господину, мужу госпожи, поцеловал перед ним землю, и тот ответил на его приветствие и дал ему много тканей и сказал: «Скрои мне и сшей из этого рубашки». И мой брат отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» – и кроил до тех пор, пока не скроил до вечера двадцать рубашек; и он весь день не попробовал кушанья. И хозяин спросил его: «Какая будет за это плата?» А он отвечал: «Двадцать дирхемов». И тогда муж женщины крикнул невольнице: «Подай двадцать дирхемов!» И мой брат ничего не сказал. А женщина сделала ему знак, означавший: не бери от него ничего! И мой брат воскликнул: «Клянусь Аллахом, я ничего не возьму от тебя!» – и, взяв шитьё, вышел вон. А мой брат нуждался в каждом фельсе[62], и он провёл три дня, съедая и выпивая лишь немного, – так он старался шить эти рубашки. И невольница пришла и спросила: «Что ты сделал?» И он отвечала «Готовы!» – и взял одежду, и принёс её к ним, и отдал мужу женщины, и тотчас же ушёл. А женщина осведомила своего мужа о состоянии моего брата (а мой брат не знал этого), и они с мужем сговорились воспользоваться моим братом для шитья даром и посмеяться над ним. И едва настало утро, он пришёл в лавку, и невольница явилась к нему и сказала: «Поговори с моим господином!» И он отправился с нею, а когда он пришёл к мужу женщины, тот сказал: «Я хочу, чтобы ты скроил мне пять фарджий!» И мой брат скроил их и, взяв работу с собою, ушёл. Потом он сшил эти фарджий и принёс их мужу женщины, и тот одобрил его шитьё и приказал подать кошель с дирхемами; и мой брат протянул уже руку, но женщина сделала из-за спины своего мужа знак: не бери ничего! Мой брат сказал этому человеку: «Не торопись, господин, времени довольно!» – и вышел от него и был униженнее осла, так как против него соединилось пять вещей: любовь, разорение, голод, нагота и усталоесть, а он только терпел. И когда мой брат сделал для них все дела, они потом схитрили и женили его на своей невольнице, а в ту ночь, когда он хотел войти к ней, ему сказали: «Переночуй до завтра на мельнице, будет хорошо!»

Мой брат подумал, что это правда так, и провёл ночь на мельнице один, а муж женщины пошёл и подговорил против него мельника, чтобы он заставил его вертеть на мельнице жёрнов.

И мельник вошёл к моему брату в полночь и стал говорить: «Этот бык бездельничает и больше не вертит жёрнов ночью, а пшеницы у нас много». И он спустился в мельницу и, наполнив насып пшеницей, подошёл к моему брату с верёвкою в руке и привязал его за шею и крикнул: «Живо, верти жёрнов, ты умеешь только есть, гадить и отливать!» – и взял бич и стал бить моего брата, а тот плакал и кричал, но не нашёл для себя помощника и перемалывал пшеницу почти до утра.

И тогда пришёл хозяин дома и, увидев моего брата привязанным к палке, ушёл, и невольница пришла к нему рано утром и сказала: «Мне тяжело то, что с тобой случилось; мы с моей госпожой несём на себе твою заботу». Но у моего брата не было языка, чтобы ответить, из-за сильных побоев и усталости.

После этого мой брат отправился в своё жилище; и вдруг приходит к нему тот писец, что написал его брачную запись, и приветствует его и говорит: «Да продлит Аллах твою жизнь! Таково бывает лицо наслаждений, нежности и объятий от вечера до утра!» – «Да не приветствует Аллах лжеца! – воскликнул мой брат. – О, тысячу раз рогатый, клянусь Аллахом, я пришёл лишь для того, чтобы молоть до утра вместо быка!»