Первый драматический момент наступил после оглашения обвинительного заключения. Председательствующий взглянул на ерзавшего на скамье подсудимых Лота и спросил по-русски:

— Признает ли подсудимый Лот себя виновным в предъявленном ему обвинении?

Этот вопрос тут же перевел на английский синхронный переводчик.

Лот: Да, виновным себя признаю, но исключаю некоторые детали предъявленного мне обвинения, по которым хотел бы дать подробное объяснение высокому суду!

«Старый спук» Лот, — писал по этому поводу корреспондент «Нью-Йорк таймс», — как видно, начал отчаянную и изворотливую борьбу за минимальный срок наказания. Вряд ли он пощадит в этой драке святость тайн ЦРУ».

На допросах Лот юлил так, словно пытался превзойти Чабби Чеккера по части твиста, то и дело отходя от своих предварительных показаний, о которых ему тут же с железной неумолимостью напоминал прокурор. Большое и всеобщее возмущение вызвали фотографии расстрелянных Лотом-Лотецким американских летчиков.

На вечернем заседании Лот потряс иностранных корреспондентов признанием, что ЦРУ обещало ему сто тысяч долларов за похищение Эн-Эн-Эн, причем мистер Дик Хелмс предусмотрел такие способы переброски академика, как вывоз в бессознательном состоянии под видом тяжелобольного с иностранным паспортом, а также с помощью нелегального самолета или подводной лодки.

Об утреннем — закрытом — заседании было известно только, что на нем суд рассмотрел вопросы, связанные с характером и содержанием сведений, за которыми охотился Лот. Судя по всему, именно на этом заседании Лот рассказал и о роли, сыгранной Джином Грином в России. Во всяком случае, имя Грина не было упомянуто на последующих заседаниях.

Допрос Лота, заключения экспертов, показания свидетелей (кроме сообщников-соперников подсудимого, в качестве свидетеля на суде выступил и академик Николаев) — все говорило против Лота, изобличало его в преступных замыслах и деяниях.

«ШПИОНСКАЯ АГЕНТУРА ЦРУ ПРИГВОЖДЕНА К ПОЗОРНОМУ СТОЛБУ!» — с такой шапкой вышли московские вечерние газеты в день окончания процесса над Лотом. Газеты сообщили, что Лот просил суд заслушать его последнее слово в закрытом судебном заседании. Большинство иностранных корреспондентов решили, что Лот просто намеревался торговаться до последнего, рассчитывая купить снисхождение суда выдачей всех известных ему секретов и тайн американской разведки. Но в информационном сообщении говорилось, что суд признал Лота виновным и приговорил его к десяти годам лишения свободы с отбыванием первых четырех лет в тюрьме, а последующих — в ИТК, строгого режима и конфискацией ценностей и имущества, изъятых у него при аресте. В том же сообщении указывалось: приговор кассационному обжалованию не подлежит.

Джина Грина судили во Франкфурте-на-Майне. На суде Джина ждал неожиданный и неприятный сюрприз.

Все в зале генерального военного суда было рассчитано на подавляющий и обезоруживающий эффект: лысый крючконосый орел со стрелами войны и оливковой ветвью мира, звездно-полосаюе знамя, истуканы Эм-Пи в белых шлемах, сбруях и гетрах, массивная дубовая мебель, каменные своды зала, в котором — какая символическая ирония судьбы! — во времена Гитлера на протяжении целых двенадцати лет военные преступники судили тех, кто выступал против войны.

Но специально для Джина Грина режиссерами этого спектакля-дела «Соединенные Штаты Америки против Джина Грина» была изготовлена еще одна бьющая на эффект деталь.

Когда в зал важно вошли судьи Джина Грина — дезертира, среди них оказались, к изумлению подсудимого, во-первых, его бывший начальник генерал Трой Мидлборо и, во-вторых, его старый знакомый и недруг — не кто иной, как Тэкс Джонсон. Тэкс в парадном мундире «зеленого берета», с блестящими регалиями на молодецкой груди и с новенькими лейтенантскими «шпалами» на погонах.

Джин озорно подмигнул кавалеру «Ди-Эс-Си» («Креста Отличной службы») и многих других наград дяди Сэма, но Тэкс смотрел на него исподлобья, с холодной ненавистью, явно припоминая подаренные ему капитаном Грином синяки и шишки.

Джин взглянул на золотые сдвоенные молнии на голубом шевроне на плече Тэкса и вспомнил слова Лота о том, что и знаком СС служили сдвоенные молнии. «Не важна графика, — сказал Лот тогда во Вьетнаме перед боем, — важна идея!» Да, Лот нашел себе достойного преемника в Тэксе. Этот паренек из Техаса далеко пойдет. Это идеальный «зеленый берет». Готов воевать когда угодно, где угодно и против кого угодно.

Но не за что угодно, а только за солидное офицерское жалованье.

— Слушается дело э 49054 «Соединенные Штаты Америки против Джина Грина»!

Джину зачитали обвинительный акт. Как он и ожидал, ему не инкриминировали ни убийство у каменного карьера, ни покушение на Лота. Значит, «фирма» и впрямь была исполнена решимости замять все это дурно пахнущее дело с Лотом. Джина Грина судили лишь за дезертирство.

По чрезмерной раздражительности и враждебности всех пяти членов суда во главе с убеленными благородными сединами полковниками Джин почувствовал на закрытом заседании суда незримое присутствие джентльменов прессы, поднявших — кто за деньги Ширли, а кто и по идейным убеждениям — столь вредный для армии и ЦРУ шум вокруг дела дезертира Грина.

Седовласый генерал Мидлборо, председатель суда, старый знакомый, которому так в свое время нравился курсант КОД Грин, порой глядел на подсудимого Грина с такой неприкрытой ненавистью и алчной жаждой крови, что Джин ни на минуту не сомневался, что этот страж армейского порядка и дисциплины, будь на то его воля, с превеликим удовольствием собственноручно привязал бы его к столбу и скомандовал «пли!» команде палачей. Однако дело Грина получило слишком громкую огласку, чтобы с ним можно было бесцеремонно и втихомолку расправиться.

Военный суд в отличие от гражданского скор и не терпит словесного препирательства. Процессуальные формальности сведены до минимума. Едва отзвучали под мрачными сводами зала начиненные свинцовой тяжестью холодного официального гнева слова военного прокурора («трайэл коунсел») и лицемерно-объективное заявление нового, спешно найденного защитника («дифенс коунсел»), как судья («Ло офисер») предоставил последнее слово обвиняемому.

Джин встал, намереваясь отказаться от слова. Какой толк метать бисер перед свиньями! Он не ждал добра от «барабанной юстиции», от армейской Фемиды, знал: во время второй мировой войны суды вооруженных сил США «проворачивали» в среднем по 750 тысяч дел в год, что военный суд не судит, а лишь выносит приговор… И вдруг он взглянул на голубое небо за забранным решеткой окном и почувствовал себя обязанным сказать свое последнее слово — нет, не этим слепоглухонемым солдафонам, а голубому небу за решеткой и всем тем людям, которые хотят жить без войны, жить и любить…

— Я многое передумал, — начал Джин, глядя за решетку, — и понял, что не могу участвовать в этой грязной войне во Вьетнаме, где нам, «зеленым беретам», доставалась самая черная и постыдная работа, за которую вы щедро платили долларами, — он перевел взгляд на грудь Тэкса, — и самыми высокими орденами! Кому из здесь сидящих неизвестно, что и наш «зеленый берет» капитан Хью Доилон получил высшую награду — «Медаль конгресса» — за убийство вьетнамцев-патриотов, их жен, детей и стариков во Вьетнаме! Я не могу впредь участвовать и в сомнительных, подрывающих мир операциях ЦРУ — в России, на родине моих дедов, или где бы то ни было! Всюду, где сейчас базируются и действуют подразделения восьми групп «зеленых беретов» — во Вьетнаме (там они насчитывают сейчас тысячу триста человек), в Корее, на Формозе, в Таиланде, Малайе, во многих странах Латинской Америки, в Индонезии, в Конго, Эфиопии, в Иране среди курдов и здесь, в Бад-Тельце, в Западной Германии — всюду они не служат делу мира, как вы твердите, а раздувают пламя третьей мировой войны. В свободное же время в одном только Вьетнаме вместе с другими джи-ай они тратят двадцать миллионов долларов в месяц на «буз» — выпивку и на «помидорчиков»!