Недолгие переговоры с Коттой, и в конце декабря в «Иенской литературной газете» появляется анонс о выходе первого номера «Критического философского журнала» под редакцией профессора Шеллинга и доктора Гегеля. Вскоре после Нового года Шеллинг посылает Шлегелю и Фихте по экземпляру журнала, который был задуман вместе с ними, а осуществлен без них.
Всего (по май 1803 года) вышло шесть номеров. Короткий век журнала не случаен. Внешне дело выглядит просто: Шеллинг уехал из Иены, издание прекратилось. Более глубокую причину неудачи совместного начинания Шеллинга и Гегеля можно увидеть все в той же разнице натур и устремлений: она свела их, она их затем рассорит. Поэзия и проза иногда удачно дополняют друг друга, а иногда несовместимы. Доктор Гегель вскоре создаст собственную систему философии.
В «Критическом философском журнале» статьи публиковались без подписи. Посторонних не приглашали. Авторами были сами редакторы, и до сих пор нет полной ясности в степени участия каждого из них в написании той или иной статьи.
(В издаваемом Рейнско-Вестфальской академией наук Полном собрании сочинений Гегеля четвертый том (Гамбург, 1968) целиком отведен под «Критический философский журнал». Напечатано все его содержание, номер за номером. Крупным шрифтом то, что бесспорно принадлежит Гегелю, мелким — Шеллингу. Соотношение объема текста примерно три к двум в пользу Гегеля: Шеллинг основные свои работы печатал вне рамок этого журнала.)
Вводную статью «О сущности философской критики» Гегель вскоре целиком припишет себе. Но другие данные говорят о явном соавторстве Шеллинга. Да и трудно представить, чтобы Шеллинг передоверил другому программу своего давно замысленного начинания.
Программа сводится к исправлению философских дел. Философская критика подобна художественной. Как идея искусства не создается, не изобретается художественной критикой, так и идея философии объективна и общезначима. Истина едина и единственна, как и красота. Есть только один разум, поэтому и философия только одна. Наличие разных философских направлений — печальный плод несовершенства ума, неадекватности познания. Идея истинной философии присутствует в любом учении в той или иной степени, в какой именно — должна выяснить философская критика. Другая ее задача — установить, насколько истина приобрела характер научной системы. Отсутствие системности — признак души слишком опрометчивой, чтобы уберечься от грехопадения, но и лишенной мужества, чтобы довести свой грех до искупления. Мы слышим явно голос Шеллинга, который недавно обрел систему и гордится этим.
Философская критика должна ополчиться против тех, кто заключает философию в скорлупу личных вкусов или ошибочных принципов. Одно дело индивидуальность, которая способствует выявлению объективной идеи, другое — субъективизм, уродующий истину. Против субъективизма и ограниченности — таков лозунг Шеллинга и Гегеля.
Позитивное кредо Шеллинга содержится в следующей за введением статье «Об абсолютной системе тождества». Здесь мы находим уже известные нам положения о совпадении мышления и протяженности, идеального и реального. «То, что идеально, одновременно и реально, то, что мыслит, обладает протяженностью». Различие между бытием и мышлением носит относительный характер, они взаимно определяют друг друга. Читателю напоминается, что уже в «Письмах о догматизме и критицизме» впервые были указаны «неизбежные пределы идеализма». Авторство Шеллинга бесспорно. Гегель на эту статью не претендовал.
Впоследствии споры возникли по поводу того, кому принадлежит статья «Об отношении натурфилософии к философии вообще». Сюжет вроде бы шеллинговский (молодого Гегеля философия природы не волновала), решение проблемы, правда, слишком категорично (сказано: «Вся философия, рассматриваемая с теоретической стороны, может называться натурфилософией»), но, зная, как неустойчив Шеллинг в своих формулировках, как легко расстается с ними, можно и в этом увидеть его руку. Тем не менее после смерти Гегеля один из его учеников передал слова учителя, что статья его (Гегеля) и даже, когда ученик обратил внимание на поэтический язык статьи, учитель будто бы настаивал на своем; статью включили в первое издание гегелевского собрания сочинений. Шеллинг в письмах дважды говорил о своем авторстве, ныне признана его правота.
Принципиальное значение имела статья «О конструкции в философии». Шеллинг впоследствии не раз на нее сошлется, Гегель будет ей вдохновляться (не делая, впрочем, ссылок). Статья воспроизводит и уточняет некоторые идеи, сформулированные Шеллингом в работе «Дальнейшее изложение системы философии», которая увидела свет несколько ранее, в том же, 1802 году. Обе работы свидетельствуют о том, что Шеллинг, хотя и отказался от идеи развития, продолжал исследовать диалектику понятий, искал новые проблемы и пути их решения. Обе работы надо рассматривать вместе.
Речь идет о кардинальной проблеме познания, соотношении общего и особенного (единичного) в органическом целом. В знаменитом § 77 «Критики способности суждения» Кант говорил о том, что средства формальной логики бессильны в познании органического целого, в обычном рассудочном мышлении особенное отличается от всеобщего случайными признаками. Между тем в любом организме связь между общим и особенным, целым и частью носит необходимый характер. Поэтому можно и нужно представить себе «другой рассудок», который, «поскольку он не дискурсивен подобно нашему, а интуитивен, идет от синтетически общего (созерцания целого, как такового) к особенному, т. е. от целого к частям; следовательно, такой, представление которого о целом не заключает в себе случайности связи частей».
Создавая учение об интеллектуальном созерцании (интуиции), Шеллинг (вслед за Фихте) пытался решить эту проблему: человек, утверждал он, может в единичном узреть всеобщее, в явлении раскрыть сущность. Это усмотрение представляет собой нечто большее, чем простое восприятие, это созидательный акт, познание и одновременно творческое порождение. Человек создает культуру как живой организм и созерцает дело рук своих, опираясь на «другой рассудок», интуитивную способность, схватывающую особенное во всеобщем и всеобщее в особенном.
Теперь перед Шеллингом встает проблема взаимосвязи интеллектуального созерцания и понятийного мышления. Он опять опирается на Канта, на его учение о понятийной конструкции. Последняя, но Канту, возможна только в математике. Сконструировать понятие — значит создать для него соответствующее наглядное представление. Так, я конструирую треугольник, рисуя на бумаге предмет, соответствующий этому понятию. Общее здесь изображено в конкретном, частном. В философии конструирование невозможно, философия всегда рассматривает частное в общем, всегда абстрактно.
Шеллинг считает, что Кант ошибается. Существует другая возможность философского обобщения, неведомая Канту, возможность понятийного конструирования, где общее оказывается тождественным особенному, где есть необходимая связь между тем и другим, где исключена искусственная регламентация. «Можешь ли ты приказать металлу занять место, предписанное ему твоим рассудочным распорядком, или растению — цвести так, как тебе заблагорассудится, живому существу расчленить себя в соответствии с твоими предписаниями, не лежит ли все перед тобой в божественной путанице?» Философское конструирование — это установление необходимой связи между явлениями, когда одно становится понятным через другое, через место во всей конструкции. «Допустив А, я не знаю, что мне с ним делать без Б, и поэтому я должен допустить также и Б».
Способ построения конструкции, «абсолютный метод» состоит в том, что выдвигается некое положение, тезис, которому противопоставляется антитезис, сливающийся с тезисом в синтезе.
Читателю, мало-мальски знакомому с принципами гегелевской диалектики, становится очевидным, откуда они взялись. Шеллинг высказал мысль о возможности конкретного понятия как философской системы, где категория определяется через ее связь с целым, через реакцию принципа триады. У Гегеля все это получило фундаментальнейшую разработку, о которой Шеллинг не смел и помышлять. Мыслитель-поэт бросает идеи, не заботясь об их судьбе. Мыслитель-прозаик становится их судьбою.