– Посреди деревни, – откликнулась хозяйка, – недалеко от церкви. Да вы сразу ее найдете – там еще в палисаднике большой красный бак стоит, – говорят, туда нефть сливают.

Рахмиэл хотя и устал за день, но долго не ложился спать – беседовал с хозяином. Только после полуночи прилег вздремнуть, но вскоре его разбудила пальба, снова возникшая неподалеку от деревни. Когда пальба утихла, Рахмиэл развязал дорожный мешок, наскоро перекусил, попрощался с хозяевами и пошел, стараясь запомнить дорогу к мельнице и к дворам побогаче, где могли квартировать белые. Долго мозолить глаза жителям деревни он боялся и решил засветло отправиться в ту деревню, где разведчики должны были встретиться после выполнения своих заданий.

Не успел он пройти и несколько верст, как неподалеку от дороги увидел подводу и возле нее трупы двух лошадей. Немного в стороне, не подавая признаков жизни, лежал человек в крестьянской свитке, из-под которой виднелась залитая кровью рубаха. Глаза его были закрыты, и с первого взгляда трудно было определить, убит он или тяжело ранен.

Рахмиэл решил было, что это крестьянин, хозяин подводы, но, увидев рядом с ним винтовку и пустые гильзы, подумал: тут шел жаркий бой, этот человек не из беляков, это наш человек.

Видя, что человек в крестьянской одежде по-прежнему не подает признаков жизни, он подошел к телеге. Порывшись, обнаружил мешки с сухарями и крупой и несколько ящиков с патронами.

«Вот бы переправить все это добро в наш отряд! – подумал он. – Неплохо бы, да как это сделать? Разве что взять, сколько можно унести, да сходить за остальными разведчиками?»

Но он тут же отбросил этот план: пока он доберется до места встречи и приведет подмогу, все это разберут проезжие и прохожие.

«Надо придумать что-либо другое», – решил он и, оглядевшись по сторонам, увидел неподалеку небольшую балку, на дне которой рос густой кустарник. Туда-то и решил Рахмиэл временно перенести весь груз.

Раненый пришел в себя и открыл глаза. Увидев возле подводы незнакомого человека, по его виду (крестьянское усталое лицо, рваная куртка, стоптанные сапоги) понял, что перед ним не белогвардеец и что опасность ему не угрожает. Слабым голосом раненый окликнул Рахмиэла:

– Эй ты кто такой будешь?

– А ты кто? – вздрогнув от неожиданности, обернулся Рахмиэл, но, увидев, что казавшийся мертвым человек лежит с открытыми глазами, прибавил:

– Ты что, притворился мертвым, что ли? Кто тебя ранил?…

Не успел он договорить, как подъехали два вооруженных всадника. Они спрыгнули с лошадей, подошли к раненому и уложили его на подводу.

– Ты кто такой? – обратился к Рахмиэлу один из них, высокий, с длинной шеей и узким, худым лицом.

– Да вот, проходил мимо и вижу… – растерянно пробормотал Рахмиэл.

– Ну и что же ты увидел? – спросил всадник, подходя к Рахмиэлу.

– Да вот это… – указал Рахмиэл на подводу.

– Учуял-таки! – насмешливо сказал второй конник с несоразмерно маленькой головой на широких плечах.

– Что вы! Мне просто захотелось посмотреть, что на подводе, – стал оправдываться Рахмиэл.

– Мы за это добро кровь проливали, – внушительно сказал первый конник.

Всадники впрягли своих лошадей в подводу, и невысокий приказал Рахмиэлу:

– Садись, поедешь с нами.

– Куда? – спросил Рахмиэл.

– Там увидишь. Садись, тебе говорят.

Рахмиэла порядком-таки растрясло на подводе, долго ехавшей прямиком через балки и овраги; наконец они остановились возле пещеры, служившей, как видно, пристанищем отряда, к которому принадлежали и эти два конника. Сдав раненого, высокий боец отправился к командиру, приказав Рахмиэлу следовать за собой.

– Где вы его задержали? – спросил командир.

– Около подводы, которую мы сегодня отбили у врага.

– Документы есть? – спросил у Рахмиэла командир.

– Откуда им быть? – пожал плечами Рахмиэл. – Я батрак. Никаких документов у нас не выдают.

– Откуда и куда идешь? – расспрашивал командир.

– Иду со стороны Дурдубы, Яниселя.

– Как же, знаю эти деревни, бывал там, – сказал командир, пристально разглядывая Рахмиэла. – Ну, а точнее – ты из какой деревни?

– Из Садаева.

– Из Садаева! Из еврейской колонии? Фамилия?

– Донда.

– Донда? А Давида Кабо знаешь?

– Знаю. А вы откуда его знаете?

– Я-то его хорошо знаю. Где он теперь?

– Да в этих местах, неподалеку.

– Неподалеку? Правда? – оживился командир. – Передайте ему, да поскорей, что здесь его ждет Сокира… Запомнишь место, где мы находимся? Впрочем, для верности я пошлю с тобой своего человека.

– Кабо – мой родственник, – обрадованно сказал Рахмиэл, услышав фамилию собеседника. – Он и сам вас ищет.

Вскоре Рахмиэл вместе с посланным Сокирой бойцом ехал к Давиду, прихватив по пути остальных разведчиков.

17

Отряд Давида Кабо с каждым днем становился многочисленнее и сильнее. После встречи Давида с Сокирой оба отряда провели ряд совместных операций, а когда Красная Армия подошла ближе, к ним присоединились и другие мелкие отряды, действовавшие в этом районе. Общими усилиями партизанам удавалось отрезать дорогу отступающим частям белогвардейцев, сея в их рядах страх и смятение.

В одной из стычек был тяжело ранен Айзик Прицкер. Он потерял много крови и обессилел. На руках его отнесли в обоз и уложили на одну из подвод. Боясь отстать от своих, он долго ехал в обозе, надеясь добраться с отрядом до родных мест и хоть одним глазом взглянуть на Нехаму. Но вот ранили и Гдалыо Рейчука, и тогда его вместе с Айзиком отправили домой. Теперь Айзик жил у Гдальи, но ему не терпелось повидаться с Кейлой и Нехамой, узнать, что произошло с ними в его отсутствие.

Но как это устроить? Красноармейские части прошли стороной, и потому Гдалья с Айзиком нигде не показывались – в любой день в Садаево могли ворваться отступающие отряды белогвардейцев.

Гинда рассказала Айзику: Кейла до сих пор живет у Танхума; Нехама родила мальчика, уже состоялся обряд обрезания; на пиру, устроенном по этому случаю, Танхум чуть не убил Двойру за то, что она сболтнула, будто бы не он отец ребенка.

– Говорят, Танхум совсем спятил, – добавила Гинда напоследок.

Услышанное очень взволновало Айзика. «Надо скорее увидеться с Нехамой, – думал он. – Может, позвать Кейлу и с ней обо всем договориться?»

– Зайдите, пожалуйста, к Танхуму, скажите тете Кейле, что я приехал, – попросил он Гинду.

– Не пойду. Не могу я туда идти, – наотрез отказалась Гинда.

– Но почему?

– Говорю тебе, не могу, – значит, не могу, – твердила Гинда. – Я ему такое сказала, что он меня век помнить будет!

– Но что именно?

– Долго рассказывать… Мои слова попали, кажется, ему прямехонько в сердце.

– Зачем тебе это нужно было? – разозлился Гдалья.

– Зачем? Пусть знает, как сердце рвется от боли на части! Если бы ты видел, как он подпрыгнул, когда в синагоге благословляли нового царя Деникина.

– Черт бы его побрал вместе с его черной душонкой! – не выдержав, выругался Гдалья.

Гинду не удавалось уговорить, чтобы она зашла к Танхуму, и Гдалья сам отправился к нему. Не успел он войти во двор, как Танхум выбежал ему навстречу.

– Вы только посмотрите – Гдалья заявился! Вы совсем вернулись? – в смятении спрашивал он.

– А что такое? – удивился такому переполоху Гдалья.

– Да у нас болтают, что вы, комбедовцы, бежали…

– Никуда мы не убегали. А вот как ты сюда попал? Где пропадал столько времени?

– Я… Что значит, где я пропадал? – растерянно бормотал Танхум, застигнутый врасплох неожиданным для него вопросом. – Ты не знаешь разве? А впрочем, не все ли равно – я уже, слава богу, дома. А вот ты… Ты когда приехал?

– Вчера.

– Один? А где все остальные? Рахмиэл и Заве-Лейб как будто вместе с тобой бежали? – Слово «бежали» Танхум произнес с ударением.

– И они скоро будут здесь.