Торговые и культурные связи Поволжья с Востоком были в эту эпоху настолько сильно развиты, что в среде половецкого войска имелись метательные орудия, которые широко употреблялись феодальными государствами Средней Азии, Ирана и Кавказа. Ипатьевская летопись оставила нам под 1184 г. чрезвычайно ценные замечания по вопросу об участии и половецком войске мусульманских специалистов — мастеров метательных машин. "Пошел бяше оканьный и безбожный и треклятый Кончак со множеством Половець, на Русь, по-хупся яко пленити хотя грады русскые и пожеши огньмь; бяше бо обрел мужа такового бесурманина, иже стреляше живым огньмь; бяху же у них луци тузи самострелнии, одва 50 мужь можашеть напрящи".[29]

В этом рассказе дано прямое и бесспорное указание, что в составе половецкого войска действовали метательные машины, стрелявшие снарядами, заполненными особым горючим составом, в основе которого была нефть. Характерно, что в "Слове о полку Игореве" есть явные отражения употребления этих орудий, названия которых приведены в персидской терминологии. Приведем два места: "О, далече зайде сокол, птиць бья к морю, а Игоревы пльку не кресити. За ним кликну Карна и Жля, поскочи по русской земли смагу мычючи в пламяне розе".[30]

В другом мосте: "Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти удалыми сыны Глебовы".[31]

На эти примечательные места обратил в свое время внимание тюрколог II. Мелиоранский.[32] По мнению П. Мелиоранского, "шерешир" есть персидское "тир-и-черх", что значит стрела или снаряд — черха, причем под последним в персидском языке понимают луки-самострелы, о которых и упоминает приведенный отрывок из Ипатьевской летописи под 1184 г. Под "смагой" II. Мелиоранский подразумевает нефть, а под "пламенным рогом" — русский синоним слова "шерешир".[33]

Нет никакого сомнения, что мастерами, умеющими обращаться с перечисленными машинами, были мусульманские выходцы из Хорезма или Кавказа, откуда — из Баку — и поступала нефть. О мусульманине-выходце определенно говорит и летопись: "бяше бо обрел мужа такового бесурманина, иже стреляше живым огнъмь" Насколько этот своеобразный вид восточной феодальной "артиллерии" был распространен на Востоке, видно из того факта, что почти все источники домонгольского и монгольского времени, как персидские, так и арабские, описывая осады городов, упоминают об употреблении машин, стреляющих огнем.[34]

Вместе с торговлей в города Поволжья с Востока проникал и ислам. Известно, что уже в X в. Булгар был по преимуществу мусульманский город, а что касается Итиля,[35] то в нем, но указанию Ибн-Хаукаля, арабского географа X в., было тридцать мечетей. Направляясь в Монголию, проезжая Поволжье в середине XIII в., В. Рубрук сказал про Булгар: "И я удивляюсь, какой дьявол занес сюда закон Магомета".[36] Увы, В. Рубрук не знал истории Поволжья, в противном случае он не задал бы подобного вопроса. Исламизация городских поселений Поволжья, особенно таких крупных центров, пак Булгар и Итиль (потом Саксин), — дело рук тех купцов и ремесленников, которые в большом количестве приезжали и даже переселялись в Поволжье, а не только официального посольства халифа Муктадира к царю Болгар в 921 — 922 гг.[37]

Поволжье, а вместе с ним и половецкая кочевая степь вели почти не прекращавшуюся торговлю с русскими княжествами, лежавшими по бассейну как Днепра и его притоков, так и Оки. Нe только из Болгар, но и из Рязани и Днепровских земель шел в степи и в Нижнее Поволжье хлеб, а вместе с ним и лен, на который был большой-спрос как в Средней Азии, так и на Кавказе и в Иране. Согласно арабской и персидской географической литературе, рынок Дербента в X в., т. е. еще в хайфский период, был известен как центр продажи рабов,[38] поступавших из Восточной Европы, и славился как рынок русского льна.

Древнерусская летопись (Лаврентьевская и Ипатьевская) полна рассказов о частых набегах кочевников половцев на русские земли. Типичными могут быть признаны следующие слова летописи по Лаврентьевскому списку о 1093 г.: "Половци воеваша много, и возвратишася к Торцьскожу и изне-могоша людье в граде гладомь, и предашаяся ратным; половци же, приимше град, запалиша и огнем, и люди разделиша."[39] В другом месте, под 1094 г., читаем: "Хрестьян изгублено бысть, а друзии полонени и расточени по землям".[40] Едва ли ость у нас основания не доверять летописи в ее утверждении о множестве половецких набегов. При феодализме[41] взаимодействие между земледельческими районами и кочевой степью в основном складывается повсюду в одних и тех же формах. Русские княжества не являлись исключением из этого правила. Постоянные набеги кочевников — явление обычное. Путем набегов кочевники добывают себе добро (добычу), которое входит заметной статьей в систему их "хозяйства". Летопись полна сообщениями об уводе большой добычи в виде разнообразного имущества, в том числе скота, и людей. Однако было бы глубочайшим заблуждением считать, что между русскими феодальными княжествами и кочевой половецкой степью отношении сводились только к постоянной вражде, когда набеги половецких ханов "на русские земли" сменялись княжескими походами в глубь Дешт-и-Кыпчак. Юго-восточная Европа в этом отношении не составляет исключения. Всюду, где в феодальную эпоху по соседству жили земледельческие и кочевые общества, военные набеги за добычей сменялись мирным торговым общением. История Средней Азии, Монголии, Китая полна фактами этого рода. Более того, очень часто враждебные отношения между русскими князьями и половецкими ханами не мешали нормальному ходу торговли.

Купцы со своими товарами свободно переходили с одной стороны на другую, нисколько не рискуя подвергнуться нападению кого-нибудь из противников. Ипатьевская летопись под упомянутым уже 1184 г. сообщает в этом отношении интересный факт: "Едущим же им и устретоста гости, идущь противу себе ис Половець, и поведоша им, яко Половци стоять на Хороле".[42] Приведенный факт — не случайное явление. Свобода прохода караванов через враждебные лагери весьма характерна для феодального Востока. Позволю себе привести еще один факт из эпохи крестовых походов, относящийся к тому же времени (конец XII в.). Ибн-Джубейр отмечает, что во время борьбы мусульман с крестоносцами караванная торговля не прекращалась. Купцы с товарами из Дамаска, находившегося в руках мусульман, проходили совершенно спокойно в Акку, которой тогда владели крестоносцы. Между прочим, этой дорогой проехал и сам Ибн-Джубейр, который отмечает, что между враждебными сторонами существовало поэтому поводу молчаливое соглашение.

Огромное место в системе торговых сношений того времени занимал и путь из Поволжья и русских княжеств через Крым и Трапезунд. В Трапезунд приходили не только меха, лен, рабы, но и русский хлеб, в котором так нуждался этот большой, укрепленный портовый город. Как и прежде, т. е. в X в., через Трапезунд торговля шла на Хамадан, Тебриз и другие места. Позволяю себе привести два рассказа об этой торговле, один — арабского историка первой половины XIII в., другой — известного монаха минорита (францисканца) В. Рубрука, проехавшего через Крым в 1253 г. по дороге в Монголию. Слова первого из них относятся еще к половецкому времени, а второго — так близки домонгольской эпохе, что они целиком могут охарактеризовать половецкие порядки. По поводу похода Джебе и Субэдея (1223) Ибн-ал-Асир пишет: "Прибыли они к городу Судаку; это город кыпчаков (половцев, — А. Я.), из которого они получают свои товары, потому что он лежит на берегу Хазарского моря и к нему пристают корабли с одеждами;. последние продаются, а на них покупаются девушки и невольники, буртасские меха, бобры, белки и другие предметы, находящиеся на земле их".[43] Спустя тридцать лет через Судак: проехал В. Рубрук. "Солдая [Судак], который обращен к Синоплю наискось, и туда пристают все купцы, как едущие из Турции и желающие направиться в северные страны, так и едущие обратно из Руси и северных стран и желающие переправиться в Турцию. Одни привозят горностаев, белок и другие драгоценные меха; другие привозят ткани из хлопчатой бумаги, бумазею (gumbasio), шелковые ткани и душистые коренья".[44] Торговля эта была главным образом в руках мало-азийских купцов, по происхождению как турок, так арабов; и персон. Не малую роль, как мы уже видели, играли в этой торгонло и аланские купцы. Рассмотренная нами торговля He-могла не влиять благотворно на экономическое благосостояние половецких ханов с их административным аппаратом и на полоноцких бегов, которые занимали в нем высшие должности. По половцы создали эту торговлю. Интенсивная торго-вая жизнь Крыма, Булгара, Итиля, а потом Саксина досталась. половцам по наследству от предшествующей эпохи. Не подлежит сомнению, что политическая власть, которую они держали над Крымом с его торговыми городами и Нижним Поволжьем, приносила половцам немало выгод. Живя в условиях кочевого общества, половецкие ханы не достигли еще того уровня, на котором в XIII и особенно в XIV в. находились монголы, обладавшие почти централизованным аппаратом власти как в Золотоордынском, так и в Хулагидском[45] государствах.