– Все! – сказал он. – Я этот урок запомню. Больше никаких шашней, ни-ни! – Он еще раз тряхнул руку Перски и про себя решил послать ему в подарок галстук.
Три недели спустя, чудесным весенним вечерком, Перски открыл на звонок дверь квартиры. Перед ним стоял Кугельмас, на лице у которого было написано смущение.
– А, Кугельмас, – проговорил волшебник. – Куда теперь отправить?
– Последний разик, – сказал Кугельмас. – Погода такая прелесть, а я ведь не молодею. Слушайте, вы читали «Жалобу Портного»? Обезьянку[43] помните?
– Такса теперь двадцать пять долларов, поскольку стоимость жизни подскочила, но вас я для разгона разочек бесплатно прокачу: уж вы от меня натерпелись, компенсировать надо.
– Вы добрый человек, – сказал Кугельмас, причесывая свои последние три волосинки, перед тем как снова залезть в сундук. – А сработает?
– Будем надеяться. Правда, с тех пор, как у нас эта катавасия приключилась, системой пользовались мало.
– Секс и романтика, – донесся голос Кугельмаса из сундука. – На что не пойдешь ради смазливой мордашки.
Перски вбросил в сундук экземпляр «Жалобы Портного» и стукнул три раза по крышке.
На сей раз вместо хлопка послышался приглушенный взрыв, потом несколько раз что-то треснуло и дождем посыпались искры. Перски отпрянул, схватился за сердце и упал замертво. Сундук охватило пламя, и в конце концов сгорел весь дом.
О катастрофе Кугельмас ничего не ведал, но ему и своих забот хватало. Его зашвырнуло не только не в «Жалобу Портного», но и вообще не в роман. Кугельмас транспортировался в старый учебник испанского и теперь из последних сил бежал по каменистой выжженной равнине, спасаясь от слова tener[44], причем этот неправильный глагол, ухватистый и волосатый, скакал за Кугельмасом на своих тонких членистых ногах.
Смерть открывает карты
Действие пьесы разворачивается в спальне принадлежащего Нату Акерману двухэтажного дома, расположенного где-то в Кью-Гарденз. Все стены в коврах. Просторная двуспальная кровать и немалых размеров туалетный столик. Изысканная мебель, шторы, на стенных коврах – несколько живописных полотен и довольно несимпатичный барометр. При открытии занавеса звучит негромкая мелодия – это основная музыкальная тема спектакля. Нат Акерман, лысый, пузатенький пятидесятисемилетний производитель готового платья, лежит на кровати, дочитывая завтрашний номер «Дейли Ньюс». Нат в халате и шлепанцах, газету освещает лампочка в белом металлическом абажуре, прикрепленная зажимом к спинке в изголовье кровати. Время близится к полуночи. Внезапно раздается какой-то шум, Нат садится в кровати и поворачивается к окну.
Н а т. Какого черта?
В окне, неуклюже корячась, возникает мрачная личность. На незнакомце черный плащ с клобуком и черный, в обтяжку костюм. Клобук покрывает голову, оставляя открытым лицо – лицо пожилого человека, но
совершенно белое. Внешне он немного смахивает на Ната. Громко пыхтя, незнакомец переваливается через подоконник и валится на пол.
Смерть. Иисусе Христе! Чуть шею не сломал.
Н а т (в замешательстве глядя на пришлеца). Ты кто такой?
Смерть. Смерть.
Н а т. Кто?
Смерть. Смерть. Послушай, можно я присяду? Я чуть шею себе не свернул. Дрожу, как осиновый лист.
Н ат. Нет, но кто ты такой?
Смерть. Да Смерть же, Господи. Стакан воды у тебя найдется?
Н а т. Смерть? Что ты этим хочешь сказать – смерть?
Смерть. Ты что, не в себе? Не видишь – весь в черном, лицо белое…
Н а т. Ну, вижу.
Смерть. Разве нынче Хэллоуин?
Н а т. Нет.
Смерть. Ну вот, значит, я – Смерть. Так могу я получить стакан воды – или хоть лимонаду?
Н а т. Если это какая-то шутка…
Смерть. Какие шутки? Тебе пятьдесят семь? Нат Акерман? Пасифик-стрит, сто восемнадцать? Если только я ничего не перепутал… сейчас, у меня где-то был список вызовов… (Роется по карманам и наконец
извлекает карточку с адресом. Похоже, адрес правильный.)
Н а т. И чего ты от меня хочешь?
Смерть. Чего я хочу? А как по-твоему?
Н а т. Ты, наверное, все-таки шутишь. Я совершенно здоров.
Смерть (равнодушно). Ну да, еще бы. (Оглядывается по сторонам.) А ничего у тебя квартирка. Сам обставлял?
Н а т. Нанял тут одну декораторшу, да только за ней все равно пришлось присматривать.
Смерть (вглядываясь в одну из картин). А вот эти детишки с вытаращенными глазами мне нравятся.
Н а т. Я пока еще не хочу уходить.
Смерть. Да ну? Слушай, не затевай ты эту бодягу. Меня, к твоему сведению, все еще тошнит от подъема.
Н а т. Какого подъема?
Смерть. По водосточной трубе. Хотел произвести впечатление. Вижу, окна большие, ты не спишь, читаешь. Вот и решил, что стоит попробовать. Думаю, влезу и появлюсь с этаким – ну, сам понимаешь… (Прищелкивает пальцами.) А пока лез, нога застряла в каких-то плетях, труба обломилась, я и повис, буквально на волоске. Потом еще капюшон начал расползаться. Послушай, пойдем, что ли? Ночка выдалась тяжелая.
Н а т. Ты сломал мою водосточную трубу?
Смерть. Ломал. Да только она не сломалась. Так, погнулась немного. А ты что, ничего не слышал? Я знаешь как об землю хряпнулся?
Н а т. Я читал.
Смерть. Наверное, что-нибудь интересное. (Поднимает с пола газету.) «Групповая оргия с участием девушек, изучающих „Новую Американскую Библию“. Можно, я это возьму?
Н а т. Я еще не дочитал.
Смерть. Ну… я не знаю, как бы тебе объяснить, дружище…
Н а т. А почему ты просто в дверь не позвонил?
Смерть. Я же тебе говорю, можно было б и позвонить, но как бы оно выглядело? А так все-таки – драматический эффект. Нечто внушительное. Ты «Фауста» читал?
Н а т. Кого?
Смерть. И потом, вдруг у тебя компания? Сидишь тут с важными шишками. И нате – я, Смерть, звоню в дверь и влезаю к вам, как я не знаю кто. Разве так можно?
Н а т. Послушайте, мистер, время уже позднее…
Смерть. Ну, а я о чем? Пошли, что ли?
Н а т. Куда?
Смерть. Брось. Жилье. Иди. За. Мною. У. Меня. Во гробе. Тихо. (Разглядывает свое колено.) Надо же, как разодрал. Первое задание, а я, того и гляди, гангрену подхвачу.
Н а т. Постой, постой. Мне нужно время. Я еще не готов.
Смерть. Сожалею. Но помочь не могу. И рад бы, да вот видишь ли – пробил твой час.
Н а т. Какой такой час? Я вон только что слил свою компанию с «Оригинальными Модистками».
Смерть. Подумаешь, разница – парой баксов больше, парой меньше.
Н а т. Тебе-то, конечно, без разницы. Тебе, небось, все расходы оплачивают.
Смерть. Так пойдем мы или не пойдем?
Н а т (внимательно вглядываясь в собеседника). Ты меня, конечно, извини, но я не верю, что ты – Смерть.
Смерть. Почему это? А ты кого хотел увидеть – Марлона Брандо?
Н а т. Дело не в этом.
Смерть. Прости, если разочаровал.
Н а т. Да ты не расстраивайся. Я не знаю, я всегда думал, что ты… ну… ростом повыше, что ли.
Смерть. Пять футов, семь дюймов. Средний рост для моего веса.
Н а т. И вообще ты немного смахиваешь на меня.
Смерть. На кого же мне еще смахивать? Я как-никак твоя смерть.
Н а т. Ты все-таки дай мне немного времени. Ну хоть один день.
Смерть. Не могу. Да ты и не ждал другого ответа.
Н а т. Один-единственный день. Двадцать четыре часа.
Смерть. На что он тебе? Вон по радио говорили – завтра дождь будет.
Н а т. Ну, может, все же договоримся как-нибудь?
Смерть. Например?
Н а т. В шахматишки сыграем, на время?
Смерть. Не могу.
Н а т. Я как-то видел в кино, ты играл в шахматы.
Смерть. Это не я, я в шахматы не играю. Разве что в кункен.
Н а т. Ты играешь в кункен?
Смерть. Я? А Париж – это город или озеро?
Н а т. И хорошо играешь, а?