Эта часть курса произвела сильное впечатление на Серена Киркегора. Создатель философии экзистенциализма почерпнет отсюда многие свои идеи. «Я помню почти каждое слово из тех, что он произнес. Отсюда придет ясность… Вся моя надежда на Шеллинга». Дальнейшие лекции, когда дело дошло до мифологии, разочаровали Киркегора: «Шеллинг невыносимо пустословит».
Недовольны были и другие. Гегельянцы, когда Шеллинг потревожил тень их учителя. Шеллинг старался быть сдержанным, он не ругал, он хвалил Гегеля, но как: «Только Гегель спас для будущего времени основную мысль моей философии… и сохранил ее в чистоте».
Берлин не Мюнхен. Здесь уже попытка умалить значение великого диалектика сразу встретила решительную отповедь. Одним из первых появившихся памфлетов была статья «Шеллинг о Гегеле». Автор не умалял заслуг Шеллинга. «Имя Шеллинга, коль скоро он выступает как предшественник Гегеля, всегда нами произносится только с глубочайшим благоговением. Но Шеллинг, преемник Гегеля, может претендовать только на некоторое почтение и меньше всего требовать от меня спокойствия и хладнокровия, так как я выступил в защиту покойника, а ведь борцу свойственна некоторая страстность… Более чем насмешкой звучит, когда Шеллинг отводит Гегелю место в ряду великих мыслителей в такой форме, что, по существу деда, вычеркивает его из их числа, третируя его как свое создание, как своего слугу».[13]
Статья, напечатанная в двух декабрьских номерах журнала «Телеграф для Германии», была подписана: Фридрих Освальд. Такого слушателя в многочисленной аудитории Шеллинга не было. За псевдонимом стоял Фридрих Энгельс.
Он еще был гегельянцем, постепенно переходившим на материалистические позиции. Последнее особенно заметно в следующем его выступлении против Шеллинга — брошюре «Шеллинг и откровение», которая появилась в начале 1842 года. Шеллинг к тому времени заканчивал семестр, Энгельс сравнил три конспекта и постарался добросовестно передать содержание шеллинговского курса. Он не отрицал заслуг Шеллинга в анализе мифологии. «Я охотно признаю выводы Шеллинга, касающиеся важных результатов мифологии в отношении христианства, но в другой форме, так как я рассматриваю оба явления не как нечто, внесенное в сознание извне сверхъестественным путем, а как наиболее внутренние продукты сознания, как нечто чисто человеческое и естественное».[14]
Тайной теологии является антропология. Кстати, Шеллинг подводит к этому выводу, утверждая «влияние человека на саморазвитие бога».[15] Энгельс показал, что христианство Шеллинга не является ортодоксальным, традиционным. Философский промах Шеллинга состоит в смешении свободы и произвола, в принижении разума. Разуму в философии Шеллинга отведено подчиненное место, даже бог не есть нечто разумное. Позитивная философия зависит только от веры и существует только для нее. Она должна быть у католика иной, чем у мусульманина. Шеллинг попал в западню веры и несвободы.
«Когда он еще был молод, он был другим. Его ум, находившийся в состоянии брожения, рождал тогда светлые, как образы Паллады, мысли, и некоторые из них сослужили свою службу в позднейшей борьбе. Свободно и смело пускался он тогда в открытое море мысли, чтобы открыть Атлантиду — абсолютное, чей образ он так часто созерцал в виде неясного миража, поднимавшегося перед ним в морской дали. Огонь юности переходил в нем в пламя восторга; богом упоенный пророк, он возвещал наступление нового времени. Вдохновленный снизошедшим на него духом, он сам часто не понимал значения своих слов. Он широко раскрыл двери философствования, и в кельях абстрактной мысли повеяло свежим дыханием природы; теплый весенний луч упал на семя категорий и пробудил в них все дремлющие силы. Но огонь угас, мужество исчезло, находившееся в процессе брожения виноградное сусло, не успев стать чистым вином, превратилось в кислый уксус. Смелый, весело пляшущий по волнам корабль повернул вспять, вошел в мелкую гавань веры и так сильно врезался килем в песок, что и по сю пору не может сдвинуться со своего места. Там он и покоится теперь, и никто не узнает в старой, негодной рухляди прежнего корабля, который некогда с развевающимися флагами вышел в море на всех парусах. Паруса уже давно истлели, мачты надломились, волны устремляются в зияющие бреши и с каждым годом все более заносят песком киль корабля».[16]
Шеллинг не чуял беды, не ведал о своем крушении. Он торжествовал победу. В январе 1842 года король пригласил его на обед, устроенный в честь баварского кронпринца. На обеде присутствовали только члены королевской семьи и он, Шеллинг, баловень судьбы, любимец двух монархов. Сообщая об этом Котте, он утверждал, что против него в Берлине нет партии, просто им недовольны отдельные завистники. А его младшая дочь помолвлена с сыном министра.
Семестр закончился овацией и факельным шествием. Но городу, правда, шли пересуды: тридцать факелов, не так уж много, и все организовано по команде сверху.
В следующем семестре, читая «Философию мифологии», он опять не мог пожаловаться на пустоту аудитории. Прошлогоднего ажиотажа не было, но интерес к его лекциям не пропадал. Именно в этом семестре его слушал В. Ф. Одоевский. Дважды они встречались. Сначала студент навестил профессора, потом профессор нанес ответный визит. Говорили о философии, религии, природе сна и гипнозе. Одоевский был горд тем, что просветил метра относительно термина «мартинизм». (Шеллинг полагал, что речь идет о последователях французского мистика Сен-Мартена, оказалось, что секту мартинистов основал португалец Мартинез Паскуаль.) Одоевский убеждал Шеллинга поскорее выпустить в свет свои труды. Философ отвечал, что сделает это «любой ценой».
Осенью истек год, как он покинул Мюнхен, отпуск кончился, надо было принимать решение. Шеллинг выбрал Пруссию. Получил увольнение с баварской службы и стал действительным тайным советником при прусском дворе.
Беда нагрянула в 1843 году. Произошло то, чего давно следовало ожидать. Заклятый (еще со времен Вюрцбурга) враг Паулюс раздобыл запись шеллинговского курса 1841/42 года и издал ее под названием: «Наконец открывшаяся позитивная философия откровения, или История возникновения, дословный текст, оценка и исправление шеллинговских открытий в философии, мифологии и откровении догматического христианства в берлинский зимний семестр 1841/42 года, представленные для всеобщего ознакомления».
Шеллинг обратился в суд и… проиграл процесс. Прусская юстиция как прусская казарма. Все в струнке, никаких исключений. Помните легенду о мельнике из Сан-Суси? Рядом с загородной резиденцией Фридриха II стоит ветряная мельница. Говорят, что шум ее мешал королю отдыхать и заниматься государственными делами. Он хотел купить мельницу, но получил отказ, обратился в суд и проиграл дело. Так и с Шеллингом. Фридрих-Вильгельм IV благоволил ему, министр юстиции был на его стороне, но судьи решили иначе. Исходя из собственных представлений об авторском праве, после многомесячного разбирательства они в конце концов не нашли в действиях Паулюса состава преступления.
Обиженный Шеллинг прекратил чтение лекций в университете. Он остался при своем высоком окладе и обязанностях члена Академии наук. И сделал для себя единственно правильный вывод: надо скорей издавать фактически уже готовые книги. Еще летом 1843 года, сообщая Котте о пиратской публикации Паулюса, он обещал к зиме представить «Философию откровения» в типографию; издательство не понесет убытков: акция Паулюса не уменьшила интереса к работам Шеллинга, а, наоборот, увеличила его. В январе 1845 года Шеллинг считает, что все окончательно готово, можно немедленно приступать к печати. Сначала пойдет «Философия мифологии», а затем и «Философия откровения», общий объем двух работ 120 печатных листов. Они договариваются о гонораре и тираже. Типографу в Берлине дано указание начинать работу.