– Я залпом выпиваю виски и ухожу.

Виски оказалось многовато, и, пока я шел к своему вагону, выпивка ударила в голову Но, по всему судя, не я один под мухой – после заключения «сделки» «Самый великолепный на земле цирк Братьев Бензини» в полном составе выпускает пары. Тут и там попадаются разнообразные сборища, начиная от праздничных танцулек под джаз и взрывы хохота и заканчивая беспорядочными группками оборванцев, толпящихся в отдалении от поезда и передающих по кругу крепкие напитки. Я замечаю Верблюда, приветствующего меня взмахом руки, прежде чем передать дальше жестянку с разведенным сухим спиртом «Стерно».

Услышав в высокой траве какую-то возню, я останавливаюсь и, приглядевшись, замечаю широко раскинутые голые женские ноги, а между ними – мужчину. Он охает и чуть не блеет от страсти, как козел. Спущенные брюки болтаются вокруг коленей, а волосатые ягодицы ходят туда-сюда. Она сжимает в кулаке его рубаху и стонет с каждым толчком. До меня не сразу доходит, на что я смотрю, но когда доходит, я зажмуриваюсь и неверной походкой удаляюсь.

Дойдя до вагона для цирковых лошадей, я обнаруживаю, что в дверном проеме люди, а те, кто не поместился, толкутся вокруг.

Внутри тоже полно народу Здесь правит бал Кинко, с бутылкой в руке и с выражением пьяного гостеприимства на лице. Завидев меня, он спотыкается и пошатывается. Его тут же ловят.

– Якоб! Дружище! – кричит он с горящими глазами и, отделавшись от поддерживающих его рук, распрямляется. – Друзья мои! – возвещает он толпе из трех десятков человек, набившихся туда, где обычно стоят Марленины лошадки, и, подойдя ко мне, обнимает за талию. – Это мой самый-самый-самый лучший друг Якоб. – Он останавливается, чтобы отхлебнуть из бутылки. – Давайте его поприветствуем. Сделайте одолжение.

Гости свистят и смеются. Кинко хохочет так, что аж захлебывается. Отпустив меня, он машет рукой перед своим побагровевшим лицом до тех пор, пока не перестает брызгать слюной. После чего приобнимает за талию человека, стоящего рядом с нами, и они, пошатываясь, уходят.

Козлиный загончик набит до предела, так что я пробираюсь в противоположный конец вагона, туда, где раньше было место Серебряного, и приваливаюсь к щелястой стене.

В ворохе соломы рядом со мной раздается шорох. Я тычу туда, надеясь, что это не крыса. Нет, это Дамка. Мелькнув на мгновение, ее белый хвостик тут же исчезает в соломе, словно краб в песке.

Трудно сказать, что и как было дальше. Мне передавали какие-то бутылки, и, похоже, я уговорил их чуть ли не все. Но еще раньше мир поплыл и закружился, а я воспылал нежностью ко всему живому и неживому. Меня обнимали за плечи, и я тоже кого-то обнимал. Мы громогласно хохотали – уже не помню, над чем, но восторг был полнейший.

Потом мы играли в игру, где надо было что-то бросать, а если кто не попадал в цель, он должен был выпить. Я все время промазывал. В конце концов я почувствовал, что сейчас меня вырвет, и куда-то пополз, к вящей радости всех присутствующих.

И вот я сижу в углу. Не помню, как я здесь оказался, но сижу прислонившись к стене и уткнувшись лицом в колени. Мне кажется, что хотя бы так мир перестанет вращаться, но он не перестает, так что я пробую прислониться к стене затылком.

– Ну-ка, ну-ка, кто это у нас тут? – раздается где-то совсем рядом знойный голос.

Я распахиваю глаза. Прямо у меня под носом – плотно упакованное декольте высотой не меньше фута. Постепенно поднимая глаза, я наконец добираюсь до лица. Это Барбары. Я часто мигаю, пытаясь увидеть одну. Но, бог ты мой, ничего не выходит. Или… постойте-постойте. Все понятно. Это не две Барбары, это две женщины.

– Привет, милый, – говорит Барбара, гладя меня по щеке. – У тебя все в порядке?

– Ммммм, – мычу в ответ я, пытаясь кивнуть.

Кончики ее пальцев соскальзывают мне на подбородок, сама же она оборачивается к блондинке, пристроившейся на корточках за ее спиной.

– Надо же, совсем мальчик. Хорошенький, словно цветочек, верно, Нелл?

Нелл затягивается и выпускает дым из уголка рта.

– А то. Только, сдается мне, я его раньше не видела.

– Он дежурил пару дней назад в моем шатре, – говорит Барбара и поворачивается ко мне. – Как тебя зовут, милый мой? – мягко спрашивает она, водя костяшками пальцев по моей щеке.

– Якоб, – отвечаю я, чувствуя, что меня вот-вот вырвет.

– Якоб, – повторяет она. – Послушай-ка, а я знаю, кто ты такой. Это про него рассказывал Уолтер, – поясняет она Нелл. – Он у нас совсем новенький. Но зато как себя держал у меня в шатре!

Схватив меня за подбородок, Барбара поднимает его и проникновенно смотрит мне в глаза.

Я пытаюсь посмотреть на нее так же, но никак не могу сфокусироваться.

– Ах ты, лапочка! А скажи, Якоб, ты когда-нибудь был с женщиной?

– Я… ну… – отвечаю я. – Ну…

Нелл прыскает. Барбара, откинувшись, упирает руки в боки.

– Ну что? Устроим ему теплый прием?

– А что нам остается? – отвечает Нелл. – Новичок и девственник? – Ее рука соскальзывает по моему животу прямо в промежность. И тут мой безжизненно болтавшийся член просто-таки подпрыгивает. – Интересно, а там он тоже рыжий? – продолжает Нелл, накрывая его ладонью.

Барбара, склонившись ко мне, разжимает мои ладони и подносит одну из них к губам. Она проводит по ладони длинным ногтем и, глядя мне прямо в глаза, повторяет тот же путь языком. А потом берет мою руку и кладет себе на грудь, туда, где должен быть сосок.

Боже мой. Боже мой. Я трогаю грудь. Пусть через одежду, но все же…

Барбара на миг встает, одергивает юбку, украдкой оглядывается и присаживается обратно. Пока я обдумываю эту перемену поз, она вновь берет меня за руку и на этот раз запускает ее под юбку и прижимает к чему-то горячему и влажному, шелковистому на ошупь.

У меня перехватывает дыхание. Виски, самогон, джин, бог знает что – все это выветривается в мгновение ока. Она водит моей рукой по своим загадочным и прекрасным выемкам.

Ох ты, черт. Я же сейчас кончу.

– Гмммм? – мурлычет Барбара, чуть перемещая мою руку, и средний палец уходит еще глубже. Вокруг него набухает и пульсирует теплый шелк. Она возвращает мою руку обратно на колено и оценивающе сжимает пенис.

– Ммммм, – мычит она с полузакрытыми глазами. – Он готов, Нелл. Ах, как я их люблю, таких вот молоденьких!

Остаток ночи проходит в припадочных вспышках. Я понимаю, что меня поддерживают с двух сторон две женщины, но чувствую, что выпадаю из вагона. Во всяком случае, я обнаруживаю, что валяюсь лицом в грязи. Потом меня водружают обратно и принимаются пихать туда-сюда в темноте, пока я наконец не осознаю, что сижу на краю кровати.

Теперь передо мной определенно две Барбары. И две других… как ее там… Нелл.

Барбара делает шаг назад и поднимает руки. Откинув голову, она проводит руками по телу, танцуя при свете свечи. Мне интересно – иначе и быть не могло. Но я уже просто не могу сидеть прямо и падаю назад.

Кто-то стаскивает с меня штаны. Я что-то бормочу, не скажу что, но явно не «давай-давай». Мне внезапно становится дурно.

Боже мой. Она трогает меня – его – поглаживает и заодно проверяет. Я приподнимаюсь на локтях и перевожу взгляд вниз. Он обмяк, маленькая розовая черепашка прячется в панцире. Похоже, он еще и прилип к ноге. Та, что за меня взялась, высвобождает его, запускает обе руки между моими бедрами и тянется к яичкам. Взяв их в руку, она принимается ими поигрывать, словно теннисными шариками, а сама в это время изучает мой пенис. Несмотря на ее старания, он беспомощно болтается, и я подавленно наблюдаю за происходящим.

Вторая женщина – она снова одна, и как бы мне, черт возьми, разобраться, сколько их на самом деле?! – лежит рядом со мной на постели. Выудив из платья тощую грудь, она подносит ее к моему рту и проводит по всему лицу. А прямо надо мной ее накрашенные губы, жаждущая пасть с торчащим наружу языком. Я отворачиваюсь вправо, туда, где женщин нет. И чувствую, что она добралась ртом до головки моего пениса.