— Не смейтесь надо мной, госпожа, и не гневайтесь за мою вольность, — тихо проговорил он. — Вы сами назвали мне свое имя.

— Так скажи мне, кто ты, — прервала его Лин-л. пп..

— Я У-ян, — сказал он.

И она ответила:

— Теперь я узнаю тебя, — и оперлась на его руку.

О том, что с ними случилось дальше, о приключениях читатель узнает из следующей главы.

ЛОВИ ПТИЧКУ ЗА ХВОСТ

Когда взошло солнце, Лин-лань и ее спутники увидели невдалеке лес и решили спрятаться в нем, так как боялись идти по дорогам среди бела дня. Они нашли укромное место, где густые деревья заслоняли от глаз маленькую лужайку. Здесь они расположились на отдых и почувствовали, что они голодны. У-ян накопал съедобных корней, мастер кремнем высек искру из кресала и разжег огонь. Не насытиться бы им этим обедом, но Лин-лань увидела в ветвях куста золотое перо и, мгновенно выбросив вперед руку, поймала за хвост жирного фазана. Они свернули ему голову, ощипали и зажарили его, и от этого кушанья не отказался бы сам император. Загасив костер, они прилегли отдохнуть и проснулись, когда тени деревьев уже покрыли всю лужайку. Тогда мастер заговорил:

— Что же нам делать дальше? Мы можем еще одну ночь идти вперед, но затем снова настанет день, и, кто знает, встретим ли мы вторично такой обед и убежище, какое нам посчастливилось найти сегодня. У нас нет ничего, чем поддержать свою жизнь, и потому нам придется встретиться с людьми и искать работу. Что вы думаете об этом?

— Если бы у меня была одежда, в которой я мог бы показаться, не вызывая подозрений, — сказал У-ян, — я нанялся бы в носильщики. Я силен и привык таскать тяжелые грузы.

— Я поделюсь с вами одеждой, — обещал мастер.

И У-ян поблагодарил его, а мастер продолжал:

— Мне придется поступить в слуги или приказчики, потому что, если я обнаружу свои знания, меня тотчас признают, и новый император велит меня казнить за то, что я не погиб в горе Лишань.

— Что касается меня, — сказала Лин-лань, — я умею ловить птиц за хвост.

— Это мы видели, — ответили ее спутники. — Но ведь это ремесло для тех, кто ловит кур по чужим дворам.

— Кроме того, я могу достать иголку с морского дна и поднять тигра на гору.

Мастер рассмеялся, но У-ян возразил:

— Этим умениям меня тоже обучали в детстве, они развивают силу и ловкость. Но какая от них польза женщине?

— Это вы, может быть, еще увидите, — сказала Лин-лань. — А я с этим не пропаду.

— Еще я думаю, — продолжал мастер, — что нам следует разойтись и продолжать свой путь поодиночке, чтобы, если поймают одного, не попались все трое.

Лин-лань и У-ян с ним согласились. Он отдал У-яну часть своей одежды и, сердечно простившись, ушел.

— Прощай, У-ян, — сказала Лин-лань, — я тоже ухожу.

У-ян сидел молча и смотрел на нее.

— Ты не хочешь со мной проститься? — спросила Лин-лань.

Но У-ян опять не ответил. Тогда она повернулась, чтобы уйти, а он крикнул ей вслед:

— Постой, Лин-лань!

Когда она повернулась, он наморщил лоб, стараясь понятно выразить свою мысль, и сказал:

— Ты чересчур красива, чтобы одной бродить по дорогам. Тебя могут обидеть.

— Пусть попробуют! — грозно воскликнула Лин-лань.

— Но у них может быть оружие, — возразил У-ян. —

— И какую ты найдешь работу? Не лучше ли нам пойти вдвоем? Я скажу, что ты моя жена, и тебя не тронут, а я заработаю на двоих.

— Я тоже могу быть ноеилыцицей, — сказала Лин-лань. — Я довольно сильна.

Таким образом они пошли дальше вдвоем, под вечер пришли в город и здесь, надев на плечи толстые соломенные воротники, вместе с другими носильщиками стали носить грузы. Из трех циновок они соорудили себе шалаш с подстилкой, купили себе по миске и по паре палочек для еды и, получив плату за труд, садились за длинный стол бродячего кухаря и ели свою кашу под открытым небом.

Случилось так, что в числе других носильщиков их послали отнести груз за три дня пути. И вот, когда они проходили мимо какого-то имения, из его ворот выехала кавалькада всадников. За спинами псарей, сидя боком в седле, ехали охотничьи собаки.

Носильщики отступили на край дороги, нарядные охотники проскакали мимо них и все бы обошлось благополучно, но у одного всадника был острый глаз. Он и под лохмотьями и грязью различил редкую красоту Лин-лань, остановил своего коня и крикнул:

— Эй, растрепанная красотка, подойди-ка поближе!

Лин-лань не двинулась с места, и всадник со смехом сказал своему приятелю:

— Эти простые женщины удивительно глупы. Мой конь больше их понимает человеческую речь.

С этими словами он направил своего скакуна прямо на Лин-лань и дерзкой рукой схватил ее за подбородок.

У-ян сбросил свой тюк к ногам товарища, схватил всадника за пояс и стащил его с седла. Не успел никто из окружающих и глазом моргнуть, как У-ян поднял Лин-лань в седло, сам вскочил на коня и ударил его пятками под брюхо. Конь не привык к такому грубому обращению, взвился на дыбы и ускакал как безумный. Спешенный всадник, потрясая кулаками, бросился догонять их, но его сбил с ног тюк, брошенный Лин-лань. Когда он поднялся, клубы пыли на дальнем повороте уже рассеялись, до самого горизонта дорога была пустынна и тиха, и беглецов не было нигде видно.

Но на чужом коне далеко не ускачешь, кто-нибудь признает и остановит. И не продашь его — всякий спросит, откуда у оборванца драгоценный конь. Поэтому, когда измученный бешеной скачкой и двойной тяжестью конь замедлил свой бег и начал спотыкаться, У-ян и Лин-лань сошли с него, обтерли пот, струящийся по холеной шкуре, и, повернув его мордой туда, откуда они бежали, пустили его на волю отыскивать дорогу домой, а сами пошли дальше пешком. Теперь у них было немного заработанных денег, и они надеялись скоро вновь найти работу.

Меж тем местность становилась все угрюмей. Дорога сужалась, вилась по горным склонам в мрачной тени искривленных старых деревьев, цепляющихся корнями за скалы и едва находящих в них питание и поддержку.

Беглецы завернули за выступающий на дорогу утес и неожиданно оказались лицом к лицу с небольшим отрядом. Его начальник при виде их вскрикнул:

— Да это силач У-ян, лишаньский каторжник! Хватайте его!

У солдат были мечи и алебарды, но У-ян и Лин-лань, карабкаясь вверх на утес, отбивались от них камнями, и уже несколько раненых лежало на дороге, когда ловко брошенная алебарда задела У-яна. Падая, он ударился головой о камень и уже не поднялся.

— Неси тигра в гору! — крикнула Лин-лань и, подняв бесчувственное тело, продолжала карабкаться вверх, уже не думая о сопротивлении, а лишь торопясь скрыться. Такова была ее сила, что с великой тяжестью в руках, не имея чем схватиться за выступающий камень или удержаться, если скользнет нога, все же опередила она преследователей и уже надеялась, что ей удастся скрыться в хаосе скал и деревьев, когда вдруг преградил ей путь водопад.

Тогда, видя, что нет спасения, она в отчаянии взмолилась:

— О, дракон, повелитель грохочущего потока! Смилуйся надо мной!

В ту же минуту увидела она, что с края водопада высунулась сквозь стремительную струю широкая рука с открытой ладонью, будто предлагая ей помощь.

Она осторожно ступила на скользкие камни, перекинула тело У-яна через плечо и, поддерживая его одной рукой, вложила другую в протянутую ей ладонь. Ладонь тотчас сомкнулась вокруг ее кисти и, с силой рванув, потянула к себе. Не успела она опомниться, как увидела, что стоит на узком карнизе между скалой и водопадом, закрытая от всего мира пеленой воды, а держит ее за руку пожилой человек, кривой на один глаз, в ярком халате, весь увешанный оружием.

— Вместо дракона помог тебе Вольный волк, — сказал он с усмешкой. — Дай я понесу твоэго мужа, а ты держись за мой халат и следуй за мной, если не боишься волчьей стаи.

— Благодарю тебя за спасение, Вольный волк, — сказала Лин-лань. — Я доверяю тебе без страха.

Она позволила ему взять бесчувственное тело У-яна, крепко схватилась за полу его халата и вслед за ним вошла в углубление скалы. Здесь в полумраке она различила вырубленные в камне ступени и поднялась по ним. Вскоре окружила ее темнота, так что приходилось двигаться ощупью. Затем вновь стало светлеть, и она неожиданно очутилась на вершине утеса.