Изменить стиль страницы

Гражданам сообщается, как о большом одолжении, что в 2004 г. государство вернет им 25 млрд. руб. — 1/420 от суммы долга. Одну четырехсотую! Это значит, что возвращение долга (даже без процентов!) рассчитано на 420 лет — если цены на нефть будут держаться на нынешнем высоком уровне. Какое уж тут гражданское общество… 

На мой взгляд, в ходе перестройки и реформы были допущены действия, которые нанесли сильнейшие удары именно по обществу в целом. Хотя в краткосрочной перспективе они и дали преимущества каким-то небольшим или даже маргинальным социальным группам, эти преимущества сопровождались столь глубокой деградацией самой «среды обитания», что и господствующее меньшинство оказывается беззащитным перед возникающими угрозами (а некоторые угрозы даже более опасны для этого меньшинства). С другой стороны, ни в какой части общества конфликт не дозрел до такого состояния, чтобы она была готова запустить самоубийственные процессы и обняв врага, броситься с ним в пропасть. 

Таким образом, пока что в обществе существует общий интерес — не допустить развития конфликтов до их пороговых критических точек, за которыми начинается лавинообразный процесс. Для этого требуется «починка сознания» — как массового, так и в политически активной части населения, прежде всего в политической элите. Это — именно в общих интересах. Только решив эту задачу, политики смогут овладеть объектом своей деятельности — трезво представлять себе «карту противоречий» и структуру стоящих за ними социальных сил. Лишь в этом случае возможна реалистичная и рациональная постановка целей, учет непреодолимых ограничений, расчет сил и средств, выбор оптимальной альтернативы.

Февраль 2004г.

Наша социальная система

В наш язык сегодня прочно вошло слово социальный. Социальная защита, социальные гарантии, социальные программы, социальное положение. Мы смутно ощущаем, что речь идет о чем-то общественном (социум — это общество) — в отличие от индивидуального. Но ясного понимания нет, много туману напустили. Социальное иногда представляют как социалистическое, а социализм вообще путают с коммунизмом. Обо всех этих понятиях стоило бы поговорить отдельно, мы сейчас просто обязаны в них разбираться. Но начнем с того, что поговорим о социальном. Какие при нынешней системе у нас перспективы на этом уровне?

Понятно, что речь о положении общественных групп, а не отдельных личностей. Если говорим об учителях, то имеем в виду типичные показатели жизни этой группы. А случаи всякие бывают. Иной скажет: «Ну, что учителя… У меня вот знакомый учитель „мерседес“ купил». Может, купил — клад нашел или наследство получил. Но это с ним произошло как с личностью, а не как с учителем. Это — не социальное явление, переносить частные случаи на целое нельзя.

Говорят, что мы живем в переходный период. Переход от чего к чему? Кое-кто рубит жестко: от социализма к капитализму! Но капитализм воспринимается плохо, как нечто античеловеческое. Крестьянская застава, улица Пролетарская — все это слух не режет. Но никто не назовет улицу Буржуазной или Капиталистической. Дико слышать. В США, правда, называют улицы именами банкиров, но у нас и это вряд ли привьется. Переулок Абрамовича, тупик Березовского — пока что не требуют этого наши обыватели. Поэтому из приличия у нас говорят не капитализм, а «рыночная экономика» — придумали такое уклончивое понятие.

Что же мы видим при этом переходе в сфере социального? Она быстро сужается. Ликвидируются и источники средств, и механизмы, и идеология (то есть критерии добра и зла), с помощью которых в советское время регулировалось благосостояние социальных групп. Подчеркну, что для такого перехода нужно изменение всего жизнеустройства, а не только отношений собственности или политического строя. Возьмем хозяйство.

Различают два типа хозяйства, то есть производства и распределения благ. Их отличие показал уже Аристотель. Один тип — натуральное хозяйство или экономия, что означает «ведение дома» (экоса). Это — производство и торговля ради удовлетворения потребностей. Другой тип — хрематистика (рыночная экономика). Это — хозяйственная деятельность ради прибыли, накопления богатства.

Реформа в России как раз и представляет собой попытку сменить тип хозяйства всей страны — перейти от хозяйства ради удовлетворения потребностей к хозяйству ради прибыли. Меняются и показатели хозяйства, при этом возникают трудности в понимании. Люди, которые по привычке продолжают считать, что производство существует ради удовлетворения потребностей, мыслят в натуральных показателях — сколько собрано зерна, сколько добыто нефти или построено жилья, как все это распределяется между людьми. Из этого исходило и планирование. Если же производство нацелено на прибыль, а не на потребность, то важен только платежеспособный спрос. Потребность, не обеспеченная покупательной способностью, производителя теперь не интересует. Главными показателями экономики становится не степень удовлетворения потребности, а движение денег — рентабельность, цена денег (кредита), валовой внутренний продукт (ВВП). Все это показатели не натуральные, а вытекающие из той или иной экономической теории.

Тут возникает противоречие, которое нам не так просто освоить. Понятно, что для капиталистов важна их прибыль, а с точки зрения общества в целом и отдельной семьи главная цель хозяйства — жизнеобеспечение граждан и страны. Другими словами, производство материалов, энергии, изделий и услуг в таком ассортименте и в таком количестве, чтобы были удовлетворены все жизненно необходимые потребности и гарантировано воспроизводство жизни граждан, а также самой России. От того, что у нас появилось два десятка миллиардеров, и их миллиарды долларов гуляют по свету, жизнь народа не стала ни сытнее, ни безопаснее — совсем наоборот.

Как обеспечено общество, можно судить только по натуральным показателям. Тонна стали, выпущенный заводом трактор или поданный в жилище киловатт-час электроэнергии — абсолютные, однозначно понимаемые количества вполне определенных жизненных благ. Они создают условия для существования людей и страны.

Фактические данные о производстве, обновлении основных фондов, о благосостоянии населения говорят о том, что за период реформ Россию постигла катастрофа. Этот вывод не вытекает из какой-то доктрины, он сложился при изучении всей социально-экономической статистики РСФСР и РФ за последние тридцать лет. Причем катастрофа произошла в обеих ипостасях хозяйства — и в производстве, и в распределении средств к жизни. За годы реформы страна оказалась отброшенной на десятилетия назад, а по ряду показателей — в дореволюционное состояние.

Никогда за обозримый период, даже после разрушений от гитлеровского нашествия, не наблюдалось столь глубокого падения производства почти во всех отраслях отечественной экономики. Особенно сильно пострадали отрасли с наиболее высоким техническим уровнем. В целом производство сократилось примерно в два раза, а машиностроение — в шесть раз. Тем, кто хочет получить общую картину изменений в народном хозяйстве РФ, полезно ознакомиться с вышедшим уже двумя изданиями трудом «Белая книга. Экономические реформы в России. 1991-2001 гг.».

Теперь о распределении. Благосостояние человека зависит прежде всего от соотношения между его доходами и ценами на главные жизненные блага. Раньше был также фактор «очереди», а после 1992 г. стали действовать ценовые ограничения. Утверждение, будто от либерализации цен исчез дефицит потребительских благ — идеологический трюк. Нехватка (дефицит) того или иного блага для человека создается ценами более неотвратимо, чем очередью. Это наглядно выражается в доступе к таким благам, как жилье и продукты питания.

Для большинства основным источником дохода остается заработная плата, а также пенсии и пособия, «привязанные» к ней. Поэтому о благосостоянии граждан говорит покупательная способность средней заработной платы в отношении конкретных благ — жилья, хлеба, молока, проезда на автобусе и т.д. Например, на среднюю зарплату в 1990 можно было купить 95,9 кг говядины, или 1010 литров молока, или 776,9 кг хлеба пшеничного 1 сорта. В 2000 г. на среднюю месячную зарплату можно было купить 38,6 кг говядины, 302,2 литра молока или 220,4 кг такого же хлеба.