Тонуло в свете заоконном

Ее нехитрое жилье.

И лики были на иконах,

Как будто списаны с нее.

Я помню: солнце уходило.

И тихо матушка с крыльца

В обратный путь благословила

Меня под вечер и отца.

С тех пор в метели и разлуке

Со мною образ дальних дней —

Благословляющие руки

Светлейшей бабушки моей.

Март 2002 г., Москва

ПРОЩАНИЕ

Я не был погублен свободой чужою.

Но я позабыть никогда не решусь:

Лишь тонких запястий коснулся щекою,

Меня обожгла Ваша тайная грусть.

Закат золотил черепичную крышу,

Алел Сигизмунда над городом меч…

С тех пор не могу без волнения слышать

Живую изящную польскую речь.

Пусть мне полюбить Вашу родину сложно.

Как Висле нельзя подобраться к Москве…

Забыть Вас хотя бы уже невозможно

За эту прожилку на левом виске.

Одна только Ваши черты затуманит,

Которая в снежном далеком краю,

В пустом и торжественно убранном храме

Вручила мне белую душу свою.

Ноябрь 2000 г., Варшава

СВЕТ МОЙ ДАЛЬНИЙ

— Без тебя, мой друг печальный,

В серебре

Я второй январь встречаю

На земле.

Жив ли сокол ненаглядный,

Не пойму…

Проводила я солдата

На войну.

— Вижу, вижу свет неясный

До зари!

Только ты меня напрасно

Не зови.

Путь домой ночная буря

Замела.

И легла под сердце пуля

Тяжела…

— Я дышу, мой друг желанный,

На свечу.

Я твою любую рану

Залечу.

Богородицей хранимый,

Помолись!

И живым, живым, любимый,

Возвратись!

— Свет мой тихий,

свет мой дальний,

Скоро год

Мне степной подняться камень

Не дает.

Надо мной звезда застыла

Коркой льда.

Не видать мне больше милой

Никогда.

Январь 2000 г., Вятка

В КРАКОВЕ

Польша. Краков. Берег Вислы.

В сумке — книга. Денег нет.

В Ягеллонский за магистром

Юркну университет.

Ставни древние открыты.

Всюду — в солнечной пыли

Бронзовеют езуиты,

Голубеют короли.

На стене орел крылами

Красно-белый стиснул щит.

Рядом — трепетная пани

С книжкой Тютчева стоит.

Слышу шелест русской книги,

Дышат виршами уста,

Что Ягайлы и Ядвиги

Потемнели на холстах.

В тишине грозят очами,

В пустоте скликают рать.