— Ты, дядя Иван, меня не трожь, — тонкие ноздри подростка затрепетали, как у загнанной лошади. — У меня характер отцовский.
Иван Чугунный сплюнул:
— Глиста ты собачья! Хвастун несчастный.
— Я, дядя Иван, могу ножом тебя пырнуть за эти слова! — выкрикнул Стёпка и попятился от Чугунного.
— Что-о, ну-ко повтори, ножом, говоришь, пырнуть? Да я тебя, змеёныш, кулаком пришиблю, — вращая свирепо маленькими глазками, произнёс угрожающе Чугунный.
— Да я, дядя Иван, это в шутку сказал, — продолжая пятиться, заискивающе заговорил Стёпка. — Ты не обижайся, сам знаю, что супротив тяти я, как заяц перед волком. Не устоять против него.
— То-то! — Чугунный разжал кулак. — Язык-то придержи, а то другой раз вырву. Не взял бы тебя в тайгу, да грамотный человек мне нужен, — не оглядываясь больше на Стёпку, он зашагал по едва заметной тропе.
Молодой Зотников последовал за ним. Вечерние тени сгущались. На тайгу спускалась ночь. Нагретый за день воздух стал свежее, потянуло сыростью согры[32].
…Темир и ребята выбрали место для ночлега на пологом склоне одной из возвышенностей. Слезая с коня, охотник спросил:
— Не устали?
— Маленько, да и комарьё донимает, — ответил Янька и соскочил с седла.
— Ещё один переход — и завтра будем на Чуйке!
Вскоре на косогоре запылал костёр, освещая небольшую, окружённую со всех сторон лесом поляну. Недалеко от костра, положив голову на передние лапы, лежал Токшун, не спуская умных глаз с огня. Рядом с Темиром сидел Мойнок и умильно смотрел на кусок холодной баранины, которую охотник держал в руках.
— У нас комарья нет, а здесь их целые тучи, — с аппетитом жуя мясо, заметил Кирик.
— Здесь низина, хлябь да болота, а у нас сухо и высоко, поэтому и комаров мало, — ответил Темир и, допив чай, повесил котелок на сучок.
— Ну как, на отдых? — спросил он ребят. — Пора, пора, поездка нелёгкая, — и, усевшись поближе к огню, закурил. Ребята разговаривали вполголоса, делясь впечатлениями дня. Собрать гербарий им не удалось: не было времени для просушки растений и негде их было хранить. Зато, переезжая безымянную речушку, они увидели на берегу какую-то странную змею. Мойнок было кинулся на неё, но та, поднявшись, так угрожающе зашипела, что Мойнок, поджав хвост, кинулся в кусты. Рассмотреть змею как следует не удалось: она быстро скрылась в зарослях, но то, что увидели ребята, было для них странным. Змея имела на голове щитообразный нарост.
— Это щитомордник — редкая змея у нас на Алтае, — объяснил Темир. — Слышал я, что укус её опасен.
Ночь. Спят усталые люди, чутко дремлют собаки, тихо гаснет костёр. Ночное безмолвие тайги нарушает лишь лёгкий хруст валежника, по которому осторожно ступает лесной красавец лось. Неслышно кружатся летучие мыши, крадётся в высокой траве злобная росомаха, втягивая свежий, ночной воздух, пробирается среди зарослей дудника хозяин тайги — медведь. Токшун поднимается на ноги и тревожно поводит носом, чутко слушая ночные шорохи Ал-тайги.
Лёгкое рычание овчарки, повизгивание Мойнока заставляют людей проснуться.
— Где-то бродит медведь. Пойду, подгоню лошадей ближе к огню. А вы, ребята, подбросьте в костёр хвороста. — Темир, взяв ружье, исчезает в темноте.
…Отблески костра падают на сумрачные деревья, с ветвей которых свисают длинные бороды древних, как сама земля, седых лишайников. Но вот тишину ночи нарушил яростный рёв медведя. Недалеко от костра, закинув рога на спину, промчался стремительно лось. На поляну выбежала косуля. Оказавшись в полосе света, потопталась на месте и, сделав огромный прыжок, исчезла среди деревьев. Темир вскочил на ноги, щёлкнул затвором винтовки, пристально вглядываясь в темноту. Кирик и Янька сидят, прижавшись друг к другу. Лошади сбились у костра и тревожно поводят ушами.
Токшун, вздыбив шерсть, продолжает рычать. Мойнок раза два тявкнул и, виляя хвостом, побежал к хозяину. Прошло несколько томительных минут, и снова тихо в тайге. Люди спят. Дремлют Токшун с Мойноком, прислушиваясь к обманчивой тишине Ал-тайги. Только белка-летяга, бесшумно прыгая с ветки на ветку, возвращается к своему дуплу. Светает. От сырых ложбин и междугорий поднимаются влажные тяжёлые испарения. Над потухшим костром пролетела стая кедровок. На пенёк взобрался полосатый бурундук и деловито умыл мордочку лапками. С пышной вершины ели сорвалась небольшая стайка клестов и наполнила шумом молодой сосняк. Темир сходил к лошадям, поправил верёвочные путы на их ногах и начал разжигать костёр. Свернувшись калачиком, спали крепким сном Кирик и Янька. Охотник не стал их будить. Спустившись к ручью, зачерпнул воды в котелок. Когда чай был готов, разбудил ребят.
Солнце, выглянув из-за горы, залило поляну ярким светом и теплом. Отдохнув после тревожной ночи, хорошо попить чайку среди пышных цветов. Кони оседланы, вещевые мешки приторочены крепко — пора в путь. Оглянувшись ещё раз на поляну, как бы прощаясь с ней, всадники стали удаляться на северо-восток. В полдень достигли старого русла реки и, спешившись, оглядели местность. Кругом стояли заросли пихтача, ели, крупного осинника и берёзы. Среди высокой травы старое русло реки, покрытое галькой, казалось серым поясом, забытым на зелёной — скатерти разнотравья. Оглядев ещё раз лес и береговые кустарники, Темир вынул из кармана аккуратно сложенную записку умершего геолога и передал её Яньке.
— Читай.
— …Третий день питаюсь ягодами. Сил нет. Впереди болото пров… Кар… оказался нег…
— Это понятно. Читай, Яша, дальше.
— …Украл план зол… уч…
— Украл план золотоносного участка, — повторил Темир. — Дальше.
— …От Чуйки идти на полдень.
— Компас что показывает?
— Направление взято правильное, — ответил Янька.
— Так, хорошо, — довольный Темир ещё раз оглядел местность. — Дальше, Яша, что?
— …Старое русло… шагов белого бома… шурф… головёшки… остался один… Кар… ушёл…
Янька передал записку охотнику.
— С дороги мы не сбились, смотрите, вот старое русло, — показал он ребятам, — как понять «…шагов белого бома…», не знаю. Надо подумать. Мне кажется, нам нужно сначала разыскать белый бом. Скалу. Недалеко от неё должен находиться старый шурф, найти его можно по остаткам старого костра. Но где белая скала? Вниз или вверх по руслу? Непонятно. Придётся вам, ребята, подождать меня здесь. Я пойду сейчас вверх по старому руслу, потом вернусь и обследую нижний район. К вечеру всё закончу. На всякий случай оставлю вам Токшуна. Мойнока я возьму с собой.
Спрятав лошадей недалеко от берега в густых зарослях черёмух, Темир ушёл.
Был полдень. Яркое июльское солнце, казалось, неподвижно висело над тайгой, освещая елани[33], покрытые бледно — синими колокольчиками, фиалками разных оттенков, голубыми змееголовниками и бокалообразными горечавками. Воздух был насыщен тем особенным запахом, который можно слышать лишь в богатой цветами Черневой тайге.
Кирик с Янькой лежали на опушке береговых зарослей. Перед ними широко открывалось старое русло, уходившее кривой линией в глубь Ал-тайги. Прошло часа два, как ушёл Темир. Мысли ребят улетали к школе и своим друзьям.
— Борис, наверное, дома помогает матери по хозяйству, — вспомнив школьного друга, оказал Янька.
— Знаешь что, давай попросим Темира, чтобы он съездил с нами на Пыжу к Фросе. Она ведь звала нас к себе, — отозвался Кирик. — Это ведь не так далеко отсюда. Сначала мы поедем на Кебезень, потом спустимся к Ынырге, а там Пыжа рядом. Нагрянем врасплох! Согласен?
— Можно ехать и не ехать, — ответил Янька и, поймав овода, поднёс его к уху Кирика, — слышишь, как жужжит?
— Стой! — Кирик торопливо отвёл руку Яньки. — Слышишь?
Со стороны старого русла раздался выстрел, за ним — второй, третий.
— Темир стреляет! — ребята поспешно заползли в кусты и стали оттуда наблюдать.
Короткие сухие выстрелы приближались. Через несколько минут на старом русле показались два человека. Один из них, тяжёлый и нескладный, топал, как медведь, отстреливаясь на ходу от прячущегося за деревьями охотника. Второй, худой долговязый парень, делая большие зигзагообразные прыжки, мчался, как заяц.