Изменить стиль страницы

Тут он вспомнил, как сам не раз, выспросив все, что можно, у предателя, отдавал его в руки палачам. «Нет! Нет! — воскликнул он мысленно. — Нельзя идти к гуннам. Если они не казнят меня, то, возможно, обратят в рабство и с колодкой на ногах заставят пасти свои стада. Если бы циньский ван не победил Чжао, я мог бы бежать туда, как сделал до меня дед моего привратника, который былиз более знатного рода, чем я. Как — моего? Нет у меня ни привратника, ни ворот. Остается мне броситься к ногам циньского вана. Пусть далек путь в Цинь, но чем скорее я на него сверну, тем ближе будет цель».

С этими словами он решительно повернул на юго-запад. Мы не будем подробно рассказывать, как он то шел, то останавливался, то присаживался на обочину дороги, то снимал, то вновь натягивал, то вывертывал свои носки, сшитые из белой шелковой ткани, как он то кряхтел, то плевал, то стонал. Ничто не помогало. Наконец, совсем измученный, он решил продолжать дальнейший путь верхом. Это было мудрое решение, но, на его беду, до этого дня ему ни разу ничего не приходилось ни добыть, ни покупать самому. До сих нор достаточно было выразить желание или отдать повеление, и оно тотчас исполнялось, а почему и каким образом, сиг не знал и не любопытствовал.

Долго ему ждать не пришлось. Он увидел красивого золотисто-желтого мула с изящно раскинутыми в сторону ушами, что указывало на добрый нрав. На муле ехал верхом почтенный, но еще молодой толстяк в головной повязке, уложенной ведром, как носят ученые люди. На нем был халат нежного цвета неспелых яблок, а в руке он держал деревянный веер в виде листа с ценной костяной ручкой…

Цзюй У выступил вперед, положил руку на седло, другую протянул к поводьям и сказал:

— Сходите и помогите мне сесть на этого мула.

Толстяк сперва вытаращил глаза, а потом с воплем: «Ах ты, разбойник, что выдумал!» — ударил Цзюй У ручкой веера в переносицу, чуть навек не лишив его зрения.

Цзюй У невольно схватился руками за лицо, а толстяк продолжал колотить его по лбу и по носу и кричать:

— Ах, мошенник! Ах, бездельник! Жаль, что тебя еще не заклеймили! Вот я поставлю на тебе свое клеймо!

В последний раз ткнув Цзюй У в щеку, он стегнул мула своим веером и ускакал, а Цзюй У, утирая кровь подолом халата, возмущенно подумал:

«Какая невоспитанная скотина! На вежливую речь отвечает толчками! Не могу понять, за что он так разозлился и что я сделал ему дурного? До сих пор, когда я хотел сесть на коня, мне кланялись и держали стремя. Быть может, этот глупец не понял, кто я, потому что я без свиты и нет со мной телохранителей, и некому стегнуть его длинным бичом? Но, если люди, едущие по дорогам, не могут понять мои приказания, придется самому проучить их, хотя это и ниже моего достоинства».

Он выбрал толстую ветку на придорожном дереве, сломал ее и еще не успел оборвать всех листьев, как на дороге показались два осла. Один из них был худ и взъерошен, а другой хорошо упитан, с лоснящейся шкурой. Цзюй спокойно подошел к этому ослу, ударил его хозяина палкой по голове и сбросил наземь. Потом он крикнул ехавшему позади слуге:

— Поддержи мне стремя!

Но слуга, выхватив палку у него из рук, обломал ее о его бока, бросил в него обломки, помог своему хозяину взобраться в седло, и оба ускакали. А Цзюй У остался лежать на дороге, не в силах ни подняться, ни сдвинуться, весь покрытый синяками и ссадинами.

Прошло немного времени, и над лежащим в пыли Цзюй У склонилась унылая морда старой кобылы и длинное тощее лицо ее владельца. Это был хозяин постоялого двора, возвращавшийся из города с покупками. Цзюй У очень не понравился запах дешевых кушаний, которыми пахли руки этого человека. Все же он позволил поднять себя, усадить в тележку и отвезти на постоялый двор.

Здесь хозяин обмыл и перевязал раны Цзюй У, поместил его в маленькой комнатке и побежал хлопотать по хозяйству. Он велел жене поймать утку, плававшую в пруду, сам поскорейпринялся раскатывать тесто, сынишку послали к знакомому рыбаку узнать, нет ли случайно живой рыбы. Маленькая дочка искала, не снесла ли курица яйцо. В общем, обед получился на славу. Было подано пять мисок и четыре блюда, то, что называется — пять озер и четыре моря. Цзюй У немного поел, подумав про себя:

«Неужели у этих бедняков всегда такая нищенская еда?»

Пусть читатель не удивляется, что Цзюй У все казалось непривычным и странным. Ведь до сих пор приходилось ему путешествовать только в свите наследника со всем двором, когда на ночь останавливались в нарочно выстроенных павильонах, а обедали в тени роскошных шатров, где на коврах были расставлены сотни тончайших кушаний. В тех редких случаях, когда Цзюй У случалось путешествовать одному, его сопровождала свита слуг, поваров посылали вперед, чтобы заранее все приготовить к его приему. Каково же теперь было Цзюй У в жалком постоялом дворе!

Все же он понял, что хозяин старается угодить ему, а так как он считал, что добродетель следует награждать, то утром снял с руки кольцо и протянул его хозяину. Тот, растерявшись от щедрого дара, взмолился:

— Господин, это кольцо для меня слишком драгоценно. Могут подумать, что я его украл. Лучше заплатите мне за ночлег и еду, которые не стоят и сотой доли цены этого кольца.

— Чем же ты хочешь, чтобы я тебе заплатил? — спросил Цзюй У.

— Тем, чем все платят: деньгами. Двумя — тремя монетками, отлитыми в виде халата или ножа. Вот такими. — И он вытащил из кошелька, привязанного к поясу, одну длинную и одну квадратную монету.

Цзюй У покраснел от смущения, и это тоже случилось с ним впервые в жизни. Убегая из дому, он и не подумал о деньгах и не взял их с собой, а оставаться должником простого мужика ему не хотелось. Но хитрый хозяин сообразил, что у этого господина с богатыми кольцами и без гроша денег, наверное, на душе тайна. По правде сказать, пришло ему на ум, не приютил ли он у себя грабителя и вора, обокравшего какой-нибудь знатный дом. И, естественно, он подумал, что хорошо бы поскорей избавиться от такого гостя и его подарков и что гость, наверное, сам стремится убраться подальше. Поэтому, низко поклонившись, он заговорил:

— Господин, мой сосед продает очень хорошего осла. Правда, он немного некрасив и посмотришь на него, так скажешь, что он не осел и не лошадь, но внешность обманчива, а осел этот вынослив и такой быстроходный, что, сев на него, вы и не заметите, как перейдете реку Ишуй…

— Стой! — крикнул Цзюй У. — Откуда ты знаешь, что я собираюсь перейти границу?

— Ничего я не знаю и в мыслях не держу, — ответил хозяин, — а если что узнаю, так тотчас позабуду. А говорю я про осла к тому, что мой сосед в обмен на кольцо отдаст вам осла и немного денег в придачу, так что вы и со мной расплатитесь, и еще вам на несколько дней хватит.

Это предложение очень понравилось Цзюй У, и вскоре он уже ехал к реке Ишуй. Здесь он в последний раз поел на родной земле, принес жертву дорожным богам и тоскливым взглядом простился со страной, где жили его предки и погиб его сын, где остались его богатство и знатность.

Он переправился через реку вброд и очутился в стране Чжао.

Весь следующий день он ехал по унылой и опустошенной местности. Здесь прошли победоносные войска Цинь, все сжигая и истребляя на своем пути. Поля были вытоптаны, деревни разрушены. Не видно было ни людей, ни скота. Изредка из расщелины в земле подымался слабый синеватый дымок. Там кто-то скрывался в землянке среди могил и на жалком огне из бобовых стеблей варил пригоршню бобов, роняя в горшок соленые слезы. Один раз из ямы вылезла женщина, худая, будто тело у нее было не из мяса и костей, а из пыли и тумана. Она долго бежала за ослом, протягивая руку, пока Цзюй У, обернувшись, не крикнул:

— Уходи! Твой вид оскорбляет мои глаза, а голос разрывает мне уши!

— Господин! — забормотала женщина. — Как мне варить кашу, когда нет крупы? Чем кормить детей, когда нет каши?

Цзюй У погнал осла рысью, и она отстала.

До самого вечера ему не встретился ни постоялый двор, рде он мог бы отдохнуть, ни поместье, где можно было бы просить о гостеприимстве. Осел устал, то и дело спотыкался и останавливался, так что приходилось слезать с него и тянуть его за поводья. Дорога шла в гору. Солнце село за ее вершиной. Впереди начинался лес. Цзюй У привязал осла к высокой сосне, одиноко росшей на опушке, а сам лег, прислонившись головой к ее корням. Он уже собрался заснуть, как вдруг увидел, что вдали загорелся огонек, а за ним другой, еще и еще. Цзюй У вскочил, отвязал осла и потянул его за поводья. Осел уперся и закричал: