а соломенная ритуальная маска

превращала его в невидимку.

III

Ты представляешь себе

голосистого сверчка за камином

и при вспышке лампы на сквозняке — вереницу рождественских мимов,

молча уходящих за дверь;

натаявший с их ног снег

рождает в тебе покой;

умирающий старый год

обещает новое счастье;

светлая луна, словно гостья,

разрастается за окном, а тот,

кто оставил лужицы на полу, —

он протаптывает первую тропку

на росистом летнем лугу.

Перевод А. Кистяковского

Юрий Соловьев РЫЦАРСТВО И ЮРОДСТВО

Речь здесь пойдет о рыцарстве Императора Павла Петровича. То, что эта черта царского характера была важной и нешуточной, говорят многие мемуаристы — и не они одни. Н.А. Саблуков писал: "Как доказательство его рыцарских, доходивших даже до крайности воззрений, может служить то, что он совершенно серьезно предложил Бонапарту дуэль в Гамбурге с целью положить этим поединком предел разорительным войнам, опустошавшим Европу". "Я находил.., — вспоминал И.И. Дмитриев, — в поступках его что-то рыцарское, откровенное..." "Русский Дон-Кихот" — так называл его Наполеон, который и сам себя иной раз сравнивал с этим героем. И вновь Саблуков: "Павел Петрович осознавал и даже декларировал свое донкихотство. Когда в 1765 г. мать подарила ему Каменноостровский дворец, Цесаревич приказал развесить по стенам так называемой "Малиновой гостиной" гобелены серии "Дон-Кихоты". Серия выполнена в 1776 г. на Парижской королевской мануфактуре и была подарком Павлу от Людовика XVI и Марии Антуанетты, французской августейшей четы — стоит ли говорить о сходстве судеб дарителей и адресата дарения?..

Наполеон вообще учитывал рыцарство русского Царя в своей внешней политике (как и посол Англии в России Уитворт, вдохновитель цареубийства 11 марта): "Он (Наполеон — Ю.С.) дал знать Императору Павлу, с которым Франция официально была в войне, что желает вернуть в Россию немедленно всех русских пленных, оставшихся после разгрома корпуса Корсакова осенью 1779 г. И притом он не требовал даже обмена пленными... Уже это привело Павла в восхищение, и он для окончания дела о пленных отправил в Париж генерала Сперенгпортена" . Наполеон не просто вернул на родину русских солдат, числом около 6 тысяч человек, но распорядился изготовить для них новую форму и амуницию согласно русским уставам, вернуть оружие. В послании по этому поводу "Бонапарт... выразил самое горячее чувство симпатии и уважения к Павлу Петровичу, подчеркивая благородство и величие души, которые, по его мнению, отличают русского Царя". Со стороны Наполеона это не было всего лишь лестью потенциальному союзнику — позднее мы попытаемся обозначить ту серьезную черту в отношениях французского Консула и русского Императора, которую можно назвать ученичеством (Бонапарта). Союз Павла и Наполеона придворные последнего называли: "раздел мира между Дон-Кихотом и Цезарем". Несколько иначе, но более обоснованно высказался в 1920-х годах Мережковский: ""Мы можем понять друг друга", — пишет Император Павел I Бонапарту Консулу. Могут друг друга понять, потому что оба — "романтики", "рыцари" и, как это ни странно сказать, "Дон-Кихоты"...".

Интересно то, каким образом (помимо естественной предрасположенности) было воспитано в Павле рыцарство и что представлял собою этот феномен как тип поведения — в русских особенно условиях и в русских же глазах. Отмечая в своих записках образованность Императора, Саблуков особо говорит: "Павел Петрович был одним из лучших наездников своего времени и с раннего возраста отличался на каруселях". Карусели — это проходившие главным образом в Петербурге и Царском Селе рыцарские турниры. Они были заведены в России 18 июля 1766 года (Павлу тогда было 12 лет), хотя в Европе — вплоть до Польши — традиция турниров не пресекалась со времен средневековья. Екатерина II таким образом воскрешала — и отчасти пародировала — обычаи своей первой родины. Однако, сложнейший ритуал, настоящие поединки латников, являвшиеся время от времени "неизвестные кавалеры", особым образом, не раскрывая имени и лица, подтверждавшие свое благородное происхождение, геральдические и генеалогические тонкости, наконец, целые арсеналы средневековых доспехов (чему свидетельством дошедший до нас Рыцарский зал Эрмитажа) — все это представляло собою особый мир, словно бы существовавший помимо "духа времени", пропитанный культом старины и благородства. Атмосфера "каруселей" несомненно повлияла решающим образом на характер Цесаревича Павла — как повлияла она позднее, и весьма значительно, на личность и образ жизни его куда менее впечатлительного сына, "последнего царя Европы" Государя Николая Павловича. Что говорить, если костюмы, должности и декорации в рыцарском духе в XIX в. были неотъемлемой частью коронационных и погребальных процессий русских государей?..

Впрочем, еще до начала турниров-каруселей в России воспитатель Цесаревича С.А. Порошин записал 16 декабря 1765 г.: "Ныне также обращается в мыслях какой-то corps de chevalerie". И, немного ранее, 28-го февраля 1765 г.: "Читал я... Великому Князю Вертотову историю об ордене Мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии свой флаг адмиральский, предсталять себя кавалером мальтийским". Наконец, 14 марта вновь — "Представлял себя послом Мальтийским и говорил перед маленьким князем Куракиным речь". Эти моменты нельзя считать случайностью или только лишь частной особенностью Павла — если турниры были повсеместно довольно популярной придворной забавой, в которую вовлечены были многие люди, то и рыцарские заведения в более широком смысле Европа не позабыла еще во второй половине XVIII столетия, сколь много сил ни прилагали деятели "просвещения" для осмеяния и выталкивания из жизни этих обычаев.

Рыцарство — это прежде всего исторический жизненный идеал, как определил его голландский историк Йохан Хейзинга. И если в XV в. Рыцарство — "форма жизни сильного и реально существующего сословия", то позднее в Европе "все высшие формы бюргерской жизни нового времени фактически основываются на подражании стилю жизни средневекового дворянства". Значит, такое поведение Павла Петровича вовсе не было анахронизмом — и даже "сословным комплексом".

Если припомнить здесь едва ли не "врожденный" милитаризм русского Императора, то можно оспорить скепсис по его поводу недружелюбных современников. И во времена Павла Первого, и позднее для характеристик военного служения применялось немало понятий из рыцарского лексикона, которые далеко не всегда считались метафорами. Граф Жозеф де Местр в начале XIX в. писал: "Военный человек исполнен благородства настолько, что способен облагородить даже то, что по общему мнению представляется самым подлым...". Может быть, и "капральство" Павла Петровича тоже?..