Что касается старых фриголдерных земель в Витли, их тоже секвестировали, и тут все было не так просто. Мой отец не сообщил моему мужу, который имел на них главное право по договору о купле-продаже, что они уже были заложены Эшворту на девяносто девять лет. Что еще хуже, - весь лес, находившийся в лесном складе в Форест-Хилл на пятьсот фунтов был именно тем лесом, который купили братья Эпплтри, но еще не успели увезти, и кроме того, еще много леса лежало в рощах Форест-Хилла и в Стоу Вуде, а множество бревен украл у отца сам парламент. Жители города Банбери написали петицию и пожаловались, что половина их города была сожжена, и часть церкви и колокольни были разрушены, и далее они заявляли, что в доме некого господина Пауэлла есть бревна и доски, а дом расположен возле Оксфорда, и просили разрешения взять этот лес для ремонта города и церкви.

Им позволили это сделать, и мой отец остался голым и босым. Поскольку он поссорился с дядюшкой Джонсом, ему некуда было приклонить голову: Арчедейлы и Моултоны были разорены войной, многие погибли, и ему было некуда поехать и не к кому обратиться за помощью, у него было ужасное положение; отцу пришлось до конца испить чашу унижения и приехать в Лондон, прося милости у нас в доме в Барбиконе.

Вечером 4 июля 1646 года я шила льняные рубашки для малыша. Окно было открыто, чтобы впустить прохладный ветерок, уличный певец пел балладу, которую я знала с детства:

Ричард Львиное Сердце, король нашей земли,

Задушить мог льва руками, с места мне не сойти.

А герцог австрийский - не знаю такого -

Мог сына убить за лишнее слово!

Но Ричард хорош был в Священной Земле…

Внезапно песня прервалась. Я выглянула в окно и увидела повозку у соседних ворот. На ней были сложена пара сундуков, пара-тройка вещевых мешков и немного мебели. Человек в солдатской форме сидел на кожаном сиденье возницы. Рядом с повозкой стояло человек десять, в основном дети, очень грязные, в потрепанной одежде. Молодая девушка набросила на лицо желтую вуаль. Она о чем-то спросила уличного певца, тот указал ей на наш дом, а возчик развернул повозку к нашим воротам. Двое мужчин подняли солдата с сиденья, и мне стало его жаль, потому что он не мог ходить. Вдруг у меня защемило сердце, потому что я узнала этого солдата - это был братец Джеймс, а группа людей рядом с ним - была моей семьей. Я очень близорука и не сразу узнала их, они все были в грязной, потрепанной одежде.

Я поняла, как не повезло моим близким во время второй осады Оксфорда. 3 июня 1645 года рано утром отряд конницы и пехотинцев был послан на Ист-Бридж, чтобы внезапно напасть на парламентскую гвардию на Хедингтон-Хилл. Они так и сделали, и началось сражение на саблях. Они истребили пятьдесят человек и взяли в плен почти сотню. Но в битве мой брат Джеймс вырвался вперед, и пуля весом почти в унцию попала ему в позвоночник. Пуля не пробила позвонки, но у него парализовало ноги. Два брата и сестра Зара, заболели оспой. Вильям и Арчдейл получили несколько отметин на лице, но лицо Зары пострадало настолько сильно, что с тех пор она постоянно носила вуаль из белого или желтого газа, чтобы на нее никто не пялился. Снова моя мать могла сетовать, что разрушили женские монастыри, потому что никакой жених, кроме нашего Господа Иисуса Христа, не мог быть настолько добрым, чтобы взять в невесты женщину с лицом, как у прокаженного.

Транко побежала открыть дверь и радостно приветствовала родителей и моих братьев и сестер. Потом тоже бегом она отправилась к моему мужу, чтобы объявить ему об их прибытии.

- Хозяин, если мне будет позволено немного смелости, я вас молю пожалеть этих бедных людей, не только ради милости Божьей, но и ради моей хозяйки. Она скоро должна разрешиться от бремени, и если вы проявите жестокость к ее родственникам, хотя они и не очень вас любили, у нее могут случиться преждевременные роды, и это будет для всех трагедией.

Муж расхаживал по газону на заднем дворе и курил трубку, проглядывая книгу. Он швырнул книгу и трубку на траву и спросил.

- Ваша хозяйка знает о том, что они приехали? Я бы предпочел, чтобы на нас нагрянули больные из Бедлама, а не эта семейка! Не говори ей ни слова, а я попытаюсь потихоньку отослать их отсюда так, чтобы она об этом ничего не знала.

Но когда он вбежал в дом и увидел, что я обнимаю мать и оплакиваю несчастье Джеймса и Зары, и мы забрасываем вопросами друг друга, мужу ничего не оставалось сделать, как только пригласить их в дом, послать за прохладительными напитками и выслушать рассказ о несчастьях, постигших семью. Когда он понял, как дела у них плохи, то предложил побыть у него в доме. Сейчас были школьные каникулы, и все мальчики, кроме Неда и Джонни Филлиппсов разъехались по родительским домам до Михайлова дня. Отец сильно постарел, потерял много зубов. Он заискивал перед господином Мильтоном, как собака, которая знает свою вину, но вместо битья палкой, вдруг получила косточку, и поэтому очень несчастна и стелется по земле. Мать оставалась истинной Моултон и не склоняла головы, а потому сказала господину Мильтону:

- Ну, сын мой, должна сказать, что ошибалась в тебе. Я говорила бедному Дику, что мы получим от тебя от ворот поворот и что он зря тратит время и только унизит нас, прося тебя о помощи. Но он полагался на твою щедрость и оказался прав. Я прошу тебя простить за то, что ошибалась в тебе. Должна признаться, если бы я получила от кого-то такой нахальный ответ, как тот, который я послала тебе с твоей отвратительной служанкой, я бы никогда не простила этого человека. Нет, ни за что! Я искренне тебя благодарю, сын мой, за твое милосердие. Пока мы поживем у тебя под крышей, я обещаю, что постараюсь, чтобы мы доставляли тебе как можно меньше хлопот и забот.

Муж ей ничего не ответил, а приказал Транко приготовить комнаты и воду для приехавших, чтобы они смогли умыться. Затем он извинился и вернулся к своим книге и трубке.

Пока меня с ним не было в течение трех лет, он стал заядлым курильщиком. Без табака он не мог начать свои занятия и курил табак лучших сортов - Бермуда, Даллоу-Конго. Табак покупали в лавке, и если бы не могли там купить такие сорта, мне кажется, что он настриг бы волокна пеньковой веревки и стал курить эту гадость. Он оправдывал эту пагубную привычку, говоря, что табак помогает болям в желудке лучше, чем настойка аниса или настой из померанцевых цветков, которые я ему постоянно предлагала выпить. Но это было слишком дорогое удовольствие, потому что табак Бермуда стоил семь пенсов за унцию, столько же сельскому рабочему платили в день.

Меня очень радовало, что матушка будет рядом со мной во время родов, так как, если муж попытается отказать мне в помощи во время рождения ребенка, она ему в этом помешает. Я верила в то, что он в состоянии отправить меня на телеге в поля рядом с Хайгейтом или поближе к мельницам в Хемпстеде, как только у меня начнутся первые схватки, чтобы я там рожала без акушерки под живой изгородью или просто в канаве. Он мог это сделать не из жестокости ко мне, но чтобы помочь его нерожденному сыну стать стойким человеком. Он как-то сказал мне, что древние римляне, стараясь закалить крохотных младенцев, опускали их головки в холодные ручьи, и более слабые дети погибали.

- Сэр, - ответила ему Транко, случайно услышав эти бредни, - мне нет дела до этих иностранцев. Но в Англии дело закончилось бы обвинением в преднамеренном убийстве.

В другой раз он заявил, глядя на мой большой живот:

- В горах России есть зверь называемый росомаха, его самка помогает родам, протискиваясь между двумя тесно растущими рядом деревьями. Они ее сжимают, и она быстро освобождается от детей.

Может, он собирался сделать из меня росомаху?

Мне хотелось отведать меда и других сластей, и однажды я сказала мужу.