— Тогда, ради бога, помогите Зелии выбраться из-под ледника. Я обязана торчать здесь неделями, что лишает меня массы удовольствий. Это, конечно, мужчина, да, кому она будет писать?

— Я бы не стал держать пари.

— Почему нет, ведь шансы равны. В любом случае, это должен быть мужчина. Любой девушке когда-нибудь становится нужен мужчина. Держу пари, что она нашла себе кого-то и он плохо обошелся с ней. Впервые в жизни она с головой бросилась в то, что сквозь ее розовые очки показалось ей настоящей любовью, а затем — бам — мерзавец обставил ее по всей форме. Они все такие, даже самые приятные, но у нее совсем не было опыта, который помог бы ей пережить удар. Правильно?

— Из вас выйдет первоклассная мачеха.

— Жена — вот все, что меня интересует. Я думала, что у меня получилось с Хайзенбахером, но у него появились отвратительные привычки, а когда я отучила его от них, он просто ушел в себя и занялся коллекционированием японской резьбы по слоновой кости, нецке и прочей ерунды. Я сдалась. Не хотите остаться на обед?

Я сказал, что, к сожалению, не могу, и мне потребовалось еще полчаса, чтобы, наконец, уйти. Меня доставили на катере, и на набережной меня уже поджидал мистер Наджиб Алакве, эсквайр.

Он зашагал рядом со мной, вручил мне ключи и сказал:

— О'кей, мистер Карвер, машина не та. Узнали что-нибудь у мисс Зелии?

— Нет. Но почему я должен держать вас в курсе?

— Три тысячи фунтов, мистер Карвер. Чертовски щедрое предложение. Джимбо телеграфировал мне его сегодня утром. Три тысячи фунтов, если вы сейчас перестанете работать на О'Дауду, или четыре тысячи, если вы продолжаете, находите машину и передаете ее нам, ничего в ней не трогая.

Я покачал головой.

Его глаза завращались в точности, как у его брата.

— Отказ серьезный, мистер Карвер?

— Совершенно верно.

Он глубоко и печально вздохнул и произнес:

— В таком случае, все, что я могу сказать, — что последствия для вас, мистер Карвер, могут быть...

— “С” как радикальная мера?

— Совершенно верно.

Я пообедал в ресторане отеля, затем поднялся к себе в номер, лег на кровать и уставился в потолок. Это был очень утомительный для созерцания потолок, без единой трещины или пятна, поэтому мне пришлось заняться чисто мыслительной работой. Что за люди, спрашивал я себя, могли нанять близнецов Алакве? О'Дауда никогда бы не нанял их кроме как для работы на территории Африки, где они не были бы столь вызывающе заметны, хотя у меня возникла мысль, что и на базаре в Аккре они выглядели бы так же странно. В Европе же они были похожи на парочку тропических птиц, случайно попавших в голубиную стаю. Вероятно, их хозяина или хозяев это не волновало. Братьям Алакве было нужно то, что спрятано в “Мерседесе”, и они знали, что О'Дауда знает, что это им нужно и — я был почти уверен — что О'Дауда знает, кто их хозяева.

Затем я подумал о Зелии. У меня в голове уже начала вырисовываться природа ее амнезии. Макс Анзермо, я надеялся, сможет заполнить пустующие места, если я когда-нибудь смогу его достать.

Около четырех зазвонил телефон. Это была Уилкинз с длинным, как моя рука, списком фирм, холдинговых компаний, дочерних компаний, контор, занимающихся размещением недвижимости, и различных агентств, которые все существовали под крышей “Атена Холдинга Лимитид”. Я знал, что основная масса информации была получена не в Сомерсет-Хаус, а от доброго горожанина, крепко поработавшего в пабах на Минсинг Лейн и Флит Стрит. Когда я закончил письменный прием перечня, Уилкинз спросила:

— Вас интересует что-нибудь конкретное?

— А что, должно интересовать?

— Принимая во внимание Джозефа Бовану и некоего джентльмена по имени Джимбо Алакве, который заходил сюда сегодня утром поболтать о вас, я подумала, что...

— Как вы с ним поболтали?

— Он сказал мне, что может достать мне электрическую печатную машинку с пятидесятипроцентной скидкой. Вы хотите, чтобы я поподробнее узнала о “Юнайтед Африка Энтерпрайсиз”?

Я сказал, что хочу. Эта компания была в списке, который она только что продиктовала.

Через полчаса мне позвонил Денфорд. Мистер О'Дауда, сказал он, хочет получить отчет о положении дел на настоящий момент и подробности моего визита к Зелии. Он полагает, что вы уже видели ее.

— Я ее видел и ничего не получил от нее.

— Ничего?

— Абсолютно ничего. Но я ухватил другую ниточку, которая, возможно, поможет мне.

— Мистер О'Дауда оценил бы более подробную информацию об этой новой ниточке. Вы понимаете?

— Конечно. Очень скоро я сообщу детали.

— Короче говоря, вы пока еще никуда не продвинулись?

— Я представил себе, как заморгали его холодные агатовые глаза.

— Да, я бы сказал, что это справедливое резюме. Но не волнуйтесь. Я не падаю духом. И жаждущее сердце летит все время впереди, на милю обгоняя шелест давно уставших шин.

— Прошу прощения.

— Это я так. Но вы можете сделать для меня кое-что полезное. Мне нужен полный список гостей, друзей и членов семьи, которые могли находиться в эвьенском шато мистера О'Дауды в последние две недели перед отъездом Зелии на красном “Мерседесе”. Могу я это получить?

На том конце провода пауза затянулась несколько дольше обычного, затем он сказал:

— Думаю, что да.

— Сейчас?

— Нет. Мне нужно навести кое-какие справки.

— Хорошо. Я позвоню завтра или послезавтра. Да, вы можете сообщить мистеру О'Дауде одну вещь. Некий мистер Джимбо Алакве — мой секретарь даст вам его адрес — предложил мне три тысячи фунтов, чтобы я оставил эту работу. Интересно?

— Вы, конечно, отказались.

— С большим трудом.

Около шести, когда я все еще лежал на кровати и думал о том, что надо принять душ и спуститься в бар выпить чего-нибудь, зазвонил телефон. Портье сообщил мне, что меня хочет видеть мисс Джулия Юнге-Браун.

Я встретил ее у двери. Она вошла с ослепительной теплой улыбкой и спадающей с одной руки норковой накидкой, распространяя вокруг себя приятный аромат “Жюли Мадам”. После несколько часового созерцания потолка мои глаза испытывали определенные трудности с фокусировкой. Она села в кресло, скрестила прекрасные, длинные ноги, одернула свое черное платье и сказала:

— Я никогда не видела мужчин с такими опухшими глазами. Пили в обед?

— Они всегда делаются такими, когда я сплю днем. Пару порций виски и все тут же вернется на место. Куда мы поедем ужинать?

— Никуда. Почему вы не оставите все это?

— Вы решили, что я — не в вашем вкусе?

— Это еще пока в процессе рассмотрения. Что вы узнали у Зелии?

— Зелия, — сказал я, — это женщина, которая требует понимания. Я мог бы кое-что узнать у нее, если бы мне удалось на достаточное время оторвать ее от мозаичной головоломки.

Она холодно посмотрела на меня, но в ее взгляде, мне показалось, было чуть-чуть больше тепла, чем во взгляде человека, еще не закончившего процесс рассмотрения. Она слегка тряхнула головой и из-под черной пряди мягких волос выглянул кораллово-розовый кусочек уха, который тут же стыдливо спрятался обратно словно морской анемон.

— Зелия, — сказала она, — провела почти весь сегодняшний день на кровати, вся в слезах. Я еще никогда ее такой не видела. Что, черт побери, вы ей сказали? — Последняя фраза прозвучала очень резко и жестко.

— Когда вы приехали?

— В обед. Что вы сделали с Зелией?

— Поездка на “Фейсл Веге” была приятной?

— Да. Не увиливайте. Если вы можете только причинять Зелии боль, то оставьте, черт возьми, ее в покое. Да, возможно, — она посмотрела на меня с выражением сердитой задумчивости, — вы мне очень не понравитесь.

— Жаль. Я бы предпочел обратное. И не заводитесь так по поводу Зелии. Между нами, она разбудила во мне Сэра Галахада, и я просто рвусь в бой. Мне нравятся большие, красивые девушки. Но мне не нравится, когда они заморожены. Они должны быть теплыми и полными жизни. Поэтому почему бы вам не замолчать и не отдать мне тот конверт, который вы вертите в руках.